Канон святому преподобному Феодору Санаксарскому (второй)
Припев: Преподо́бне о́тче Фео́доре, моли́ Бо́га о на́с.
Память: 04 марта (19 февраля ст. ст.); 04 мая (21 апреля ст. ст.)
Глас 1.
Пѣ́снь а҃.
І҆рмо́съ: Твоѧ̀ побѣди́тельнаѧ десни́ца, бг҃олѣ́пнѡ въ крѣ́пости просла́висѧ: та́ бо, безсме́ртне, ꙗ҆́кѡ всемогꙋ́щаѧ, проти̑вныѧ сотрѐ, і҆и҃льтѧнѡмъ пꙋ́ть глꙋбины̀ новосодѣ́лавшаѧ.
Твоѧ̀ ѡ҆свѧще́ннаѧ десни́ца, бг҃олѣ́пнѡ въ крѣ́пости просла́висѧ: та́ бо, преподо́бне, ꙗ҆́кѡ всемогꙋ́щаѧ, благослове́нїемъ и҆меносло́внымъ разрѣша́ла є҆́сть ѿ плѣ́на грѣхо́внагѡ стра́ждꙋщихъ.
Твоѧ̑ многотрꙋ̑днаѧ ра́мена, та́кожде крѣ́постїю бг҃оꙋго́дною просла́вишасѧ: се́ бо ѿ мла́дости твоеѧ̀ взе́мъ на ѻ҆́ныѧ кре́стъ сво́й, съ ни́мже и҆ послѣ́довалъ є҆сѝ за хрⷭ҇то́мъ безро́потнѡ.
Ѿ гдⷭ҇а милосе́рдагѡ стопы̑ твоѧ̑ ю҆́ныѧ сꙋ́ть и҆справлѧ́лисѧ: се́ бо, ꙗ҆́кѡ на крилꙋ̑ вѣ́трєню, ᲂу҆несо́ша тѧ̀ ѿ мїрскі́ѧ сꙋеты̀, дабы̀ на правотѣ̀ покаѧ́нїѧ ста́лъ є҆сѝ ты̀.
Бг҃оро́диченъ: Мт҃и бж҃їѧ, ты̀ и҆ рабѡ́мъ хрⷭ҇тѡ́вымъ, ꙗ҆ви́сѧ мт҃и: ꙗ҆́кѡ и҆́маши дерзнове́нїе ве́лїе за ро́дъ людскі́й гдⷭ҇а ᲂу҆молѧ́ти, ѿ всѧ́кїѧ нꙋ́жды и҆ печа́ли и҆збавлѧ́ти, наипа́че же ѿ поги́бели вѣ́чныѧ спаса́ти.
Пѣ́снь г҃.
І҆рмо́съ: Є҆ди́не вѣ́дый человѣ́ческагѡ сꙋщества̀ не́мощь, и҆ ми́лостивнѡ въ нѐ воѡбра́жьсѧ, препоѧ́ши мѧ̀ съ высоты̀ си́лою, є҆́же вопи́ти тебѣ̀, ст҃ы́й: ѡ҆дꙋшевле́нный хра́ме неизрече́нныѧ сла́вы твоеѧ̀, человѣколю́бче.
Въ пꙋсты́нѣ внꙋ́треннѣй се́рдца твоегѡ̀ сокрꙋше́ннагѡ позна́лъ є҆сѝ не́мощь сꙋщества̀ человѣ́ческагѡ, и҆ та́кѡ воззва́лъ є҆сѝ гдⷭ҇еви: препоѧ́ши мѧ̀ съ высоты̀ си́лою, во є҆́же ѡ҆ грѣсѣ́хъ ю҆́ности моеѧ̀ проси́ти проще́нїѧ: поми́лꙋй мѧ̀, бж҃е, вопи́ти тѝ.
Въ лесꙋ̀ дѣ́вственнѣмъ скве́рнꙋ дꙋшѝ своеѧ̀ ѡ҆мыва́лъ є҆сѝ сле́зъ пото́ками, и҆́миже ѻ҆́чи твоѝ ѿ тлѣтво́рнагѡ зрѣ́нїѧ ѡ҆чища́лъ є҆сѝ, є҆ще́ же и҆ вѣ̑жди твоѧ̑ ᲂу҆де́рживалъ є҆сѝ ѿ нощна́гѡ сна̀ и҆ дрема́нїѧ де́ннагѡ, ᲂу҆стна́ма же и҆ ѧ҆зы́комъ ѿ полноты̀ се́рдца немо́лчнѡ взыва́лъ є҆сѝ: і҆и҃се сладча́йшїй, къ рабꙋ̀ своемꙋ̀ прїидѝ.
Про́мысломъ бж҃е́ственнымъ а҆пⷭ҇ла первоверхо́внаго превзоше́лъ є҆сѝ, преподо́бне, ꙗ҆́кѡ не то́чїю въ ста́рости твое́й, но и҆ во дни̑ ю҆́ности твоеѧ̀, ѡ҆бѣтова́нїе хрⷭ҇то́во, петрꙋ̀ да́нное, на тебѣ̀ и҆спо́лнисѧ: и҆ сѐ возложи́ша рꙋ́ки на тѧ̀, и҆ а҆́може не хотѧ́ше ведо́ша тѧ̀, и҆ та́кѡ и҆з̾ пꙋсты́ни твоеѧ̀ на сꙋ́дъ ца́рскїй тѧ̀ предста́виша.
Бг҃оро́диченъ: Вы́нꙋ спаса́еши, дв҃о пречⷭ҇таѧ, всѣ́хъ просѧ́щихъ твоеѧ̀ ми́лости. Доны́нѣ не и҆́мамы ра́звѣ тебє̀ и҆ны́ѧ по́мощи, наде́жды и҆ны́ѧ не и҆́мамы. Никто́же бо то́щь ѿы́де ѿ тебє̀, бцⷣе, николи́же посра́мленъ бы́сть, и҆з̾ молѧ́щихсѧ тебѣ̀ съ вѣ́рою.
Сѣда́ленъ, гла́съ г҃:
Хрⷭ҇то́вою любо́вїю разгоре́сѧ се́рдце твоѐ, преподо́бне ѳео́дѡре, ѿ полноты́ же є҆гѡ̀ возглаго́лалъ є҆сѝ и҆ ᲂу҆сты̀, дх҃омъ ст҃ы́мъ наставлѧ́лъ є҆сѝ вопроша́ющихъ ѡ҆ спасе́нїи дꙋшѝ, стезе́ю пра́вою ᲂу҆че́нїѧ ст҃ы́хъ ѻ҆тє́цъ ше́ствовати, благопокорѧ́тисѧ ста́рцємъ богомꙋ̑дрымъ ᲂу҆вѣщава́лъ є҆сѝ, ѿложи́тисѧ дѣ́лъ сꙋ́етныхъ и҆ по́мыслѡвъ ло́жныхъ назида́лъ є҆сѝ, смиренномꙋ́дреннѣ спаса́тисѧ ѡ҆ гдⷭ҇ѣ благословлѧ́лъ є҆сѝ, и҆ та́кѡ подо́бно свѣти́льникꙋ, во тьмѣ̀ невѣ́дѣнїѧ сѣдѧ́щымъ свѣтѧ́щемꙋ, просїѧ́лъ є҆сѝ. Тѣ́мже моли́сѧ за ны̀ къ цр҃ю̀ нбⷭ҇номꙋ, да просвѣти́мсѧ и҆ мы̀ є҆гѡ̀ благода́тїю.
Сла́ва, и҆ ны́нѣ, бг҃оро́диченъ: Мт҃и бж҃їѧ, застꙋ́пничество твоѐ всеспаси́тельное мі́рꙋ до́льнемꙋ съ небесѐ ꙗ҆влѧ́ющаѧ, не ѡ҆ста́ви на́съ, во грѣсѣ́хъ погиба́ющихъ, не ѿврати́сѧ ѿ на́съ, гдⷭ҇а милосе́рднаго прогнѣвлѧ́ющихъ, є҆го́же молѝ и҆зба́витисѧ на́мъ всѧ́кагѡ недоꙋмѣ́нїѧ и҆ и҆збѣ́гнꙋти дꙋшепа́гꙋбнагѡ заблꙋжде́нїѧ, и҆спросѝ на́мъ ᲂу҆миле́нїе серде́чное и҆ ѡ҆ грѣсѣ́хъ сокрꙋше́нїе, ꙗ҆́кѡ предста́тельница на́ша крѣ́пкаѧ и҆ помо́щница ско́раѧ.
Пѣ́снь д҃.
І҆рмо́съ: Го́рꙋ тѧ̀ бл҃года́тїю бж҃їею прїѡсѣне́ннꙋю, прозорли́выма а҆ввакꙋ́мъ, ᲂу҆смотри́въ ѻ҆чи́ма, и҆з̾ тебє̀ и҆зы́ти і҆и҃левꙋ провозглаша́ше ст҃о́мꙋ во сп҃се́нїе на́ше и҆ ѡ҆бновле́нїе.
Ꙗ҆́кѡ на горѣ̀ и҆скꙋше́нїѧ смире́ннѡ предста́лъ є҆сѝ, предъ цари́цею всеси́льною, съ не́ю же до́блественнѡ стѧза́лсѧ є҆сѝ ѡ҆ бꙋ́дꙋщемъ свое́мъ житїѝ. И҆ вѣ́рою и҆́скреннею приклони́лъ є҆сѝ се́рдце є҆ѧ̀ на покаѧ́нїе ѿпꙋсти́ти тѧ̀.
Поще́нїемъ стро́гимъ пло́ть твою̀ дꙋ́хови покорѧ́лъ є҆сѝ, сегѡ̀ ра́ди ᲂу҆тро́ба твоѧ̀ хребтꙋ̀ твоемꙋ̀ прильпѐ, кѡлѣ́на и҆знемого́ста и҆ и҆змѣни́сѧ лицѐ твоѐ. И҆ та́кѡ внѣ́шнїй тво́й человѣ́къ ᲂу҆́мре, а҆ внꙋ́треннїй ѡ҆живѐ и҆ гдⷭ҇еви воззва̀: сла́ва тебѣ̀!
Са́мꙋю дꙋ́шꙋ свою̀ за бли̑жнїѧ твоѧ̑ положи́ти потща́лсѧ є҆сѝ, сло́вꙋ хрⷭ҇то́вꙋ слѣ́дꙋѧ, любо́вїю бо є҆гѡ̀ дыша́ти ста́ша пе́рси твоѧ̑ и҆ се́рдце твоѐ цѣломꙋ́дренное воспламени́лосѧ є҆́сть любо́вїю къ лю́демъ стра́ждꙋщымъ.
Бг҃оро́диченъ: Приснодв҃о пречⷭ҇таѧ, бцⷣе є҆ди́наѧ, молѝ ро́ждшагосѧ и҆з̾ тебє̀ мі́ра спаси́телѧ, цѣломꙋ́дрїѧ ᲂу҆чи́телѧ и҆ всемо́щнаго покрови́телѧ, да ѡ҆чи́ститъ растлѣ̑нныѧ лю́ди и҆ сподо́битъ всѣ́хъ соверше́нныѧ любвѐ.
Пѣ́снь є҃.
І҆рмо́съ: Просвѣти́вый сїѧ́нїемъ прише́ствїѧ твоегѡ̀, хрⷭ҇тѐ, и҆ ѡ҆свѣти́вый крⷭ҇то́мъ твои́мъ мі́ра концы̀, сердца̀ просвѣтѝ свѣ́томъ твоегѡ̀ бг҃оразꙋ́мїѧ, правосла́внѡ пою́щихъ тѧ̀.
Непре́станнѡ моли́лсѧ є҆сѝ сп҃си́телю на́шемꙋ, крⷭ҇то́мъ свои́мъ мі́ра концы̀ ѡ҆свѣти́вшемꙋ и҆ бг҃оразꙋ́мїемъ просвѣща́ющемꙋ лю́ди своѧ̑, є҆ще́ же и҆ свѣ́та нетва́рнагѡ ᲂу҆́мнагѡ видѣ́нїѧ вы́нꙋ и҆ска́лъ є҆сѝ. Сегѡ̀ ра́ди воззрѣ́лъ є҆́сть на тѧ̀ хрⷭ҇то́съ и҆ ѡ҆свѧти́лъ є҆́сть тѧ̀ свѣ́томъ и҆́стины.
И҆з̾ пото́ка златострꙋ́йнагѡ бж҃е́ственныѧ премꙋ́дрости че́рпалъ є҆сѝ живо́й воды̀, є҆́юже жа́ждꙋ дꙋхо́внꙋю вопроша́ющымъ тѧ̀ ѡ҆ гдⷭ҇ѣ ᲂу҆толѧ́лъ є҆сѝ, и҆ та́кѡ досто́йнымъ ᲂу҆ченико́мъ златоꙋ́стовымъ и҆ богосло́вомъ и҆́стиннымъ ꙗ҆ви́лсѧ є҆сѝ.
Смиренномꙋ́дрїе спаси́тельное и҆з̾ ла́ѵры столи́чныѧ въ пꙋсты́ню да́льнюю тѧ̀ и҆зведѐ, въ не́й же многоподви́жнически жи́тельствовавъ, дꙋ́хомъ свои́мъ весели́лсѧ є҆сѝ и҆ со́вѣстїю поко́илсѧ. И҆ та́кѡ ѿ си́лы послꙋ́шничества въ си́лꙋ ста́рчества возше́лъ є҆сѝ.
Бг҃оро́диченъ: Ѻ҆би́тель твоѧ̀, бцⷣе, санаѯа́рскаѧ, и҆з̾ запꙋсте́нїѧ и҆ забве́нїѧ кра́йнѧгѡ ѳео́дѡра преподо́бнагѡ смотре́нїемъ и҆ ча́дъ є҆гѡ̀ многочи́сленныхъ и҆ждиве́нїемъ, промысли́тельнѡ вознесе́сѧ на свѣ́щницꙋ церко́внꙋю, ꙗ҆́кѡ свѣти́льникъ, возжже́нный во сла́вꙋ ржⷭ҇тва̀ твоегѡ̀.
Пѣ́снь ѕ҃.
І҆рмо́съ: Ѡ҆бы́де на́съ послѣ́днѧѧ бе́здна, нѣ́сть и҆збавлѧ́ѧй, вмѣни́хомсѧ, ꙗ҆́кѡ ѻ҆́вцы заколе́нїѧ, сп҃сѝ лю́ди твоѧ̑, бж҃е на́шъ: ты́ бо крѣ́пость немощствꙋ́ющихъ и҆ и҆справле́нїе.
Теча́хꙋ къ тебѣ̀, блаже́нне ѳео́дѡре, ѿ всѣ́хъ концє́въ землѝ рꙋ́сскїѧ лю́дїе. Се́ бо ѡ҆брѣто́ша себѣ̀ ѻ҆тца̀ бг҃омꙋ́драго, дꙋ́хъ ми́ренъ стѧжа́вшаго, немощствꙋ́ющихъ ᲂу҆крѣплѧ́ющаго, заблꙋ́ждшихъ же и҆справлѧ́ющаго.
Сподо́билсѧ є҆сѝ, преподо́бне, ста́ти строи́телемъ пꙋсты́нныѧ ѻ҆би́тели дв҃ы пречⷭ҇тыѧ, є҆ѧ́же ржⷭ҇тво̀ ѿ непло́дныѧ, и҆ ѻ҆́браза влади́мїрскагѡ срѣ́тенїе, и҆ ю҆́жика є҆ѧ̀ вели́кагѡ главы̀ ᲂу҆сѣкнове́нїе благолѣ́пными хра́мами почти́лъ є҆сѝ.
Ꙗ҆́кѡ пчела̀ бг҃омꙋ́драѧ рабо́талъ є҆сѝ, ѳео́дѡре, по всѧ̑ дни̑ живота̀ твоегѡ̀ на бла́го бли́жнѧгѡ, и҆ та́кѡ ще́дрѣ некта́ръ благода́тный, съ цвѣтѡ́въ ра́йскихъ ᲂу҆че́нїѧ ѻ҆тцє́въ ст҃ы́хъ собра́нный, ᲂу҆стна́ма твои́ма медото́чилъ є҆сѝ.
Бг҃оро́диченъ: Да́же доны́нѣ не и҆ссѧка́етъ ѻ҆би́тель твоѧ̀, бцⷣе, твое́ю вы́шнею ми́лостїю, поне́же тобо́ю пꙋтево́дствꙋетсѧ, тебѐ сла́витъ, тебѣ̀ же моли́твеннѡ пое́тъ хвалꙋ̀: сп҃сѝ лю́ди твоѧ̑, приснодѣ́вственнаѧ, ты́ бо крѣ́пость немощствꙋ́ющихъ и҆ и҆справле́нїе.
Конда́къ, гла́съ в҃:
Мі́ра сꙋетꙋ̀ и҆ всѧ̑ ꙗ҆̀же въ не́мъ тлѣ̑ннаѧ ѡ҆ста́вивъ, преподо́бне, въ санаѯа́рскꙋю ѻ҆би́тель всели́лсѧ є҆сѝ, и҆дѣ́же а҆́гг҃льски пожи́въ, мнѡ́гимъ пꙋ́ть бы́лъ є҆сѝ ко спасе́нїю, сегѡ̀ ра́ди и҆ хрⷭ҇то́съ тебѐ да́ромъ разсꙋжде́нїѧ и҆ ᲂу҆чи́тельства ѡ҆богатѝ, тѣ́мже и҆ мы̀ вопїе́мъ тѝ: спаса́й ны̀, ѳео́дѡре, ст҃ы́ми твои́ми моли́твами.
І҆́косъ:
Па́мѧть сме́ртнꙋю ѡ҆брѣ́тъ, ꙗ҆́кѡ жемчꙋ́жинꙋ многоцѣ́ннꙋю, ѡ҆ста́вилъ є҆сѝ и҆мѣ́нїе своѐ ве́лїе. Многоподви́жническое проводи́лъ є҆сѝ и҆ многоско́рбное житїѐ, гонє́нїѧ ѿ мїролю́бцєвъ терпѣ́въ и҆ ᲂу҆корє́нїѧ. Во ѻ҆би́тели же санаѯа́рстѣй водвори́лсѧ є҆сѝ, ꙗ҆́кѡ на водѣ̀ ᲂу҆покое́нїѧ. И҆дѣ́же є҆диномы́слєнныѧ себѣ̀ собра́въ ᲂу҆ченикѝ, благоꙋспѣ́шнѡ рꙋково́дствовалъ є҆сѝ и҆̀хъ, спаса́ѧ во хрⷭ҇тѣ̀, и҆ въ црⷭ҇твїе нбⷭ҇ное къ престо́лꙋ бж҃їю приводѧ̀, ꙗ҆́коже младе́нцы неѕлѡ́бивыѧ, и҆ ꙗ҆́кѡ зла́то въ горни́лѣ ѡ҆чи́щєнныѧ, и҆ ꙗ҆́коже волна̀ ᲂу҆бѣлє́нныѧ. Тѣ́мже ѻ҆би́тель твоѧ̀ честна́ѧ, ст҃ы́ми моща́ми твои́ми ны́нѣ свѣ́тлѡ красꙋ́ющисѧ, сликовствꙋ́ющи съ мона́хѡвъ мно́жествомъ, велегла́снѡ пое́тъ тѝ: ра́дꙋйсѧ, ѻ҆́ч҃е на́шъ преподо́бне и҆ ста́рче ѳео́дѡре.
Пѣ́снь з҃.
І҆рмо́съ: Тебѐ ᲂу҆́мнꙋю, бцⷣе, пе́щь, разсмотрѧ́емъ вѣ́рнїи: ꙗ҆́кѡ же бо ѻ҆́троки сп҃сѐ трѝ превозноси́мый, мі́ръ ѡ҆бновѝ во чре́вѣ твое́мъ всецѣ́лъ, хва́льный ѻ҆тцє́въ бг҃ъ, и҆ препросла́вленъ.
Бж҃їимъ произволе́нїемъ и҆з̾ забве́нїѧ возроди́лъ є҆сѝ въ землѝ рѡссі́йстѣй ста́рчество благода́тное, и҆ мнѡ́гаѧ ѕлострада̑нїѧ претерпѣ́лъ є҆сѝ ѿ невѣ́дꙋщихъ сегѡ̀ благослове́ннагѡ и҆ всѣ́ми ѻ҆тца́ми ст҃ы́ми и҆спы́таннагѡ ца́рскагѡ пꙋтѝ спасе́нїѧ.
Плоды̀ дѡ́брыѧ спаси́тельнагѡ послꙋ́шанїѧ ѻ҆тцꙋ̀ своемꙋ̀ благода́тномꙋ стѧжева́ли сꙋ́ть ᲂу҆ченицы̀ и҆ ᲂу҆чени́цы твоѝ и҆́скреннїи, свѧ́тѡ и҆ цѣломꙋ́дреннѡ живꙋ́щїи, смиренномꙋ́дрїемъ свои́мъ и҆ мꙋ́жественнымъ скорбе́й терпѣ́нїемъ тебѣ̀ подража́ющїи.
Са́мъ, семе́йныхъ ᲂу҆́зъ чꙋ́ждый, не гнꙋша́лсѧ є҆сѝ, ѳео́дѡре бг҃омꙋ́дре, хрⷭ҇та̀ ра́ди ѻ҆те́чески рꙋково́дствовати притека́ющихъ къ тебѣ̀ въ печа́лехъ свои́хъ ᲂу҆бо́гихъ и҆ бога́тыхъ мꙋже́й съ жена́ми и҆ ча́дами, и҆́хже недꙋ́ги дꙋшє́вныѧ и҆ тѣлє́сныѧ дꙋхо́внѡ врачева́лъ є҆сѝ.
Бг҃оро́диченъ: Мт҃и бж҃їѧ влⷣчице нбⷭ҇наѧ, лю́демъ стра́ждꙋщымъ покро́ве благода́тный, скоропослꙋ́шнице, цѣли́тельнице и҆ блага́ѧ врата́рнице, моли́сѧ ко хрⷭ҇тꙋ̀ за ны̀, недостѡ́йныѧ, да поми́лꙋетъ рабы̀ своѧ̑ безѿвѣ̑тныѧ.
Пѣ́снь и҃.
І҆рмо́съ: Въ пещѝ ѻ҆́троцы і҆и҃лєвы, ꙗ҆́коже въ горни́лѣ добро́тою бл҃гоче́стїѧ чистѣ́е зла́та блеща́хꙋсѧ, глаго́люще: бл҃гослови́те всѧ̑ дѣла̀ гдⷭ҇нѧ гдⷭ҇а, по́йте и҆ превозноси́те во всѧ̑ вѣ́ки.
Дꙋховни́чество соверше́нное, во хрⷭ҇та̀ ѡ҆блече́нное, пресла́внѡ ꙗ҆ви́лъ є҆сѝ, похвало̀ ста́рчествꙋ и҆́стинномꙋ, ѻ҆́ч҃е санаѯа́рскїй и҆ чꙋдотво́рче. На тебѣ́ бо си́лꙋ свою̀ неизрече́ннꙋю гдⷭ҇ь ꙗ҆вѝ, преди́внѡ соверша́ющꙋюсѧ въ человѣ́честѣй не́мощи.
Дꙋшепопечи́тельствомъ па́стырскимъ, не щадѧ̀ живота̀ своегѡ̀ и҆ волкѡ́въ мы́сленныхъ не бѣ́гаѧ, бг҃оꙋго́днѡ подвиза́лсѧ є҆сѝ и҆ та́кѡ ѡ҆ спасе́нїи ста́да слове́снагѡ, смотре́нїю твоемꙋ̀ ввѣ́реннагѡ, досто́йнѡ трꙋди́лсѧ є҆сѝ.
Въ наго́рнѣй про́повѣди хрⷭ҇то́вѣ подо́бнїи тебѣ̀, ѳео́дѡре преподо́бне, ѡ҆ гдⷭ҇ѣ дѣ́латели сꙋ́ть ᲂу҆блажа́лисѧ и҆ ми́лѡсти неизглагѡ́ланныѧ нелѣ́ностнѡ потрꙋди́вшымсѧ нело́жнѡ ѡ҆бѣтова́лисѧ.
Бг҃оро́диченъ: Вы́нꙋ ѿ клеветы̀ и҆збавлѧ́еши, приснодв҃о и҆́стиннаѧ, рабы̑ твоѧ̑ и҆́скрєннїѧ. И҆̀хже хода́тайствомъ свои́мъ всемо́щнымъ ко гдⷭ҇ꙋ ѿ ра́бства грѣхо́внагѡ свобожда́еши и҆ просвѣща́еши ѻ҆чеса̀ и҆́хъ дꙋхѡ́вныѧ и҆ сердца̀ мы́слєнныѧ.
Пѣ́снь ѳ҃.
І҆рмо́съ: Ѡ҆́бразъ чⷭ҇тагѡ ржⷭ҇тва̀ твоегѡ̀, ѻ҆гнепали́маѧ кꙋпина̀ показа̀ неѡпа́льнаѧ: и҆ ны́нѣ на на́съ напа́стей свирѣ́пѣющꙋю ᲂу҆гаси́ти, мо́лимсѧ пе́щь, да тѧ̀, бцⷣе, непреста́ннѡ велича́емъ.
Съ кро́тостїю терпѣ́лъ є҆сѝ, преподо́бне ѳео́дѡре: ѿ ды́ма пе́щнагѡ ᲂу҆горе́нїе, ѿ мра́за стꙋжа́нїе, ѿ гла́да и҆ жа́жды томле́нїе и҆ без̾исхо́дное темни́чное заточе́нїе. По вре́мени же ᲂу҆тѣ́шенъ бы́сть гдⷭ҇омъ и҆ и҆зба́вленъ бы́сть лю́тыхъ си́хъ.
Безпоро́чнагѡ ра́ди предъ гдⷭ҇омъ хожде́нїѧ твоегѡ̀ и҆ па́стырства ре́вностнагѡ до гро́ба терпѣ́лъ є҆сѝ ѕлосло́вїе и҆ клеветꙋ̀, и҆̀хже во мно́жествѣ воздвиза́ша на тѧ̀ лю́тїи де́мони и҆ лю́дїе ѕлочести́вїи, не терпѧ́щїи слꙋже́нїѧ твоегѡ̀ бг҃ꙋ є҆ди́номꙋ.
Мно́гажды ꙗ҆влѧ́лъ є҆́сть мздовоздаѧ́тель пра́ведный посме́ртнꙋю сла́вꙋ твою̀, ѳео́дѡре, и҆ благолѣ́пнꙋю ѻ҆би́тель небе́снꙋю дарова́лъ є҆́сть тебѣ̀ со ᲂу҆ченики̑. Ѿню́дꙋже по́мощїю свое́ю моли́твенною по́мнѧщымъ тѧ̀ и҆ ѡ҆ гдⷭ҇ѣ лю́бѧщымъ не закоснѝ.
Бг҃оро́диченъ: Прест҃а́ѧ бцⷣе, ᲂу҆блажа́ютъ тѧ̀, пречⷭ҇таѧ, восхвалѧ́ютъ, приснодв҃ственнаѧ, почита́ютъ, пребл҃гослове́ннаѧ, всѝ ро́ди трⷪ҇цѣ ст҃ѣ́й вѣ́рныхъ безчи́сленнїи, и҆̀хже спаса́ла є҆сѝ и҆ вы́нꙋ спаса́еши. Не пре́зри и҆ на́съ, немощны́хъ, подъ кро́въ ѻ҆би́телей твои́хъ прибѣга́ющихъ.
Свѣти́ленъ:
По́двигомъ ста́рчества подвиза́всѧ, просїѧ́лъ є҆сѝ въ землѝ рѡссі́йстѣй, ꙗ҆́кѡ свѣти́льникъ бж҃е́ственныѧ благода́ти, возжже́нный въ пꙋ́стыни санаѯа́рстѣй, и҆дѣ́же, ѡ҆свѧще́нный ѳео́дѡре, до́брѣ пасе́ши мона́хѡвъ мно́жество и҆ всю̀ ꙗ҆́же ѡ҆ хрⷭ҇тѣ̀ па́ствꙋ.
Свѣ́томъ трисїѧ́ннагѡ бж҃ества̀ ѡ҆сїѧ́нъ бы́сть, богомꙋ́дре ѻ҆́ч҃е на́шъ ѳео́дѡре, и҆ ѻ҆гне́мъ любвѐ бж҃е́ственныѧ бы́сть ѡ҆пале́нъ, и҆́миже грѣхо́вный мра́къ разсѣва́етсѧ и҆ потреблѧ́етсѧ тимѣ́нїе ѕлы́хъ дѣ́лъ.
Сла́ва, и҆ ны́нѣ, бг҃оро́диченъ: Дв҃о прест҃а́ѧ, сн҃а бж҃їѧ, є҆диноро́днаго пло́тїю ро́ждшаѧ, и҆́же ѿ ѻ҆ц҃а̀ рожде́ннаго пре́жде всѣ́хъ вѣ̑къ; на́шегѡ ра́ди спасе́нїѧ съ нб҃съ сше́дшаго и҆ воплоти́вшагосѧ на́съ ра́ди человѣ̑къ. Є҆го́же молѝ, приснодв҃о, дх҃а ст҃а́гѡ благода́тїю ѡ҆сїѧ́ти ѻ҆би́тель сїю̀, и҆збра́нникомъ твои́мъ санаѯа́рскимъ, ѻ҆тце́мъ на́шимъ преподо́бнымъ ѳео́дѡромъ посвѧще́ннꙋю всесла́вномꙋ ржⷭ҇твꙋ̀ твоемꙋ̀.
Краткое житие преподобного Феодора Санаксарского
Преподобный Феодор Санаксарский (в миру дворянин Иван Игнатьевич Ушаков) родился в 1718 году в сельце Бурнаково Романовского уезда Ярославской провинции. Родители определили юношу на воинскую службу в гвардейский Преображенский полк в Санкт-Петербурге, где вскоре он был произведен в сержанты. Во время обычного шумного собрания гвардейцев, в самый разгар веселья, один из юношей внезапно упал замертво. Увидев умершего без покаяния товарища, Иоанн осознал непрочность мирского счастья. После этого, будучи двадцати лет отроду, Иван Ушаков оставил блестящую столичную жизнь гвардейского офицера и избрал стезю отшельника. Более трех лет он в одиночестве подвизался в лесной чаще на берегах Двины, а затем в Площанской пустыни Орловской губернии, в отдаленной лесной келлии. Как не имеющий паспорта, Иоанн был взят сыскной командой и доставлен в Санкт-Петербург. Шесть лет тяжких испытаний, лишений и скорбей изменили его неузнаваемо. Он был сух и бледен лицом, одет во власяницу, подпоясан простым ремнем. Но особенно поражала всех лежащая на нем печать глубокого смирения. «Не вменяю тебе побега в проступок и жалую прежним чином», – сказала императрица Елизавета Петровна. На это он ответил смиренной просьбой – дать умереть монахом. После трехлетнего послушнического искуса в Александро-Невской Лавре 13 августа 1748 года тридцатилетний Иоанн Ушаков был пострижен в монахи с именем Феодор.
Преподобный всегда желал подвизаться в Саровской обители и в 1757 году выехал из Санкт-Петербурга. С ним выехали некоторые ученики и ученицы. Старец поместил учениц в Арзамасском девичьем Никольском монастыре, а сам с учениками поселился в Саровской пустыни. Вскоре ученицы преподобного переведены были в Алексеевскую общину, где жили в строгом следовании уставу, данному старцем.
Прожив в Саровской пустыни два года, отец Феодор возымел намерение возобновить обедневшую Санаксарскую обитель, находящуюся в трех верстах от уездного города Темникова, на левом берегу реки Мокши. К приезду отца Феодора единственная церковь обители была ветха и бедна, деревянные келлии и ограда почти развалились, кровли сгнили. В строительстве отцу Феодору помогали средствами благотворители, почитавшие его за добродетельную жизнь в Александро-Невской Лавре. Преосвященный Пахомий, епископ Тамбовский, призвал к себе преподобного и умолял его быть в Санаксаре настоятелем, приняв священство. Старец по смирению отказывался от хиротонии, но, убежденный епископом, 13 декабря 1762 года был рукоположен в иеромонаха. Настоятелем преподобный Феодор был твердым и строгим. На богослужения посвящалось в сутки часов девять, а в воскресные и полиелейные дни – десять и более того; при всенощном бдении до двенадцати. В церкви он требовал раздельного неспешного чтения. Старец завел в обители личное руководительство братии и полное откровение помыслов. Днем или ночью всякий мог идти к настоятелю. При выходе от старца чувствовалась на душе свобода и тишина.
Пища в обители была самая грубая. На монастырские послушания выходили все, во главе с настоятелем. Избегая поводов тщеславия, он не постился более, чем было установлено, и на братской трапезе питался наравне со всеми, беря всего понемногу.
Когда были вырыты рвы в основании каменной двухэтажной церкви, во время молебна прилетел рой пчел и сел на горнем месте будущего алтаря, прообразуя обильную благодать в обители и множество монахов в ней. С тех пор от прилетевшего роя в обители повелись пчелы.
Но старца вновь ждало тяжелое испытание. По ложному доносу темниковского воеводы Неелова старец в 1774 году был сослан в Соловецкий монастырь. Для допросов отец Феодор был вызван в Воронеж, а оттуда заехал в Задонский монастырь к пребывающему там на покое святителю Тихону. Он принял отца Феодора с великой любовью; три дня продолжалась между ними духовная беседа. При отъезде святитель Тихон провожал отца Феодора через весь монастырь, низко кланяясь напоследок. В Соловецком монастыре старец прожил девять лет в строгом заключении, нуждаясь в самом необходимом и испытывая страдания от холода и сильного угара. Не раз его едва живого выносили из келлии и оттирали снегом. Но и в месте заключения братия Санаксарской обители и сестры Алексеевской общины не оставляли своего любимого наставника, оказывая материальную поддержку и испрашивая его молитв.
Наконец по ходатайству митрополита Санкт-Петербургского Гавриила и высочайшему повелению Екатерины II отец Феодор получил полную свободу и возвратился в Санаксарскую обитель. В любимой обители старец продолжал усердно работать Господу. После непродолжительной болезни отец Феодор скончался в ночь на 19 февраля 1791 г. Тело его, хотя и лежавшее в теплой келлии до погребения, не издавало запаха тления. На могиле преподобного была положена аспидного камня плита с надписью: «Здесь погребен 73-летний старец иеромонах Феодор, по фамилии Ушаков, возобновитель Санаксарского монастыря, который пострижен в Александро-Невской Лавре, продолжал монашеское житие 45 лет; со всеми видами истинного христианина и доброго монаха 19 февраля 1791 года скончался».
Племянник преподобного Феодора Санаксарского – блестящий флотоводец адмирал Федор Ушаков, выйдя в отставку, также жил возле Санаксарского монастыря, скончался в 1817 году и был похоронен возле своего дяди. Вместе со своим преподобным сродником он прославлен в лике святых Русской Православной Церкви.
Память преподобного Феодора Санаксарского празднуется в день его кончины – 19 февраля (по старому стилю; 4 марта, а в високосный год 3 марта – по новому стилю), а также в день обретения его многоцелебных мощей – 21 апреля (4 мая н. ст.).
Полное житие преподобного Феодора Санаксарского
Преподобный отец наш Феодор Санаксарский родился в 1719 году близ села Романова Ярославской губернии в родовом имении благочестивых дворян Игнатия и Ирины Ушаковых и при Святом Крещении был наречен Иоанном. Возраставшего в родительском доме отрока от юности напитывали благочестием, усердно научая его Закону Божиему и добродетельной жизни. Когда Иоанну было четыре года, у него умерла мать. Вскоре отец женился второй раз. Его новая супруга Параскева и воспитала отрока Иоанна в вере и благочестии.
Когда Иоанн достиг совершеннолетия, его родители, как люди состоятельные, определили юношу на воинскую службу в гвардейский Преображенский полк в Санкт-Петербурге, где за особое усердие Иоанна вскоре произвели в сержанты.
Живя в столице, в довольстве, среди веселых и беспечных товарищей, среди раздольного быта и увеселений, обычных тогда в столице и гвардии, молодой Иоанн Ушаков легко мог бы со временем потерять свои природные благочестивые наклонности, ибо, по слову апостола, «худые сообщества развращают добрые нравы» (1Кор.15:33). Но человеколюбивый Господь, не хотящий смерти грешника, но ожидающий обращения его и «еже живу быти ему» (Иез.18:23), не оставил юношу окончательно уклониться от благого пути правды Божией и погибнуть в развращении, но сподобил его прийти к покаянию следующим образом.
Во время обычного шумного собрания гвардейцев-товарищей Иоанна, в самый разгар веселья, один из юношей, бывший до того совершенно здоров и весел, внезапно упал замертво. Увидев умершего без покаяния товарища, Иоанн, словно очнувшись от обаяния мирских соблазнов, внезапно осознал всю непрочность того, что люди называют счастием. Тотчас же решился юноша оставить все: воинский чин, друзей, родителей и всю красоту этого мира, и тайно бежать в пустыню, желая стяжать звание воина Царя Небесного, наследовать гражданство Небесного Иерусалима, «вчиниться в лице другов Христовых» среди истинной красоты Царствия Божиего. Жаждущая сугубого подвига юная душа укрепилась тогда словами преподобного Иоанна Лествичника: «Изыдите от среды их и отлучитеся и нечистоте мира не прикасайтеся, глаголет Господь. Кто бо когда у них сотвори чудеса? Кто мертвыя возстави? Кто изгна демонов? Никтоже. Вся бо сия иноком суть награждения, яже мир вместити не может; аще же бы возмог, то к чему бы был иноческий подвиг и отшельничество?" (2 ступень Лествицы).
Вняв, таким образом, всем существом своим гласу Божию, зовущему к каждому сердцу, но не в каждом находящему отклик, Иоанн, наскоро собравшись, спешно выехал из столицы с одним слугой, как бы в родительский дом, желая лишь обителей Отца Небесного. Отъехав далеко от города, юноша отпустил слугу, переоделся в нищенскую одежду и пошел на берега Двины в поморские леса.
После нескольких дней пути попустил Господь Иоанну испытание тщеславием, желая укрепить через это Своего раба.
На дороге вблизи Ярославля неожиданно встретился ему родной дядя, выезжающий из города в роскошной карете со множеством слуг. Желая приветствовать родственника, Иоанн поклонился дяде, но тот, не узнав в оборванной одежде своего племянника, даже не обратил на него внимания. Сильная скорбь и смущение возмутили душу молодого подвижника. Вспомнил он свою прежнюю безбедную жизнь и богатство, не уступающее дядиному. Враг спасения нашего, ободренный мгновением смущения, тотчас представил воображению юноши ослепительные картины балов и торжественных выездов. Представил он множество слуг и легкую жизнь в роскоши и неге, все яркие соблазны столичной жизни и удалое веселие гвардейского полка. Но Иоанна, познавшего суетность земного счастия, уже не прельстили диавольские ухищрения. С молитвою, осенив себя крестным знамением, юноша превозмог минутное сомнение и с новыми силами направился к поморским лесам, ставшим для него началом пути ко спасению.
Вскоре, неуклонно преодолевая борения и соблазны, Иоанн, едва переступивший порог двадцатилетия, достиг лесов на берегах Двины. Углубившись в лесные дебри, молодой подвижник нашел в чаще опустевшую келлию и жил в ней один более трех лет, одному лишь Богу работая в сокрушении сердца, подвизаясь в посте, молитве и терпении скорбей. Пищу, самую скудную, и все немногое, необходимое для жизни, ему приносили боголюбивые жители окрестных селений.
Вскоре местное начальство усилило гонения на селившихся в северных лесах раскольников, а при случае теснило и уединившихся там православных пустынников, проживавших без документов. Начали притеснять и Иоанна, подозревая в нем раскольника; он же терпеливо сносил все оскорбления и даже побои.
Однажды, увидев святого, вынужденного прийти в ближайшее селение за самым необходимым, некоторые поселяне вновь стали несправедливо оскорблять Иоанна. Подвижник все сносил в молчании и смирении. Не вынося такого обличения своей злобе, нечестивцы настолько распалились ненавистью, что с побоями поволокли святого в ближайший город Архангельск для суда и расправы. Скорбя о таком падении собратьев, преподобный умолял их отпустить его и обещал совершенно покинуть поморские леса, лишь бы не быть причиной соблазна и злобы. Но мучители преподобного лишь усерднее влекли Иоанна на расправу, словно прообразуя будущие его мучения за правду Божию. Но вскоре сильная усталость овладела нечестивцами, и они, вняв, наконец, усердным молениям святого, как бы нехотя отпустили его. С таким большим трудом освободившись, Иоанн вынужден был спешно перейти из своей уединенной келлии в Площанскую пустынь Орловской губернии.
Придя в Площанскую пустынь, Иоанн при встрече с настоятелем обители назвался церковнослужителем. Старец игумен долго не соглашался принимать пришедшего без вида (паспорта) юношу, остерегаясь раскольников или беглых преступников. Лишь уступая настойчивой и усиленной просьбе, настоятель поставил Иоанна читать в церкви богослужебное последование и из его чтения сразу понял, что перед ним не церковник, а какой-нибудь дворянский сын. Опасаясь, как бы из-за него не было в обители какой-либо неприятности, настоятель поселил Иоанна в одной из отдаленных келлий в лесу, устроенных прежде жившими там подвижниками.
Но недолго пожил любитель безмолвия в пустыни. По прошествии немногого времени благоволил Господь явить Своего светильника миру. По высочайшему повелению послана была сыскная команда для выявления всех, укрывающихся в лесах от закона, и для разорения их тайных жилищ. Взят был и Иоанн как не имеющий вида. При допросе он откровенно сказал, что тайно ушел из службы в гвардии, а потому сразу был доставлен в Санкт-Петербург к императрице Елисавете Петровне.
Случись такое событие на несколько лет раньше, в царствование суровой Анны Иоанновны, несдобровать бы Ушакову. Но Елисавета Петровна была ласкова, набожна, чтила монахов и покровительствовала настоящим пустынникам.
Приведенный во дворец, Иоанн в ожидании приема у государыни был поставлен под царским крыльцом. А так как прежде ухода из мира он был известен многим как природный дворянин и немалый чин в Преображенском полку, то по Петербургу, а в особенности в гвардейских полках, быстро пронеслась весть, что сержант Ушаков сыскан. Многие допущенные ко двору собрались посмотреть на молодого подвижника, смиренно стоящего у крыльца. За прошедшие шесть лет Иоанн сильно изменился, и трудно было в этом изможденном постом человеке узнать блестящего гвардейца, веселого товарища по столичным забавам и развлечениям. От великого воздержания Иоанн был сух и бледен лицом, одет лишь во скудную власяницу, подпоясан простым ремнем. Но особенно поражала всех лежащая на преподобном печать глубокого смирения и послушания воле Божией, словно пронизывающая молодого подвижника. Видя это, многие умилялись и клали в своем сердце намерение оставить мир и следовать тесным путем, подобно Иоанну, в Царство Небесное.
После доклада Иоанна провели к императрице. Увидев преподобного, она по-матерински милостиво спросила его: «Зачем ты ушел из моего полка?» «Для удобства спасения души, Ваше императорское Величество», – с кротостью отвечал Иоанн. «Не вменяю тебе побега в проступок и жалую тебя прежним чином, – сказала государыня, испытывая твердость намерения Иоанна, – вступай в прежнее звание». На это святой ответил: «Ваше величество, в начатой жизни для Бога и спасения моей души желаю пребыть до конца, а прежней жизни и чина не желаю». Снова спросила его императрица: «Для чего же ты тогда не спросясь ушел из полка? К такому деланию и от нас ты мог быть отпущен». «Если бы тогда просил я об этом ваше величество, то не поверили бы Вы мне, молодому и не испытавшему всей трудности монашеского жития. Теперь же, после убогого моего искуса, утруждаю ваше величество просьбой – дайте мне умереть монахом». Видя такую решимость подвижника, императрица спросила Иоанна, где бы желал он подвизаться. «В Саровской пустыни, ваше величество». Государыня согласилась, но, испытывая смирение молодого подвижника, оставила его для принятия монашеского пострига в Александро-Невской обители Петербурга.
Так, по воле Божией и согласно императорскому повелению, после трехлетнего послушнического искуса в Александро-Невской обители 13 августа 1748 года 29-тилетний Иоанн Ушаков был пострижен в монахи. Постриг в присутствии императрицы Елисаветы Петровны совершил начальствовавший тогда в обители высокопреосвященнейший Феодосий, нарекший нового монаха именем Феодор, тезоименно великому князю Феодору Смоленскому (память 19 сентября).
С самого первого дня своего монашеского делания Феодор, внимая своему спасению, неисходно подвизался в той обители, любя безмолвие, неустанно упражняясь в посте и молитве.
Когда же восхотел Господь испытать Своего раба и укрепить его твердость и терпение, то попустил ему плотскую брань, такую, что и сам Феодор удивлялся ей. Однако, возложив все упование на Бога и ожидая лишь от Него избавления, преподобный усилил прилежное моление и постился до изнеможения. Бог же, видя Своего раба, в подвиге усердно подвизающегося, облегчил ему плотскую брань, посрамив завистника нашего спасения.
Но вскоре явилась по зависти вражией новая брань. Произошло это по следующей причине.
Видя и зная истинно подвижническую жизнь преподобного Феодора, государыня императрица Елисавета Петровна была к нему по-матерински милостива и внимательна. Бывая в обители, она всякий раз спрашивала, не обижает ли его кто. А наследник, впоследствии император, Петр Федорович и вовсе любил при случае повторить, что «в Александро-Невском монастыре только один монах – Ушаков», уважая его подлинное благочестие, постный, в отличие от прочих монахов, вид и добродетели. Жители же Петербурга, всякого чина и звания, вспоминая веселую жизнь сего отца в бытность его гвардейцем, удивлялись, видя настоящее его строгое монашеское житие и почет от царственных особ, и склоняли свои души к покаянию.
Вскоре петербургские жители, хотящие жить в мире богоугодно, начали приходить к нему, умоляя дать наставление: как им, с детьми в мире живущим, угодить Богу. Преподобный Феодор со смирением отказывался от этого, указывая приходящим на многих ученых монахов, живущих в обители, могущих научить праведной жизни. Однако посетители искали не учености, а опытности духовной. Постническая жизнь самого Феодора, усердно следовавшего путем Христовых заповедей, побуждала людей вновь просить молодого подвижника разрешить их духовные нужды и недоумения, неразрешенные учеными монахами. В числе обращающихся к нему были и гвардейцы, прежние его сослуживцы.
Видя неотступность приходящих к нему и крайнюю необходимость помочь людям, преподобный Феодор сокрушал себя прилежной молитвой, прося у Бога просветить его разум к пониманию Писания, если Его святой воле угодно, чтобы люди назидались через его недостоинство. И не оставил Господь Своего угодника, сподобив его дара разумения Писания и умения ясно разрешать все духовные нужды в людях. Чтение же творений святителя Иоанна Златоустого наполнило его душу от чистого источника духовной мудрости и поучениям старца Феодора дало изящность и ясность. Поэтому и обратился к святому скорбящий народ за советом и утешением.
Но жившие в обители ученые монахи из зависти, а затем и ненависти, начали жаловаться Высокопреосвященнейшему, что простой-де монах привлекает к себе народ, беспокоит обитель и производит соблазн. Владыка, ежедневно слыша доносы и видя множество людей, идущих к преподобному, приказал казначею не пускать в обитель людей, идущих к преподобному за советами и утешением, чем вверг чад старца Феодора в великую скорбь и уныние.
Преподобный Феодор, сидя в безмолвии в своей келлии, слыша и видя совершающееся неправедное повеление, раздражился духом, как и о великом Златоусте говорится, пошел в келлию казначея той обители и, при обычной скромности своей, сказал ему: «Прошу ваше преподобие объяснить мне, почему запрещен вход в монастырь для желающих приходить ко мне и кто это запретил?». Казначей отвечал старцу: «Не годится тебе в дела учительства входить и через хождение к тебе толпы народа братию соблазнять. Уже и высокопреовященнейший, видя такую непристойность, приказал все это запретить». На это блаженный ответил ему: «Если в моем учении есть что-то незаконное, то пусть архиерей обличит меня. А без причины наводить такую скорбь людям, желающим видеть мое убожество, не архипастырское дело. Судит ему за это Господь Бог». Тут же об этом ответе стало известно высокопреосвященнейшему, который, тщательно исследовав учение старца, не нашел ничего запрещенного и вынужден был вновь допустить к преподобному народ, но с того времени стал гневаться на Феодора и измышлять на него козни с прочими клеветниками и завистниками. Так досаждали они святому, что и день и особенно ночь был старец Феодор в опасности. Но помня, что и влас главы нашей без воли Божией не погибнет (Мф.10:30), преподобный не оставлял своего учительства и поучал всех, приходящих к нему в различных духовных недугах – наставлениями врачуя и утешая. Крепко держал в памяти преподобный слово Сирахово: «Лучше слово, нежели даяние» (Сир.7:35). И в творениях Златоуста тоже: «Случается часто, что приятное (полезное) слово больше довольствует неимущего, чем подаяние...добрым советом может быть большее приобретение, ибо не голод насыщается, но спасается от лютой смерти» (25 беседа на Деяния; 41 беседа на Бытие).
Так блаженный Феодор не оставлял своего доброго подвига и усердно помогал всем, приходящим к нему в душевных скорбях. Отводил от отчаяния страждущих недоумениями и наставлял на путь истинный; печали от диавола, наносимые на душу, отсекал от сердец мечем здравого своего рассуждения и приводил их в совершенный порядок христианского любомудрия. И от этого многие так возлюбили его, что всю свою жизнь на него возложили, и что бы он им ни сказал, все с радостию и великим усердием спешили исполнить за любовь к Богу. Все ученики его казались между собою как единоутробные братья через причастие небесной любви. Не было в них ни зависти, ни ревности, но удивительное кроткое согласие и единение. Им дано было от отца Феодора наставление, как оберегаться греховных страстей и сластей, воюющих на душу (1Пет.2:11), потому что тот, кто друг мирским страстям, тот враг Богу и Кресту Христову. Учил преподобный, как жить в мире, терпеть скорби ради Бога с радостию и благодарением; учил, какое носить платье и как в пище и питии быть умеренными; как быть не строптивыми и развращенными, но жить по святым правилам. В праздничные дни для душеспасительного собеседования и чтения святоотеческих творений сходиться к одному из более сведущих и образованных учеников его, а для решения недоумений приходить в обитель к старцу Феодору. Дано им было и молитвенное правило.
Но ненавидящий добро диавол не переставал многими кознями, действуя через развращенных людей, досаждать старцу и его ученикам. Ученые монахи поносили их, называя святошами и даже раскольниками. Чада же старца многие годы все терпели со смирением, принимая поношения с радостью. Росла зависть и к самому отцу Феодору за собранное им духовное братство. Особенно возросла ненависть к преподобному после того, как, поставленный у мощей св. блгв. князя Александра Невского, приносил он денег много больше, чем бывшие до него на этой должности завистники. Настолько возросла злоба вражия, что уже и к смерти готовился святой Феодор, но, не желая мстить, все терпел великодушно, молясь за своих обидчиков, хотя и имел возможность доложить императрице о творящихся беззакониях. Как ни желали завистники сослать преподобного в дальние монастыри, но не могли сделать этого без воли государыни и только злобствовали на блаженного и причиняли ему досаждения и неудобства.
Потерпев таким образом десять лет и видя себя источником гнева, сильной злобы и соблазна, преподобный Феодор решился уехать из обители по слову Христову: «Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой» (Мф.10:23). Святой Феодор просил начальство Лавры отпустить его в Саровскую пустынь, куда и прежде хотел поступить. Вскоре желание старца, не без содействия возликовавших врагов святого, было исполнено. Получив желаемое увольнение, преподобный исходатайствовал у Св. Синода отпускные грамоты для своих духовных чад, желавших следовать за старцем в Саров, и в 1757 году выехал из Санкт-Петербурга с радостью, после долгой борьбы и томления духа. С ним выехали и привязанные к нему духовной любовью ученики и ученицы, оставившие блага града земного ради Града Небесного. Прибыв в г. Арзамас и не доезжая 60-ти верст до Сарова, старец поместил немногих своих учениц в девичьем Никольском монастыре, а сам с учениками поселился в Саровской пустыни. Вскоре умножившиеся ученицы преподобного переведены были в Алексеевскую общину, где жили в строгом следовании уставу, данному старцем.
Прожив в Саровской пустыни два года, отец Феодор, видя растущее число своих учеников, счел неудобным руководить ими, так как и сам был лишь послушник саровский. Наученный горьким опытом благоразумной осторожности, старец просил отцов саровских дать ему обедневшую Санаксарскую обитель, находящуюся в трех верстах от уездного города Темникова, на левом берегу реки Мокши.
Санаксарская пустынь получила свое начало в 1659 году в царствование царя Алексия Михайловича. Место под будущую обитель дал житель города Темникова дворянин писец Лука Евсюков, пригласивший из Старо-Кадомского монастыря первого строителя и настоятеля игумена Феодосия, построившего в 1676 году, по благословению святейшего патриарха Московского и всея Руси Иоасафа II, первый храм обители в честь Сретения иконы Божией Матери Владимирская. Название свое монастырь получил от расположенного под его стенами небольшого озера Санаксар (что на местном наречии означает буквально «лежащее в болотистой ложбине у возвышенности»). Просуществовав около ста лет, Санаксарская обитель от недостатка средств и братии запустела и была приписана к Саровской пустыни, в самую цветущую ее пору.
Преподобный Феодор, обладавший пустыннолюбивым духом, пленившись красотою монастырских окрестностей и совершенным уединением, удобным для монастырского жития, сразу возымел твердое намерение возобновить Санаксар.
Получив согласие и благословение от своего старца, строителя Саровского, благосердого отца Ефрема, преподобный в 1759 году переселился в Санаксарскую пустынь со всеми учениками своими, положив начало доброму подвигу о Господе.
К приезду отца Федора единственная церковь обители была ветха и бедна, деревянные келлии и ограда почти развалились, кровли сгнили. Оставаясь пока официально в зависимости от Сарова, преподобный, как командированный строитель, начал возобновлять кровли тесом, а некоторые келлии и ограды построил заново деревянные. В строительстве отцу Феодору помогали своими средствами благотворители, знавшие и почитавшие его за добродетельную жизнь в Александро-Невской Лавре Петербурга. Много старания пришлось приложить старцу, чтобы возвратить и укрепить вновь за обителью некогда принадлежавшие ей лесные угодья, сенные покосы и рыбные ловли.
В то время епархиальным архиереем был преосвященный Пахомий, епископ Тамбовский. Зная отца Феодора и радуясь возрождению Санаксарской обители, владыка призвал к себе преподобного и умолял его быть в Санаксаре настоятелем, приняв священство. Старец по смирению усердно отказывался от хиротонии, но, убежденный, 13 декабря 1762 года был рукоположен в иеромонаха.
Глубоко проникнутый сознанием высоты и святости принятого им сана, святой Феодор по возвращении своем в пустынь начал служить Господу со страхом и чистой совестью. С невыразимым благоговением совершал он богослужение в церкви. Во время совершения Божественной литургии старец сиял необычайной красотой и весь тот день находился в особой радости, ярким румянцем выражавшейся на его лице, так что исполнялось на нем слово пророка: «сердцу веселящуся, лице цветет» (Притч.15:13).
Настоятелем преподобный Феодор был твердым и строгим. По словам монастырской летописи, он «наблюдая сей высокосвященный сан священства, правлением пустыни и всея в ней находящияся братии достойно соответствовал должности начальника: наставлял истинной вере и благочестию всех приходящих к нему, желающих препровождать жизнь богоугодную; ибо как он чрез многия лета монашествовал добропорядочно и в благочестии, то отменными был украшен дарованиями: нарочитое имел в наставлениях искусство, в рассуждениях был остр и пространен, и прочия, касательно благоустройства жизни человеческой, имел превосходныя качества; отнюдь не склонял желание свое к стяжанию славы и богатства мира сего, но любил паче уединение и поучение словес божественных, жизнь свою посвящал трудам и попечению о спасении душ человеческих».
В церкви отец Феодор требовал раздельного неспешного чтения – так, чтобы и простым людям было понятно. В общем на богослужения посвящалось в пустыни в сутки часов девять, а в воскресные дни и полиелейные дни – десять и более того; при всенощном же бдении до двенадцати. Но при внятном чтении молящиеся чувствовали в себе особую силу и усердие и не скучали от долготы службы. О необходимости хорошего чтения настоятель говорил так: «Если, по слову апостола, в воинских полках труба будет издавать неопределенный звук, кто станет готовиться к сражению? (1Кор.14:8). Так и мы скорочтением будем только воздух церковный наполнять, а силы внутреннего смысла читаемого не поймем. Души наши останутся голодными духовно, без назидания. Не чтение слова Божия, а внутренняя сила и дух оного, понимаемые нами, служат нам ко спасению».
Вот слова, которые и теперь заслуживают по мудрости и выразительности своего самого широкого распространения!
Один из опытных подвижников Киево-Печерской Лавры, старец Парфений писал: «Ни один инок не возвращается в келлию свою таким, каким вышел из нее», так как внешний мир рассеивает внутреннюю сосредоточенность. Так вот, в предохранение иноков от этого рассеивания, в ограждение молитвой от могущих их встретить за стенами келлий искушений, отец Феодор предписал им перед выходом из келлии в церковь и обратно молитвы: «Боже, милостив буди мне грешному! Боже, очисти грехи моя и помилуй мя! Без числа согреших, Господи, прости мя! Кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и святое воскресение Твое славим!» и «Достойно есть» до конца.
В церкви братия должна была стоять не только безмолвно, но и не глядя на других. Поклоны полагались не кто как вздумает, а сообразно тому, как клал поклоны читающий и клиросные.
Старец завел в обители самую первую и прочную основу иночества: личное руководительство братии и полное откровение помыслов. Если кого тревожили помыслы – днем ли или ночью, – всякий мог немедленно идти к настоятелю. Отец Феодор отечески выслушивал инока и, успокаивая его, говорил с ним хоть час или два, и отпускал от себя лишь когда помысел, искушение это, утихали. Братия признавалась, что при выходе от старца чувствовалась на душе какая-то свобода и тишина.
Есть позволялось только за трапезой, в келлии можно было брать лишь квас. Пища была самая грубая. Пирогов и белого хлеба не пекли и в Светлую седмицу – разве кто присылал готовыми. Огня никому не дозволялось иметь по келлиям, кроме иноков, занятых ремеслами для монастыря; его давали только для топки печей. На монастырские послушания – покос, рыбную ловлю – выходили все во главе с настоятелем.
Часто, кроме бесед наедине, по отдельности, отец Феодор поучал братию и в трапезе. Много объяснял он необходимость иметь духовного руководителя. «Иоанн Лествичник, – говорил старец, – поучает, что весь подвиг монашеского жития состоит в отсечении воли. А без этого всякий, живущий в монастыре, не монах, а мирянин. Как невозможно плавать кораблю без кормчего и обучающемуся какому-либо художеству обойтись без мастера и учителя, так тем более невозможно вступающему в монашество без опытного наставника спасти душу».
Очень мудрый ответ дал старец на следующий вопрос одного помещика: «Если человеку, живущему в мире, не должно стремиться к наслаждению благами этого века, то для чего сотворено Богом на земле столько приятных вещей? Как даны две противоположные заповеди – о пользовании благами мира и о посте и воздержании?» Отец Феодор ответил: «Как судить нам о тайнах Божиих! Наше дело – беспрекословно повиноваться истине. Вспомним, что и в раю дана была заповедь воздержания от плодов древа познания добра и зла. Видно из этого, что пост сроден естеству человека. Но если бы по этой нужде поста Бог не благоволил сотворить в таком обилии благ земных, тогда пост у всех был бы невольный. Нужно думать, что обилие благ на земле не для наслаждения, а для совершенного поста. Не невольного поста ждет от нас Бог, а восхотел, чтобы мы, при всем изобилии, не воздерживались лишь, а постились из любви к Нему, как заповедано святой церковью. Обилие же благ земных Бог послал в утешение для немощных, больных, престарелых и младенцев».
Никому из братий старец не давал предпочтения перед другими: был ли кто его постриженик или пришлый – все встречали в нем одинаковую к себе заботу.
Избегая поводов тщеславия, он не постился более, чем было установлено, и, присутствуя всегда при братской трапезе, питался наравне со всеми, только беря всего понемногу.
К народу преподобный был милостив. Как-то ему доложили, что рабочие, производившие в монастыре постройки, взяли лишние деньги, и едва ли можно надеяться, что они вернут их. Старец на это ответил: «Они народ бедный. Пусть этот излишек будет им вместо милостыни».
К такому настоятелю и мудрому учителю естественно стремились жаждущие спасения и доброй подвижнической жизни. Вскоре собралось в Санаксарской обители до 20 человек братии. Но так как они еще не были пострижены в монашество, а сделать это тогда можно было только с разрешения императрицы и Синода, то отец Феодор начал ходатайствовать об этом через графа А.Г. Орлова, знавшего преподобного лично. В благоприятный момент доложено было о сем самой императрице Екатерине II Алексеевне, и она благоволила разрешить постричь в монашество двенадцать верных учеников старца Феодора из отставных гвардейских служащих, что и было подтверждено именным указом от 23 апреля 1763 года. Потом было разрешено постригать и всех братий, желавших жить под руководством отца Феодора.
В следующем году, когда по случаю учреждения монастырских штатов Санаксарская обитель подлежала упразднению, ходатайством отца Феодора она была оставлена в числе действующих, 10 августа 1764 года преподобный стал ее начальником, а 7 марта 1765 года высочайшим указом велено было Санаксару именоваться монастырем.
По причине умножения братии отец Феодор положил намерение вместо деревянной, уже обветшалой церкви построить каменную двухэтажную с верхним летним храмом в честь иконы Божией Матери Владимирская и нижним теплым – во имя усекновения главы св. Иоанна Предтечи. На построение нового храма по ходатайству придворных лиц, особенно графа Алексея Григорьевича Орлова, покровительствовавшего старцу, по именному повелению государыни было выдано из ее кабинетных денег 1000 рублей на поправление обители и дана благословенная грамота от преосвященнейшего Павла, епископа Владимирского и Муромского, от 15 сентября 1765 года.
Заготовив необходимые материалы и получив от благотворителей и почитателей своих из Петербурга денежные пожертвования, отец Феодор по утвержденному архитектором плану приступил к постройке нового храма. Под личным его наблюдением строительство храма производилась с 1765 по 1774 год. Когда были вырыты рвы в основании церкви, во время молебна прилетел рой пчел и сел на горнем месте будущего алтаря, прообразуя обильную благодать в обители и множество монахов в ней. Преподобный Феодор велел одному брату, о. Герасиму, огрести пчел в улей, и с тех пор появились в обители свои пчелы. Окончательно построенный пятиглавый храм имел 14 сажен в длину, 8 в ширину и 24 в высоту.
Ценные указания о внутреннем строе первоначальной жизни в Санаксарской обители сохранились в записках известного архимандрита Новоезерского Феофана, бывшего учеником отца Феодора, а затем келейником митрополита Петербургского Гавриила.
Он пошел в монастырь в 18 лет, под впечатлением моровой язвы. «Мы искали, – пишет он, – где бы жестокая жизнь была, подольше службу выбирали. В Саровской пустыни – нет, еще слабо! Пошли к о. Феодору в Санаксар. Обитель забором огорожена, церковь маленькая, волоковые окошки, внутри и стены не отесаны, и свеч-то не было: с лучиной читали в церкви. И платье-то какое носили: балахоны! Один смурый кафтан был для одного, который для покупок выезжал... Начало-то обители было в недостатках, трудно. Ноги обертывали онучами из самой грубой пеньки, а босиком не ходили. Я с о. Макарием (из гвардейцев) в одной келлии жил. Ему больше всех искушения было от отца Феодора. Тем, которые любили разбирать платье, он давал балахоны худо сшитые, с долгой спиной и с заплатами. Один из таких балахонов о. Феодор и дает о. Макарию. Тот смущается, придет к о. Феодору, показывает, как на нем сидит балахон, какая спина. О. Феодор начнет увещевать: «Зачем пришел в монастырь? Да есть ли разум? Что вы, чем занимаетесь? Лишаетесь милости Божией. – Тряпками занимаетесь. А надо заниматься тем, чтобы душу свою очистить, чтобы ни к чему временному не пристраститься». А после уж к такой одежде привыкли. А чтобы при себе что-нибудь свое иметь – этого уж не было! Огня в келлии никогда не бывало. А послушание было такое, что я сам и полы мыл, и щепки собирал, и пищу варил. Сами караулили по ночам. Походим, да поклонов несколько земных и положим, помолимся.
А отец-то Игнатий раза два к преосвященнейшему при мне уже бегал. И когда был поставлен иеродиаконом, то с вечера примочил волосы, заплел да после и расчесал, надел парчовый стихарь, а сам в лаптях! Как стал на амвон, о. Феодор его подозвал: «Ты, – говорит, – павлин, хвост-то распустил, посмотри на ноги-то; поди, сними-ка стихарь-то!» Тот оскорбился и убежал ночью к преосвященнейшему Иерониму жаловаться, что пристыдил, посрамил его, а владыка и прислал его к о. Феодору, чтобы на поклоны поставил.
О. Феодор никого из братии не удерживал силою и говорил: «У меня ворота отворены для всех, кто хочет выходить», а уж слова «не хочу» не терпел и слышать не мог. Однажды о. Феодор по окончании трапезы остановил всю братию и сказал: «Ну, отбирайтесь: кто хочет в пустыню – на одну сторону, кто со мной – на другую!» Поотобрались. Кто пожелал в пустыню, со всеми последовал худой конец, потому что оставили послушание, а все были такие молитвенники, постники».
Из числа учеников старца впоследствии вышло несколько настоятелей, вдохнувших новую иноческую жизнь в упадавшие монастыри. Таковы: Игнатий, настоятель Островской Введенской (близ г. Покрова Владимирского) пустыни, затем Пешношского монастыря, Тихвинского и восстановитель Московской древней упраздненной Симоновой обители. Макарий, тоже из гвардейцев, был преемником о. Игнатия в Пешношском монастыре. Очень большую заслугу в деле оживления русского иночества истинно монашеским духом оказал о. Феофан (Новоезерский). Через него митрополит Гавриил познакомился с искушенными в духовной жизни иноками, которых и назначал в настоятели великорусских монастырей, дотоле управлявшихся очень неудачно, в смысле нравственного руководства братией, учеными малороссиянами из Киевской Академии.
Крепкий духом, отец Феодор не хотел знать уступок нововведениям и обычаям, которые он считал несогласными с иночеством. Однажды в Москве, когда старец обедал у одного господина с настоятелями московских монастырей, зашла речь о монашеской одежде, и настоятели, объясняя о. Феодору, что по городским обычаям им невозможно носить простые и дешевые материи, спросили о том его мнение. «Могли бы вы, отцы, – отвечал им пустынножитель, – иметь себе оправдание, если бы при пострижении перед Святым Евангелием давали обеты о претерпении нищеты по другим каким правилам. Но как чин пострижения один и обеты одни, то немного тут требуется толкования. По страстям же толковать и послаблять себе – это в свое время послужит к осуждению таковым себе потакателям. Неприлично духовным людям иметь богатое платье, келейных служителей светских с пуклями, также богатые кареты, как знак любви к пышности. Монах не светский господин, а человек, умерший миру, хотя и настоятель». Вспомним, что так говорил человек, привыкший в юности ко всяким удобствам, видевший близко блеск двора. При этих условиях слова о. Феодора становятся еще ценнее.
И ученики преподобного удивляли городских иноков своею чисто иноческою последовательностью и осмотрительностью. Сопровождавший о. Феодора в Москву ученик его был послан по делу на Дмитровку и зашел по дороге к обедне в Георгиевский монастырь, бывший раньше на этой улице. По окончании обедни, игуменья пригласила его к себе пить чай. Послушник ответил: «Так как о. Феодор в Москве, то я не смею идти к вам без его благословения» – и ушел. Едва в его присутствии игуменья не воскликнула: «Вот – это послушание!». По уходе же послушника сказала сестрам: «Слышите, сестры: вот как живут настоящие монахи».
Смущались некоторые, что преподобный управлял двумя монастырями: своим и женским Алексеевским (община в Арзамасе), который он основал. Ходили к знаменитому схимнику Досифею в Киев с этими недоумениями, на что старец Досифей спросил: «Вы слабости в нем какие-нибудь заметили?». – «Нет, он строгой жизни». – «Недостатки, что ли, какие есть?» – «Никаких нет». – «За кого вы его почитаете?» – «За святого». – «Грамоту он знает?» – «Ученый». – «Что вы сомневаетесь! Умная голова не только два стада, но и десять может пасти!» Так и успокоились.
Много добродетелей было у преподобного, много благ сделал он людям. Недоставало одного, чтобы увенчать достойную жизнь его: невинного страдания, и Господь дал ему возможность перенести такое испытание.
Темниковский воевода Неелов пожелал иметь о. Феодора своим духовным отцом. Старец предупредил его, что будет требовать повиновения во всем, что касается духовной пользы человека. При этом святой указал воеводе на заповедь апостола Павла относительно духовного учительства: «Проповедуй слово, настой благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением» (2Тим.4:2). Воевода обещал старцу полное послушание и в течение трех лет действительно исполнял свое обещание, но потом стал нарушать посты, делать притеснения городским жителям и при каждом удобном случае брать с них поборы. Летом запечатывал печи в домах, беря за разрешение пользоваться ими по рублю; несправедливо решал дела, обвиняя невинных, а виновных, за взятки, оправдывая. Все строгие увещания и обличения о. Феодора были тщетны. Наконец, тронутый крестьянским бедствием, старец поехал в Темников 24 октября 1773 года.
Узнав о прибытии преподобного, воевода, давно решивший избавиться от старца, позвал его в канцелярию, сел за стол перед зерцалом и начальническим тоном спросил о. Феодора, что ему нужно. По праву духовного отца старец безбоязненно высказал ему все, что считал нужным, и убеждал прекратить утеснения бедным. Изобличенная злоба вместо обращения к раскаянию и любви обратила всю свою ненависть на обличителя. Призвав из соседней комнаты специально позванных и наученных свидетелей-чиновников, Неелов велел записать в протокол, что настоятель Санаксарской пустыни назвал его, воеводу, при зерцале грабителем и разорителем, и представил обвинительный протокол губернатору в Воронеж. Тотчас донесено было обо всем Синоду и императрице, которая повелела расследовать это дело.
Вскоре воронежский губернатор вызвал к себе старца для расследования. Выехав в сопровождении своего ученика Фёдора Соколова (впоследствии архим. Феофан), отец Феодор написал и подал оправдательный ответ и немедленно был отпущен обратно.
Путешествие отца Феодора – исповедника правды Божией было поучительно для многих его учеников и сопровождалось двумя особенными встречами. На пути к Воронежу, не доезжая 30 верст до Тамбова, в селе Большая Талинка проживал благочестивый диакон Михаил Никифоров, духовный сын старца Феодора. Искренне преданный духовному отцу, он строго исполнял все наставления своего старца. Отец диакон оба раза встречал своего наставника с великим благоговением и представлял ему прихожан, живущих по уставу преподобного. Эти простые рабы Божии между собою жили во взаимной любви о Господе, соединенные крепче родных, бедным и неимущим помогали, снабжая их всем необходимым. От этого все в домашнем содержании жили в довольстве. Пьянства и разных бесчинств в их селе не было – ни игрищ, ни гор, ни качелей. Церковь Божия всегда была наполнена народом, приносившим Господу Богу непрестанные моления от чистого сердца. Естественно, что такое христианское житие раздражало невежественных завистников. Учеников о. Михаила называли раскольниками, вводящими какое-то новое учение. Тамбовский наместник даже отобрал у о. Михаила все его книги и отправил преосвященнейшему епископу Тамбовскому Феодосию. Рассмотрев все книги диакона и расспросив его самого, владыка сказал, что «если бы в моей епархии все были такие священнослужители, как о. Михаил, то я спасся бы их молитвами».
Эти ученики диакона, видя старца и слыша его наставления, от умиления плакали, а когда преподобный уезжал от них, со слезами приносили все, что могли на дорогу, от усердия своего, и клали у ног отца Феодора.
Из Воронежа отец Феодор нарочно заехал в Задонский монастырь, чтобы принять благословение и посетить пребывающего там на покое святителя Тихона († 1783), известного светильника веры, благочестия и добрых дел. Святой Тихон принял старца с великой любовию. Жившие при нем келейники говорили, что никому другому он не был так рад, как батюшке отцу Феодору. Три дня продолжалась между ними духовная беседа. При отъезде преподобного святитель проводил благочестивого старца через весь монастырь до святых ворот и при прощании кланялся ему низко. Так родственны между собою все святые души!
По возвращении в Санаксар через несколько недель вышло повеление императрицы: «оного Феодора, лиша настоятельского и иеромонашеского звания, отослать яко человека беспокойного простым монахом в Соловецкий монастырь, препоручив начальнику оного монастыря неослабное за ним смотрение». В виде снисхождения к виновному приказано было отпустить с ним в сундуках все его имение, сделав предварительно его опись. Для составления описи прибыл игумен Арзамасского Спасского монастыря Иоасаф. Но имения у проводившего нестяжательную жизнь старца никакого не нашлось. Отец Феодор показал о. Иоасафу шерстяной войлок, жесткую подушку, овчинную шубу, мантию, рясу и сказал: «описывайте». В этом состояло все его земное богатство.
С этим имуществом в сопровождении двух солдат старец Феодор – ревнитель правды Божией и был отправлен в Соловецкий монастырь, не оправдываясь, но смиренно покорившись воле Божией и монаршей. Прощаясь с братией, напутствуемый слезами и молитвами санаксарских своих учеников и арзамасских учениц, старец сказал: «Кто желает жить в этой обители, пусть остается в ней; кто же не желает – пусть выходит с благословением, кто куда хочет».
Суд Божий не замедлил над воеводой Нееловым, главным виновником ссылки святого страдальца. Неделя прошла только по отправлении отца Феодора, как в город Темников явилась шайка разбойника Пугачева и разграбила город. Трусливо сбежав и оставив вверенный ему город на разорение, Неелов за эти и многие прочие свои бесчинства был подвергнут суду и штрафу и вскоре умер в городе Шацке, публично покаявшись в содеянном против старца злодеянии. Санаксарский же монастырь молитвами святого Феодора остался цел и неразграблен: шайка Пугачева даже не зашла в известный бедностью жития монастырь.
Девять лет прожил святой страдалец в Соловецком монастыре. Из Санаксарской пустыни ежегодно, по усердию к блаженному отцу и учителю, ездили по два брата навещать отца Феодора и помогать в его нуждах. Старец, находясь в самом строгом заточении, нуждался во всем необходимом. Изнемогал преподобный от холодного воздуха Соловков, страдал от угара в каменных келлиях, топившихся два раза в неделю и рано закрывавшихся, так что угорал отец Феодор до потери сознания. Часто замертво вытаскивали послушники преподобного и оттирали снегом. Ученики и послушники допускались к старцу по одному и помещались в отдаленной келлии, так что старец все время подвергался опасности умереть внезапно. Но преподобный Феодор как истинный угодник Божий претерпевал все многолетние страдания без ропота, молясь за обидчиков, в смирении и полном послушании воле Божией.
Наконец Господь восхотел возвратить невинного страдальца в Санаксарскую его обитель к ученикам, где он столь спасительно и благотворно потрудился. Один из учеников старца, монах Феофан (уже упоминавшийся нами, впоследствии архимандрит, возобновитель Кирилло-Новоезерского монастыря), будучи судьбами Божиими взят в келейные служители к митрополиту Петербургскому Гавриилу, понуждаемый совестию и любовию к старцу, постарался о возвращении отца своего. Он доложил митрополиту, что старец Феодор совершенно напрасно и долго страдает, и просил оказать милость возвратить преподобного в Санаксар. Высокопреосвященнейший Гавриил, истинный подвижник Божий и покровитель всех, добре о Господе подвизающихся, потребовал записку с объяснением всего дела. Так как отец Феофан сам ездил со старцем в Воронеж на суд губернатора и писал от имени старца ответ по его обвинению, то, зная хорошо все дело, без затруднения составил подробную записку.
По этой записке митрополит в Великий Четверток 1783 года, совершая чин умовения ног в дворцовой церкви, после службы объяснил государыне императрице Екатерине Алексеевне дело отца Феодора и уверил её, что старец страдает напрасно. Дело о нем решено в превратном виде, совсем противно его благочестивому, ревностному по Боге духу. Между тем невинный страдалец, находясь уже девятый год в Соловецком заточении, от холодного климата и разных лишений совершенно изнемог. Государыня при этом спросила: «Сколько лет от роду старцу?» Митрополит ответил, что лет семьдесят, на что императрица возразила: «Столько лет ему, кажется, не будет. Я его знаю».
На другой день – 18 апреля – было прислано митрополиту именное повеление о возвращении монаха Феодора из Соловецкого монастыря. Это повеление владыка тогда же отвез в Св. Синод, вследствие чего и велено было возвратить старца в Санаксарскую обитель в прежнем сане иеромонаха. Боголюбивый святитель Гавриил написал отцу Феодору письмо, прося, чтобы тот по пути из Соловков заехал к нему в Петербург для встречи. Но старец по крайней своей немощи смиренно отрекся от этого, а сразу направился через Вологду, Ярославль и Владимир и 9 октября 1783 года прибыл в Арзамас.
В этот день во время утрени встретили своего духовного отца два санаксарских иеромонаха и ученицы Алексеевской общины. Старец преподал всем благословение и радовался с радующимися. Здесь он прожил целую седмицу, ежедневно посещая общество Алексеевское, как истинный пастырь и отец, поучая и утверждая души своих учениц, для которых и до самой своей кончины был наставником ко спасению.
Приезжали для свидания с отцом Феодором и настоятели окрестных арзамасских монастырей, равно как и почетные господа, и купечество, мужчины и женщины, многие из которых просили старца посетить их дома для благословения и духовного назидания. Отец Феодор исполнял их благочестивые желания и благословлял дома многих именитых и простых людей города.
По прошествии недели старец отправился в свою родную обитель. Версты за три до Санаксара выехал навстречу отцу Феодору казначей обители, а к перевозу на реке Мокша вышло все братство Санаксарское. Отсюда, приняв благословение старца, все вместе направились в обитель. Войдя в церковь и приложившись ко святым иконам, по обычном поклонении друг другу, радуясь духовно, отец Феодор благодарил братию за всю любовь их к нему в изгнании и выказанную теперь, а также и за прибавление благоустройства в обители. В то время уже были совершенно благоустроены и украшены обе церкви – соборная двухэтажная, с престолами во имя Рождества Богородицы и усекновения главы св. Иоанна Предтечи, и больничная во имя Владимирской иконы Богоматери. Много было построено за эти девять лет и других зданий с колокольней.
Таким образом, несказанно утешившись возвращением в родную обитель и умиротворившись духом, старец и ученики вновь начали подвизаться в мире и радости духовной.
Но не благоволил Бог, чтобы возлюбленные Его покоились, пока они в теле, но паче восхотел, чтобы они пребывали в скорбях, уничижении и оскорблениях. Ибо тем и отличаются сыны Божии от прочих, что живут в скорбях (Св. Исаак Сирин. Слов. 36). Так и старец Феодор, как истинный раб Божий, недолго наслаждался миром и покоем.
29 октября 1783 года, буквально через несколько дней по прибытии отца Феодора в Санаксарский монастырь после девятилетнего отсутствия против него перед всей братией воздвиг клевету иеродиакон Иларион, бывший одно время с отцом Феодором в Соловках. Иларион назвал старца «противником Церкви, еретиком и атеистом». Дело было отправлено в Синод и по тщательном рассмотрении разрешилось тем, что Иларион был признан клеветником и наказан со всей строгостию, причем просил прощения у о. Феодора перед всей братией.
Так как многие приезжавшие в обитель стали ходить для наставлений и бесед к отцу Феодору, равно как и из братии многие ходили к нему для откровения помыслов и решения недоумений совести, то настоятель, хотя и бывший ученик старца, по немощи человеческой считая себя как бы униженным, оскорбился тем, что помимо его все ходят к старцу, и стал жаловаться епархиальному начальству, будто тот смущает обитель. Ученики-де его ходят к отцу Феодору безвременно толпами. Братия расстраивается его неблагоразумными советами, чуждаясь настоятеля. Велено было произвести расследование. Так как сношения отца Феодора с посетителями состояло в одних только духовных беседах, и в этом нельзя было найти ничего предосудительного, то никого и не вызывали к допросам, а только назвали старца и его учеников сообщниками (вероятно, опасаясь их как подкапывающихся под власть настоятеля в пользу старца Феодора).
Но главная причина недовольства со стороны настоятеля, иеромонаха Венедикта, на отца Феодора заключается в том, что настоятель по слабости своей попустил прокрасться в свое общежитие окаянному пьянству, а ревностный и прямодушный старец обличал пьяную страсть, от которой, как от всеокаянной матери, родятся все нестроения в иноческих общежитиях. Замечал также смиренномудрый старец Феодор кичливость, неприличную монашескому званию, вместо прежней простоты и воздержания, в некоторых братиях и в самом настоятеле. Вследствие разбора дела, пристрастно поданного настоятелем, вход к отцу Феодору, даже с духовными нуждами, был воспрещен.
О притеснениях, делаемых отцу Феодору, доведено было через келейника, отца Феофана, до сведения высокопреосвященнейшего митрополита Гавриила. Этот искренний почитатель преподобного, желая облегчить жизнь старца, послал ему письмо следующего содержания: «Честный отец Феодор, мне любезный во Христе брате! Прошу вспомоществовать вашими молитвами в жизни моей и в делах должностей моих. Я же к вам пребываю всегда благосклонным. Гавриил, митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский».
Узнав о таком милостивом внимании митрополита к старцу Феодору, настоятель предоставил ему некоторую свободу. Но спустя некоторое время опять стал посылать доносы на старца епархиальному преосвященному. И опять святой стал жить как бы взаперти: никому не дозволялось – ни из мирян, ни из братий монастырских – ходить к старцу и говорить о духовных нуждах. Арзамасские Алексеевские ученицы получали от преподобного утешение в скорбях и разрешение недоумений совести только через письма.
По прошествии нескольких лет делавший разные притеснения старцу Феодору настоятель отец Венедикт занемог и, поболев немного, 27 декабря 1788 года умер, примирившись со старцем. После его кончины преподобный, получив свободу и разрешение на выезды, поехал в Арзамас к своим духовным детям, чтобы лично побеседовать с ними и разрешить их духовные нужды. Это посещение старцем своей Арзамасской Алексеевской общины было последним.
Беседуя, по обычаю, с детьми своими духовными, отец Феодор с особенным умилением и слезами пространно толковал им псалом «На реках Вавилонских», говоря: «Когда сыны Израиля, лишась Иерусалима, отечества своего, и не видя себе ниоткуда нимало отрады в земле чужой, как странники при реках Вавилонских сидели и плакали, то этим плачем они прообразовали состояние всех в бедах и скорбях живущих на земли. Должно и нам в мыслях содержать, что и мы в бедственной этой жизни, как странники, всегда напастьми от врагов наших гонимые и томимые, тогда только отраду себе находим, внегда помянути нам горний Сион: помянух Бога и возвеселихся». Во время этой умиленной, как бы прощальной беседы все плакали – и настоятельница, и сестры.
Потом преподобный начал торопиться с возвращением в Санаксарскую обитель и, преподав всем благословение и прощение, выехал из Арзамаса. По пути заезжал святой Феодор в Саровскую пустынь, со всеми старцами любезно прощался и поспешил в Санаксар.
По приезде его, в среду на Сырной седмице после полудня, собрались к старцу в келлию ученики его, и он, со всеми немного побеседовав, отпустил их. Остались было у него для решения некоторых духовных недоумений два ученика из дворян, живших в монастыре, но он начал изменяться в лице и велел им уйти, сказав, что очень изнемог. Такие припадки изнеможения издавна нередко бывали со старцем от внутренней болезни, но теперь все предчувствовали, что это изнеможение было не обычное, и с горем в сердце оставили его одного.
Немного спустя после ухода братии пришел келейный монах, служивший о. Феодору, сотворил молитву до трех раз, но, не слыша ответа, вошел без благословения. Отец Феодор молча лежал в постели и умно молился. Келейник тотчас побежал и сказал братии, которые все сошлись к отходящему отцу своему. Старец уже ничего не говорил. Прошло в таком молчании около пяти часов; в десятом же часу пополудни, завершив 52-летний подвиг, душа преподобного старца Феодора мирно разлучилась с телом и отошла в вечные обители, к месту присного стремления сего блаженного отца. Тело его, хотя и лежавшее в теплой келлии до погребения, не издавало запаха тления. Погребен честный старец у созданного им храма, на северной стороне его. На могиле преподобного была положена аспидного камня плита с надписью: «Здесь погребен 73-летний старец иеромонах Феодор, по фамилии Ушаков, возобновитель Санаксарского монастыря, который пострижен в Александро-Невской Лавре, продолжал монашеское житие 45 лет; со всеми видами истинного христианина и доброго монаха 19 февраля 1791 года скончался».
9–10 июля 1999 года в Санаксарском монастыре произошло знаменательное событие – причисление к лику местночтимых святых восстановителя обители иеромонаха Феодора (Ушакова). На торжествах присутствовали и чин канонизации совершили правящий архиерей преосвященнейший Варсонофий, епископ Саранский и Мордовский, священноархимандрит монастыря, и правящие архиереи соседних епархий — высокопреосвященнейший Серафим, архиепископ Пензенский и Кузнецкий, и высокопреосвященнейший Прокл, архиепископ Симбирский и Мелекесский. Ныне мощи прп. Феодора Санаксарского покоятся в соборной Иоанно-Предтеченской церкви.
