Акафист священномученику Петру, архиепископу Воронежскому

Свя­щен­но­му­че­ник Петр ро­дил­ся 18 фев­ра­ля 1878 го­да в Москве в се­мье свя­щен­ни­ка и в кре­ще­нии на­ре­чен был Ва­си­ли­ем. Его отец, Кон­стан­тин Зве­рев, слу­жил сна­ча­ла в хра­ме Вос­кре­се­ния Сло­ву­ще­го в се­ле Виш­ня­ки под Моск­вой, а за­тем был на­зна­чен на­сто­я­те­лем хра­ма свя­то­го бла­го­вер­но­го ве­ли­ко­го кня­зя Алек­сандра Нев­ско­го при до­ме мос­ков­ско­го гу­бер­на­то­ра. По­сле убий­ства ге­не­рал-гу­бер­на­то­ра Моск­вы ве­ли­ко­го кня­зя Сер­гея Алек­сан­дро­ви­ча отец Кон­стан­тин пе­ре­шел слу­жить в Сер­ги­ев­ский храм при Чу­до­вом мо­на­сты­ре в Крем­ле.
У от­ца Кон­стан­ти­на и его же­ны Ан­ны бы­ло чет­ве­ро де­тей: три сы­на — Ар­се­ний, Кас­си­ан и Ва­си­лий и дочь Вар­ва­ра. Ха­рак­те­ры бра­тьев опре­де­ли­лись с дет­ства и бы­ли весь­ма раз­лич­ны. Ар­се­ний лю­бил пи­сать раз­ные бу­ма­ги — и стал чи­нов­ни­ком. Кас­си­ан иг­рал в вой­ну — и стал офи­це­ром, был убит на фрон­те в 1914 го­ду. Ва­си­лий лю­бил иг­рать в цер­ков­ную служ­бу.
В ран­нем дет­стве он то­ро­пил­ся по­пасть к на­ча­лу бо­го­слу­же­ния в при­ход­ской храм в Виш­ня­ках, и на служ­бу хо­дил все­гда вме­сте с от­цом. Зво­нарь, ви­дя иду­ще­го свя­щен­ни­ка, уда­рял три ра­за в ко­ло­кол, и маль­чик счи­тал, что два ра­за зво­нят от­цу, а тре­тий — ему.
Впо­след­ствии он ино­гда рас­ска­зы­вал о се­бе де­тям в на­зи­да­ние. «В дет­стве я был очень тол­стый и пух­лый, и взрос­лые лю­би­ли ме­ня тис­кать, а я это­го не лю­бил и вел се­бя со­от­вет­ствен­но. И вот ви­жу сон. Си­дит за сто­лом Спа­си­тель в си­ней и крас­ной одеж­де и дер­жит ме­ня на ру­ках. А под сто­лом — страш­ная со­ба­ка. Спа­си­тель бе­рет мою ру­ку и про­тя­ги­ва­ет под стол со­ба­ке со сло­ва­ми: “Ешь ее, она де­рет­ся”. Я проснул­ся, и с тех пор уже ни­ко­гда не драл­ся, а во всем ста­рал­ся се­бя сдер­жи­вать, не сер­дить­ся и не де­лать ни­че­го дур­но­го. Вам, маль­чиш­кам, все­гда хо­чет­ся по­про­бо­вать ку­рить. А у нас отец стро­гий был, он нам од­на­жды ска­зал: “Ес­ли кто бу­дет ку­рить, гу­бы ото­рву!” Но по­про­бо­вать все-та­ки хо­те­лось. Вы­ку­рил я па­пи­ро­су и по­шел в цер­ковь. Бы­ло Про­ще­ное вос­кре­се­нье. За­пе­ли: “Не от­вра­ти ли­ца Тво­е­го от от­ро­ка Тво­е­го, яко скорб­лю, ско­ро услы­ши мя...” Это бы­ло са­мое мое лю­би­мое пес­но­пе­ние. Но тут у ме­ня нестер­пи­мо за­кру­жи­лась го­ло­ва, и при­шлось мне вый­ти из хра­ма. С тех пор я уже не про­бо­вал ку­рить»^[1].
В 1895 го­ду Ва­си­лий окон­чил гим­на­зию и по­сту­пил на ис­то­ри­ко-фило­ло­ги­че­ский фа­куль­тет Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та. В 1899 го­ду он по­дал про­ше­ние с прось­бой за­чис­лить его на пер­вый курс Ка­зан­ской Ду­хов­ной ака­де­мии, и по­сле про­ве­роч­ных ис­пы­та­ний со­вет Ка­зан­ской Ду­хов­ной ака­де­мии по­ста­но­вил при­нять его в чис­ло сту­ден­тов.
19 ян­ва­ря 1900 го­да рек­тор Ка­зан­ской Ду­хов­ной ака­де­мии епи­скоп Ан­то­ний (Хра­по­виц­кий) в ака­де­ми­че­ском хра­ме по­стриг Ва­си­лия в мо­на­ше­ство, на­рек­ши ему имя Петр, в честь свя­ти­те­ля Пет­ра, мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го. В ка­че­стве стар­ца вос­при­ем­ни­ка в Ка­зан­ской ака­де­мии в те го­ды при­сут­ство­ва­ли или иеро­мо­нах кре­сто­вой церк­ви Пан­те­ле­и­мон, или схи­ар­хи­манд­рит Сед­мио­зер­ной Бо­го­ро­диц­кой Воз­не­сен­ской пу­сты­ни Гав­ри­ил (Зы­ря­нов). По­сле по­стри­га епи­скоп Ан­то­ний пре­по­дал но­во­по­стри­жен­но­му на­зи­да­тель­ное по­уче­ние, и тот в пред­не­се­нии све­чей и в со­про­вож­де­нии ино­че­ству­ю­щей бра­тии от­пра­вил­ся в свою ке­лью, где епи­скоп Ан­то­ний, вру­чая ему ико­ну, ска­зал сло­во по­уче­ния на но­вую жизнь. 23 ян­ва­ря 1900 го­да мо­нах Петр был ру­ко­по­ло­жен во иеро­ди­а­ко­на, а 15 июня то­го же го­да — во иеро­мо­на­ха^[2].
В 1902 го­ду иеро­мо­нах Петр был удо­сто­ен сте­пе­ни кан­ди­да­та бо­го­сло­вия с пра­вом пре­по­да­ва­ния в се­ми­на­рии за дис­сер­та­цию «Эк­зе­ге­ти­че­ский ана­лиз пер­вых двух глав По­сла­ния апо­сто­ла Пав­ла к Ев­ре­ям»^[3]. 4 сен­тяб­ря 1902 го­да он был на­зна­чен пре­по­да­ва­те­лем Свя­щен­но­го Пи­са­ния в Ор­лов­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию, а 27 сен­тяб­ря то­го же го­да пе­ре­ме­щен на долж­ность мос­ков­ско­го епар­хи­аль­но­го мис­си­о­не­ра. Ос­нов­ным ме­стом его слу­же­ния стал Князь-Вла­ди­мир­ский храм при Мос­ков­ском епар­хи­аль­ном до­ме, ос­но­ван­ном тру­да­ми и за­бо­та­ми мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го Вла­ди­ми­ра (Бо­го­яв­лен­ско­го). Сю­да сте­ка­лись ос­нов­ные ду­хов­ные си­лы, здесь про­по­ве­до­ва­ли луч­шие про­по­вед­ни­ки Моск­вы, сре­ди ко­то­рых иеро­мо­нах Петр за­нял до­стой­ное ме­сто. Уро­же­нец Моск­вы, знав­ший мос­ков­скую паст­ву еще по при­хо­ду от­ца, столк­нув­шись с но­вы­ми про­бле­ма­ми, ко­гда мно­же­ство лю­дей ока­за­лись не про­све­щен­ны­ми све­том пра­во­сла­вия, он рев­ност­но взял­ся за де­ло: ча­сто слу­жил и за каж­дым бо­го­слу­же­ни­ем про­по­ве­до­вал; две­ри его квар­ти­ры в Епар­хи­аль­ном до­ме бы­ли все­гда от­кры­ты для во­про­ша­ю­щих, и бы­ва­ло, что по­след­ние по­се­ти­те­ли ухо­ди­ли от него за пол­ночь, а утром иеро­мо­нах Петр уже то­ро­пил­ся на бо­го­слу­же­ние.
Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир, ви­дя рев­ност­ное слу­же­ние мо­ло­до­го пас­ты­ря, ре­ко­мен­до­вал его на ва­кант­ное ме­сто ин­спек­то­ра Нов­го­род­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии, ку­да тот и был на­зна­чен 30 июня 1906 го­да.
Од­на­ко враг спа­се­ния ро­да че­ло­ве­че­ско­го — диа­вол через злых лю­дей вос­стал на по­движ­ни­ка, — они ста­ли кле­ве­тать на иеро­мо­на­ха Пет­ра. По­чти каж­дый ме­сяц обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да по­лу­чал ано­ним­ные до­но­сы. В до­но­сах кле­вет­ни­ки сре­ди про­че­го пи­са­ли, что иеро­мо­нах Петр на­са­ди­тель раз­вра­та, лже­мо­нах, скры­ва­ю­щий­ся под ли­чи­ной свя­то­го, и они ни­ко­гда не до­пу­стят про­дви­же­ния его по иерар­хи­че­ской лест­ни­це: «с него сни­мем мит­ры, со­бьем ее в церк­ви... по­то­му что он... хо­тел... на­деть зо­ло­тую шап­ку, но это­го не поз­во­лим, не до­пу­стим — мы до­ста­вим ему сча­стье про­ехать­ся на Со­лов­ки...»^[4]
Для то­го, чтобы при­дать сво­ей кле­ве­те ха­рак­тер до­сто­вер­но­сти, кле­вет­ни­ки на­пи­са­ли от ли­ца некой зна­ко­мой от­цу Пет­ру жен­щи­ны под­лож­ное пись­мо.
Обер-про­ку­рор пе­ре­слал ано­ним­ные до­но­сы ар­хи­епи­ско­пу Нов­го­род­ско­му Гу­рию (Охо­ти­ну) с прось­бой разо­брать­ся. По­сле бе­се­ды с иеро­мо­на­хом Пет­ром ар­хи­епи­скоп вы­слал свое за­клю­че­ние по это­му де­лу обер-про­ку­ро­ру Си­но­да, а так­же и Мос­ков­ско­му мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру, во­про­шая его, «не есть ли все, со­об­ща­е­мое в за­яв­ле­ни­ях, од­на кле­ве­та, вы­ду­ман­ная на поч­ве враж­деб­ных от­но­ше­ний... неко­то­рых лиц или под вли­я­ни­ем так на­зы­ва­е­мо­го осво­бо­ди­тель­но­го дви­же­ния, вслед­ствие ко­то­ро­го ча­сто вы­ду­мы­ва­ют ложь про­тив ду­хо­вен­ства во­об­ще и в част­но­сти мо­на­ше­ству­ю­ще­го»^[5].
Пе­ре­слал вла­ды­ка и пись­мо жен­щи­ны, ко­то­рая, узнав, что от ее ли­ца рас­сы­ла­ют­ся под­лож­ные пись­ма, на­пи­са­ла от­цу Пет­ру:
«Доб­рей­ший отец Петр! Ва­шим из­ве­сти­ем крайне по­ра­же­на; ни в Свя­тей­ший Си­нод, ни Обер-Про­ку­ро­ру и ни ко­му дру­го­му ре­ши­тель­но не пи­са­ла ни­ка­ких за­яв­ле­ний, тем бо­лее гнус­но­го со­дер­жа­ния, да и не имею к то­му ни­ка­ких ос­но­ва­ний. Вид­но, вра­ги Ва­ши вся­че­ски ста­ра­ют­ся по­вре­дить Вам, раз ре­ши­лись на под­лог, — вот до че­го до­во­дит зло­ба лю­дей. На­де­юсь, Вы уве­ре­ны в доб­рых мо­их к Вам чув­ствах и ни­ко­гда не по­ве­ри­те кле­ве­те. Скорб­лю, что вра­ги Ва­ши поль­зу­ют­ся мо­им име­нем для при­чи­не­ния вам го­ре­чи и нрав­ствен­ных стра­да­ний...»^[6]
«Что ка­са­ет­ся до жиз­ни иеро­мо­на­ха Пет­ра в Нов­го­ро­де со вре­ме­ни при­бы­тия его на долж­ность ин­спек­то­ра Нов­го­род­ской се­ми­на­рии, — пи­сал ар­хи­епи­скоп Гу­рий обер-про­ку­ро­ру Си­но­да, — то мо­гу сви­де­тель­ство­вать, что жизнь его вполне... со­от­вет­ству­ет его ино­че­ско­му зва­нию»^[7].
До­но­сы про­дол­жа­лись в те­че­ние двух лет. Иеро­мо­нах Петр на­пи­сал про­ше­ние об уволь­не­нии его от долж­но­сти ин­спек­то­ра Нов­го­род­ской се­ми­на­рии.
В ап­ре­ле 1907 го­да ар­хи­епи­скоп Нов­го­род­ский Гу­рий на­пра­вил в Си­нод хо­да­тай­ство о на­зна­че­нии иеро­мо­на­ха Пет­ра на­сто­я­те­лем Мо­ден­ско­го мо­на­сты­ря, а епи­скоп Са­ра­тов­ский Гер­мо­ген (Долга­нев) — о на­зна­че­нии его на­мест­ни­ком Пре­об­ра­жен­ско­го мо­на­сты­ря в Са­ра­то­ве.
Слу­хи о том, что иеро­мо­на­ха Пет­ра со­би­ра­ют­ся на­зна­чить на­мест­ни­ком од­но­го из мо­на­сты­рей, вы­зва­ли но­вые ано­ним­ные до­но­сы, при­чем на этот раз ав­то­ры угро­жа­ли опуб­ли­ко­вать свои до­но­сы в га­зе­тах.
5 де­каб­ря 1907 го­да иеро­мо­нах Петр по­лу­чил пись­мо от до­нос­чи­ка: «Ес­ли хо­ти­те при­кон­чить это де­ло, то при­шли­те три­ста руб­лей де­нег... К по­ли­ции не об­ра­щай­тесь...»^[8]
Это пись­мо отец Петр пе­ре­дал ар­хи­епи­ско­пу Гу­рию, а тот пе­ре­слал его мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру, ко­то­рый от­пи­сал то­ва­ри­щу обер-про­ку­ро­ра Свя­тей­ше­го Си­но­да, вед­ше­му де­ло: «По упо­мя­ну­той пе­ре­пис­ке не бы­ло на­зна­че­но рас­сле­до­ва­ние вви­ду ано­ним­но­го ее ха­рак­те­ра»^[9].
3 июля 1909 го­да Свя­тей­ший Си­нод на­зна­чил иеро­мо­на­ха Пет­ра на­сто­я­те­лем Белев­ско­го Спа­со-Пре­об­ра­жен­ско­го мо­на­сты­ря Туль­ской епар­хии^[10].
Мо­на­стырь на­хо­дил­ся неда­ле­ко от Оп­ти­ной пу­сты­ни, и отец Петр имел по­сто­ян­ную воз­мож­ность об­щать­ся с оп­тин­ски­ми стар­ца­ми. Стар­цы в свою оче­редь вы­со­ко оце­ни­ли ду­хов­ную на­стро­ен­ность на­сто­я­те­ля и ста­ли на­прав­лять к нему лю­дей для ду­хов­но­го ру­ко­вод­ства. Отец Петр ча­сто бы­вал в Са­ров­ском и Ди­ве­ев­ском мо­на­сты­рях, осо­бен­ное до­ве­рие имея к бла­жен­ной Прас­ко­вье Ива­новне Ди­ве­ев­ской, и та пла­ти­ла ему от­вет­ным рас­по­ло­же­ни­ем. Бла­жен­ная по­да­ри­ла ему сво­ей ра­бо­ты холст, из ко­то­ро­го впо­след­ствии сши­ли ар­хи­ерей­ское об­ла­че­ние, и он бе­реж­но хра­нил его, пред­по­ла­гая быть в нем по­гре­бен­ным.
В вос­кре­се­нье 8 ав­гу­ста 1910 го­да епи­скоп Туль­ский и Белев­ский Пар­фе­ний (Ле­виц­кий) в кре­сто­вой церк­ви воз­вел от­ца Пет­ра в сан ар­хи­манд­ри­та^[11].
19 ок­тяб­ря 1910 го­да в Беле­ве по ини­ци­а­ти­ве пред­се­да­те­ля Учи­лищ­но­го со­ве­та ар­хи­манд­рит Петр про­чел лек­цию на те­му «Стар­че­ство и ста­рец Ам­вро­сий Оп­тин­ский как глав­ный его пред­ста­ви­тель». Лек­ция име­ла огром­ный успех, и при­сут­ство­вав­ший на ней епи­скоп Пар­фе­ний об­ра­тил­ся к слу­ша­те­лям со сло­вом, в ко­то­ром вы­ра­зил свою ра­дость по по­во­ду столь мно­го­люд­но­го со­бра­ния, сви­де­тель­ству­ю­ще­го, что лю­ди в Беле­ве жи­вут не од­ни­ми зем­ны­ми за­бо­та­ми, но ин­те­ре­су­ют­ся и во­про­са­ми ре­ли­ги­оз­ны­ми^[12].
В день празд­но­ва­ния Ка­зан­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри в мо­на­сты­ре со­сто­я­лось тор­же­ствен­ное освя­ще­ние Спа­со-Пре­об­ра­жен­ско­го со­бо­ра, ко­то­рый к это­му вре­ме­ни ста­ра­ни­я­ми на­сто­я­те­ля был тща­тель­но от­ре­мон­ти­ро­ван и укра­шен.
Ар­хи­манд­рит Петр не огра­ни­чи­вал сво­е­го слу­же­ния сте­на­ми вве­рен­ной его по­пе­че­нию оби­те­ли, но ча­сто по­се­щал сель­ские хра­мы Белев­ско­го уез­да. Один из сви­де­те­лей так опи­сы­ва­ет его слу­же­ние в се­ле Пес­ко­ва­том: «18 и 19 мая 1913 го­да на­все­гда оста­нут­ся в па­мя­ти при­хо­да. Сла­ва о слу­же­нии ар­хи­манд­ри­та Пет­ра, лас­ко­вом, вни­ма­тель­ном об­ра­ще­нии с про­стым на­ро­дом со­зда­ли ему гро­мад­ную по­пуляр­ность не толь­ко в Белев­ском уез­де. Кре­стьяне, как по­след­нее со­сло­вие, нуж­да­ют­ся в по­мо­щи, и осо­бен­но в ду­хов­ной. Они при­хо­дят к от­цу Пет­ру с прось­ба­ми по­мо­лить­ся о них, ино­гда по­го­во­рить и рас­ска­зать о сво­ем во­ис­ти­ну горь­ком жи­тье. И ни­кто не ухо­дит от от­ца Пет­ра неуте­шен­ным. Ар­хи­манд­рит Петр при­е­хал в се­ло к ше­сти ча­сам ве­че­ра, и сра­зу же на­ча­лась все­нощ­ная. С ним при­е­хал хор из де­ся­ти де­во­чек.
Храм в се­ле Пес­ко­ва­том сто­ит на го­ре, над Окой. Ря­дом сос­но­вый бор. На­стежь от­кры­ты все две­ри хра­ма. Сол­неч­ные лу­чи сколь­зят по бес­чис­лен­ным ря­дам на­ро­да, не по­ме­стив­ше­го­ся в церк­ви. Нет при­выч­но­го пе­ре­шеп­ты­ва­ния и без­участ­но­сти к служ­бе. Зна­ко­мые мо­лит­вы по­ют­ся всем на­ро­дом. Во вре­мя пе­ния “Сла­ва в выш­них Бо­гу...” все опус­ка­ют­ся на ко­ле­ни. Ве­ли­кие сло­ва, мас­са ко­ле­но­пре­кло­нен­ных лю­дей, мо­ля­щих­ся всем серд­цем, всем по­мыш­ле­ни­ем, до то­го уми­ля­ют и уми­ро­тво­ря­ют, что неволь­но мо­лишь­ся.
Сгу­ща­лись су­мер­ки. На па­перть вы­шел ар­хи­манд­рит Петр и на­пра­вил­ся к до­му свя­щен­ни­ка, и за ним весь на­род, пев­ший “Хри­стос вос­кре­се”. И да­ле­ко по окру­ге раз­но­си­лось это ра­дост­ное пе­ние.
На сле­ду­ю­щий день бы­ла от­слу­же­на ли­тур­гия. На­ро­да бы­ло еще боль­ше, чем на­ка­нуне. По­сле от­пу­ста ар­хи­манд­рит Петр вы­шел на ам­вон и стал го­во­рить. Про­стые сло­ва, яс­ный взгляд. Он го­во­рил о Хри­сте Спа­си­те­ле, об убо­же­стве хра­ма в при­хо­де и, на­ко­нец, пе­ре­шел к об­ли­че­нию ере­сей. Боль­ше все­го он го­во­рил о мест­ных сек­тан­тах — скоп­цах и хлы­стах. Яр­ко и убе­ди­тель­но ар­хи­манд­рит Петр опро­вер­гал то, что сек­тан­ты ста­ви­ли се­бе в за­слу­гу и оправ­да­ние, он об­ри­со­вал кар­ти­ну фаль­ши, се­бя­лю­бия, ту­не­яд­ства, изу­вер­ства, вре­да для те­ла и для ду­ши, ко­то­рый, по сво­е­му неве­же­ству и фа­на­тич­но­му ослеп­ле­нию, при­чи­ня­ют эти сек­ты сво­им сто­рон­ни­кам. Во вре­мя про­по­ве­ди один из скоп­цов про­тис­нул­ся к вы­хо­ду и по­ну­ро по­плел­ся до­мой. Впе­чат­ле­ние от про­по­ве­ди бы­ло гро­мад­ное»^[13].
Во вре­мя од­ной из эпи­де­мий, слу­чив­ших­ся в ту по­ру, ар­хи­манд­рит Петр об­ра­тил­ся к на­се­ле­нию с осо­бым сло­вом: «Все еще из раз­ных мест по­лу­ча­ют­ся со­об­ще­ния о том, что по стране на­шей рас­про­стра­ня­ют­ся за­раз­ные бо­лез­ни, ко­то­рые уно­сят в мо­ги­лу це­лые ты­ся­чи лю­дей. Неуди­ви­тель­но, что при столь страш­ном яв­ле­нии лю­ди при­хо­дят в бес­по­кой­ство и ста­ра­ют­ся при­ду­мать все­воз­мож­ные сред­ства, чтобы от­кло­нить от се­бя на­дви­га­ю­щу­ю­ся гро­зу... Но вот го­ре на­ше, что мы изоб­ре­та­ем всё не то сред­ство, ко­то­рое бы дей­стви­тель­но нас из­ба­ви­ло от ужас­ной, ни­ко­го не ми­лу­ю­щей бо­лез­ни. Мы ста­ра­ем­ся поль­зо­вать­ся раз­ны­ми сы­во­рот­ка­ми и при­вив­ка­ми... Все ко­мис­сии и по­дав­ля­ю­щее боль­шин­ство част­ных лю­дей толь­ко со­вер­шен­но остав­ля­ют в сто­роне ду­хов­ное на­ча­ло в че­ло­ве­ке — его ду­шу, толь­ко не же­ла­ют о ней по­ду­мать, да, впро­чем, они и не мо­гут же­лать ду­мать о ней, так как, ка­жет­ся, и не по­до­зре­ва­ют, что она у них есть и нуж­да­ет­ся в по­пе­че­нии го­раз­до бо­лее, чем те­ло... Они так да­ле­ки ста­ли от все­го ду­хов­но­го, что не мо­гут по­ве­рить, что глав­ное и един­ствен­ное зло всех бо­лез­ней, несча­стий и стра­да­ний на зем­ле есть грех, ко­то­рый и на­до уни­что­жать, с ко­то­рым и нуж­но бо­роть­ся во что бы то ни ста­ло, все­ми си­ла­ми, как бы труд­но это ни бы­ло. А все эти виб­ри­о­ны, мик­ро­бы и ба­цил­лы — толь­ко ору­дие и сред­ство в ру­ках Про­мыс­ла Бо­жия, ищу­ще­го спа­се­ния ду­ши че­ло­ве­че­ской. Зна­ет Бог, что до­ро­га нам зем­ная жизнь, что до­ро­го нам те­ло, и вот на это-то и на­прав­ля­ет Свои уда­ры, чтобы мы опом­ни­лись и рас­ка­я­лись. По­сы­лая мор на лю­дей, Гос­подь тем са­мым на­по­ми­на­ет нам все­гда иметь пред гла­за­ми сво­и­ми смерть, а за нею и Страш­ный Суд, за ко­то­рым по­сле­ду­ет веч­ное на­ка­за­ние нерас­ка­ян­ных греш­ни­ков... К Нему-то и нуж­но преж­де все­го об­ра­щать­ся с мо­лит­вою о по­ми­ло­ва­нии и об от­вра­ще­нии пра­вед­но­го гне­ва Его. Но, мо­лясь, на­до ста­рать­ся быть до­стой­ны­ми ми­ло­сти Бо­жи­ей. Необ­хо­ди­мо со­знать гре­хи свои, рас­ка­ять­ся в них, ре­шить­ся ве­сти жизнь свою со­глас­но за­по­ве­дям еван­гель­ским. С по­ка­я­ни­ем долж­но со­еди­нить пост и воз­дер­жа­ние, долж­но от­ка­зать­ся хоть на вре­мя от раз­ных удо­воль­ствий, иг­рищ, зре­лищ и празд­но­го вре­мя­про­вож­де­ния. Но как-то страш­но ста­но­вит­ся от то­го, что ви­дишь во­круг: с од­ной сто­ро­ны, как буд­то и бо­ят­ся за­раз­ных, гу­би­тель­ных бо­лез­ней, стра­шат­ся смер­ти и в то же са­мое вре­мя пре­да­ют­ся необуз­дан­но­му ве­се­лью, за­ба­вам, зре­ли­щам, со­вер­шен­но за­бы­вая свои свя­щен­ные обя­зан­но­сти по сво­е­му зва­нию пра­во­слав­ных хри­сти­ан... Хо­тя уже бес­ко­неч­ное чис­ло раз го­во­ре­но и пе­ре­го­во­ре­но о том, что на­ша ин­тел­ли­ген­ция да­ле­ка от на­ро­да и не зна­ет и не по­ни­ма­ет его, но еще раз хо­чет­ся крик­нуть так, чтобы услы­ша­ли на­ко­нец, ко­му слы­шать над­ле­жит: “Да по­стой­те, Бо­га ра­ди, будь­те доб­ро­со­вест­ны и бес­при­страст­ны, сой­ди­те с вы­со­ты сво­е­го ве­ли­чия и при­слу­шай­тесь к то­му, что го­во­рит на­род!.. По­ща­ди­те, по­жа­лей­те ду­шу на­род­ную! Вы тол­ку­е­те о про­све­ще­нии, вы скор­би­те, что на­род наш те­мен, вы стро­и­те шко­лы, а са­ми в то же вре­мя вно­си­те тьму в сре­ду его, раз­вра­ща­е­те его, за­ме­ня­е­те ис­ти­ну Хри­сто­ву ло­жью язы­че­ства, со­дей­ству­е­те воз­вра­ще­нию на­ро­да к нра­вам язы­че­ским!.. И как не быть смер­то­нос­ным яз­вам в стране на­шей, ко­гда мы от­сту­па­ем от Бо­га и на­вле­ка­ем на се­бя Его пра­вед­ный гнев?! Еще удив­лять­ся на­до без­мер­но­му дол­го­тер­пе­нию Бо­жию, что Он ми­ло­сти­во ка­ра­ет нас, на­до го­ря­чо бла­го­да­рить Его, что не по­губ­ля­ет нас окон­ча­тель­но, и слез­но умо­лять Его, чтобы Он не дал осу­ще­ствить­ся зло­му де­лу и от­крыл сер­деч­ные очи тем, ко­му вве­ре­но по­пе­че­ние о ду­ше на­род­ной. По­ка­ем­ся же все и ис­пра­вим­ся и об­ра­тим­ся к Бо­гу, от Ко­то­ро­го от­сту­пи­ли!”»^[14].
Как вся­ко­го по­движ­ни­ка и че­ло­ве­ка глу­бо­кой ве­ры, ар­хи­манд­ри­та Пет­ра ин­те­ре­со­вал и по­двиг дру­гих. Об од­ном из скром­ных слу­жи­те­лей Туль­ской епар­хии, про­то­и­е­рее Алек­сии, он счел нуж­ным да­же на­пи­сать за­мет­ку и опуб­ли­ко­вать ее для на­зи­да­ния дру­гим в «Епар­хи­аль­ных ве­до­мо­стях».
«На днях за­хо­дил ко мне, — пи­сал ар­хи­манд­рит Петр, — один сель­ский про­то­и­е­рей — отец Алек­сий. Вы­со­ко­го ро­ста, строй­ный, ху­дой, весь се­дой, с доб­ры­ми про­ник­но­вен­ны­ми гла­за­ми, сми­рен­ный, при­вет­ли­вый, доб­ро­душ­ный, — он про­из­вел на ме­ня са­мое хо­ро­шее впе­чат­ле­ние. Дав­но он свя­щен­ству­ет, но свя­щен­ству­ет в бед­ном при­хо­де: “Мой до­ход рав­ня­ет­ся до­хо­ду пса­лом­щи­ков в окруж­ных се­лах, — го­во­рил он, — но я ни­ко­гда не ис­кал се­бе луч­ше­го при­хо­да; я ве­рю, что Гос­подь бла­го­сло­вил мне по­тру­дить­ся имен­но здесь. Ох, сколь­ко я ви­дел на се­бе ми­ло­стей Бо­жи­их! Я вас дав­но по­ми­наю, и ро­ди­те­ля ва­ше­го по­ми­наю. (На­до ска­зать, что мы уви­де­лись толь­ко впер­вые, а до се­го вре­ме­ни я да­же ни­ко­гда не слы­хал об от­це про­то­и­е­рее.) У ме­ня та­кое пра­ви­ло — я по­ми­наю всех. Жи­вых по­ми­наю бо­лее се­ми­сот, а усоп­ших — и не знаю сколь­ко. Ведь это нетруд­но. Зна­е­те, ведь они все за­пи­са­ны. На про­ско­ми­дии, во вре­мя Хе­ру­вим­ской пес­ни и “До­стой­но” я чи­таю, а по­том воз­дох­ну (тут отец про­то­и­е­рей при­ло­жил ру­ку к пер­сям, устре­мил гла­за свои к небу, и весь взор его как-то про­свет­лел — буд­то он уви­дел Гос­по­да и про­сил Его за жи­вых и усоп­ших), по­том сно­ва чи­таю и сно­ва воз­дох­ну; я все­гда так. Про­то­и­е­ре­ем я недав­но сде­лан. Это сде­лал ме­ня прео­свя­щен­ный, ко­то­рый об­ра­тил вни­ма­ние на то, что я ни­ко­гда ни од­ной свадь­бы не вен­чаю без то­го, чтобы же­них и неве­ста не зна­ли Сим­во­ла ве­ры и мо­лит­вы Гос­под­ней на­изусть и с объ­яс­не­ни­я­ми. Труд­но обу­чать их, но все же они обу­ча­ют­ся... На мне вся одеж­да чу­жая, я не мо­гу де­лать се­бе — средств нет, но сла­ва Бо­гу за все”. Дей­стви­тель­но, отец про­то­и­е­рей весь­ма бед­но одет. Ко­гда мы ста­ли рас­ста­вать­ся, отец про­то­и­е­рей по­до­шел к ико­нам, при­ло­жил­ся, по­мо­лил­ся и стал сер­деч­но же­лать мне небес­ных да­ров от Бо­га.
Пре­до мною яс­но вы­ри­со­вы­ва­лось все ве­ли­чие и кра­со­та ду­ши стар­ца. Я пред­ста­вил се­бе сле­ду­ю­щее: бед­ный сель­ский при­ход, уда­лен­ный от гу­берн­ско­го го­ро­да на сто пять­де­сят верст, гру­бый де­ре­вен­ский на­род, все бо­лее и бо­лее раз­вра­ща­е­мый за по­след­ние го­ды, по­сто­ян­ные тру­ды, хло­по­ты, служ­бы, тре­бы, ве­де­ние хо­зяй­ства, за­ня­тия с при­хо­жа­на­ми, недо­стат­ки, так что к кон­цу жиз­ни не толь­ко не скоп­ле­но на чер­ный день, но да­же нет средств, чтобы сде­лать се­бе одеж­ду: скуд­ные сред­ства ведь нуж­ны бы­ли си­ро­там, ко­то­рых при­хо­ди­лось еще вос­пи­ты­вать, да и бед­ным ча­дам сво­им о Гос­по­де. Кро­ме ни­ще­ты, на ста­рость оста­лась еще боль в но­гах, о ко­то­рой отец про­то­и­е­рей го­во­рит как-то доб­ро­душ­но, буд­то она не у него, буд­то не его но­ги от­ни­ма­ют­ся. Это, так ска­зать, всё внеш­ние скор­би, а сколь­ко скор­бей незри­мых, внут­рен­них, о ко­то­рых нет сил по­вест­во­вать, по­то­му что их так мно­го и они так всем хо­ро­шо по­нят­ны! По­ду­май­те те­перь, ка­ко­ва же долж­на быть кре­пость ду­ши, ка­ко­во ве­ли­чие ду­ха, ка­ко­ва непо­ко­ле­би­мость в до­сти­же­нии по­став­лен­ной це­ли, ка­ко­ва пре­дан­ность во­ле Бо­жи­ей, ка­ко­вы сми­ре­ние, ве­ра, тер­пе­ние, со­стра­да­ние, лю­бовь к Бо­гом дан­ным при­хо­жа­нам, ес­ли, несмот­ря на все тя­го­ты, тру­ды, ли­ше­ния, скор­би и на­па­сти, отец про­то­и­е­рей не под­дал­ся ду­ху лу­ка­во­му, так ча­сто мно­гих из нас пре­льща­ю­ще­му, не пре­льстил­ся ни бо­гат­ством, ни сла­вою, ни риз­ным укра­ше­ни­ем, а остал­ся до за­ка­та дней сво­их на сво­ем по­сту, в глу­ши, в неиз­вест­но­сти, в тру­дах, сре­ди лю­би­мых им па­со­мых, остал­ся де­лить с ни­ми до гро­ба все их нуж­ды, скор­би и ра­до­сти!
А ка­ко­во его бес­ко­ры­стие! Он мо­лит­ся за жи­вых и усоп­ших, зна­е­мых и незна­е­мых, мо­лит­ся бес­ко­рыст­но, без на­деж­ды не толь­ко по­лу­чить бла­го­дар­ность за свое доб­рое де­ло, но да­же без на­деж­ды на то, что об этом узна­ют те жи­вые, за ко­то­рых он мо­лит­вы воз­но­сит. Он мо­лит­ся про­сто по­то­му лишь, что мо­лит­ва — его ды­ха­ние, по­то­му, что, как пас­тырь, он счи­та­ет нуж­ным мо­лить­ся, ибо зна­ет, что всё от Бо­га, зна­ет, ка­кое ве­ли­кое зна­че­ние име­ет мо­лит­ва для жи­вых и осо­бен­но для усоп­ших, ко­то­рые са­ми се­бе ни­как уже не мо­гут по­мочь. Он мо­лит­ся не за род­ных толь­ко или зна­ко­мых, нет, он мо­лит­ся да­же и за тех, ко­то­рых ни­ко­гда не ви­дал и не знал. Он зна­ет лишь од­но — что они нуж­да­ют­ся в мо­лит­ве, и он скром­но, ти­хо, неза­мет­но де­ла­ет доб­рое де­ло, тво­рит ми­ло­сты­ню.
И вот та­ки­ми-то мо­лит­вен­ни­ка­ми и сто­ит еще мир, ими-то вот и под­дер­жи­ва­ет­ся ве­ра и жизнь на­ша...
Та­ких по­движ­ни­ков — мо­лит­вен­ни­ков мо­жет вос­пи­тать и иметь од­но лишь пра­во­сла­вие. И дай Бог, чтобы их бы­ло как мож­но боль­ше»^[15].
С на­ча­лом во­ен­ных дей­ствий в 1914 го­ду в Спа­со-Пре­об­ра­жен­ском мо­на­сты­ре был устро­ен ла­за­рет на две­на­дцать кро­ва­тей, из ко­то­рых пять бы­ли на пол­ном со­дер­жа­нии мо­на­сты­ря^[16].
В ок­тяб­ре 1916 го­да Свя­тей­ший Си­нод по­ста­но­вил на­пра­вить ар­хи­манд­ри­та Пет­ра в рас­по­ря­же­ние епи­ско­па Але­ут­ско­го Ев­до­ки­ма (Ме­щер­ско­го) для мис­си­о­нер­ской служ­бы в Се­ве­ро-Аме­ри­кан­ской епар­хии. Но по­езд­ка не со­сто­я­лась, и, вме­сто Аме­ри­ки, в 1916 го­ду отец Петр уехал про­по­вед­ни­ком на фронт, где про­был до фев­раль­ской ре­во­лю­ции 1917 го­да.
В 1917 го­ду ар­хи­манд­рит Петр был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Успен­ско­го мо­на­сты­ря в Тве­ри. Здесь ему впер­вые при­шлось ис­пы­тать тя­го­ту нево­ли: он был за­клю­чен в тюрь­му в ка­че­стве за­лож­ни­ка.
14 фев­ра­ля 1919 го­да в Москве в пат­ри­ар­ших по­ко­ях на Тро­иц­ком по­дво­рье со­сто­я­лось на­ре­че­ние ар­хи­манд­ри­та Пет­ра во епи­ско­па. На сле­ду­ю­щий день, в празд­ник Сре­те­ния Гос­под­ня, он был хи­ро­то­ни­сан Пат­ри­ар­хом Ти­хо­ном во епи­ско­па Ба­лах­нин­ско­го, ви­ка­рия Ни­же­го­род­ской епар­хии, где в то вре­мя пра­вя­щим ар­хи­ере­ем был ар­хи­епи­скоп Ев­до­ким (Ме­щер­ский), впо­след­ствии от­пав­ший от пра­во­сла­вия в об­нов­лен­че­ство. Вла­ды­ка Петр хо­ро­шо знал его по служ­бе в Беле­ве, ко­гда тот был епи­ско­пом Ка­шир­ским, ви­ка­ри­ем Туль­ской епар­хии.
В Ниж­нем Нов­го­ро­де епи­скоп по­се­лил­ся в Пе­чер­ском мо­на­сты­ре на бе­ре­гу Вол­ги. Ме­сто, па­мят­ное недав­ни­ми со­бы­ти­я­ми: здесь жил епи­скоп Лав­рен­тий (Кня­зев), рас­стре­лян­ный боль­ше­ви­ка­ми 6 но­яб­ря 1918 го­да.
В древ­но­сти Пе­чер­ский мо­на­стырь был рас­по­ло­жен за две вер­сты от Ниж­не­го Нов­го­ро­да, но око­ло трех­сот лет на­зад про­изо­шел об­вал, зда­ния мо­на­стыр­ские об­ру­ши­лись в Вол­гу, остал­ся лишь один храм, и мо­на­хи по­се­ли­лись бли­же к го­ро­ду, в так на­зы­ва­е­мых Ближ­них Пе­че­рах. К на­ча­лу ХХ ве­ка мо­на­стырь при­шел в упа­док.
Бра­тия бы­ла ма­ло­чис­лен­на, и с епи­ско­пом Пет­ром при­е­ха­ли несколь­ко мо­на­хов. Сра­зу по при­ез­де епи­скоп вос­ста­но­вил в мо­на­сты­ре устав­ную служ­бу. Он слу­жил во все боль­шие и ма­лые празд­ни­ки, во вре­мя все­нощ­ной все­гда сто­ял в хра­ме на на­сто­я­тель­ском ме­сте про­тив чти­мой ико­ны Пе­чер­ской Бо­жи­ей Ма­те­ри, за­ча­стую сам чи­тал ше­сто­псал­мие.
Про­фес­сио­наль­ным пев­чим труд­но бы­ло вы­дер­жи­вать про­дол­жи­тель­ные бо­го­слу­же­ния, и епи­скоп при­влек к уча­стию в служ­бах на­род. За пра­вым кли­ро­сом ста­ви­ли ана­лой, и здесь на­хо­дил­ся устав­щик, сю­да при­хо­ди­ли все усерд­ство­вав­шие петь и чи­тать. В ма­лые празд­ни­ки служ­ба про­дол­жа­лась око­ло пя­ти ча­сов, в вос­крес­ные дни — шесть ча­сов, а в дву­на­де­ся­тые празд­ни­ки — семь, то есть с пя­ти ча­сов ве­че­ра до по­лу­но­чи.
Епи­скоп слу­жил неспеш­но, раз­дель­но и гром­ко про­из­но­ся каж­дое сло­во. Шел во вре­мя каж­де­ния не то­ро­пясь, так что успе­ва­ли про­петь весь по­ли­е­лей­ный пса­лом. «Хва­ли­те имя Гос­подне» пел весь на­род на два хо­ра афон­ским рас­пе­вом, пол­но­стью оба псал­ма. Во вре­мя пер­во­го ча­са и по­сле ли­тур­гии епи­скоп бла­го­слов­лял на­род. При­да­вая огром­ное зна­че­ние уча­стию при­хо­жан в бо­го­слу­же­нии, епи­скоп по­ста­рал­ся на­ла­дить все­на­род­ное пе­ние и в дру­гих хра­мах епар­хии. С бла­го­сло­ве­ния ар­хи­епи­ско­па Ни­же­го­род­ско­го Ев­до­ки­ма он об­ра­тил­ся с по­сла­ни­ем к бла­го­чин­ным Ни­же­го­род­ской епар­хии, при­зы­вая их в сво­их бла­го­чи­ни­ях за­ве­сти та­кое же об­ще­на­род­ное пе­ние.
В буд­ние дни епи­скоп слу­жил ли­тур­гию в до­мо­вой церк­ви. Каж­дый празд­ник по­сле бо­го­слу­же­ния он го­во­рил про­по­ведь. В мо­на­сты­ре он за­вел пре­по­да­ва­ние де­тям За­ко­на Бо­жия, при­чем пре­по­да­вал сам. Де­ти так при­вя­за­лись к нему, что за­ча­стую со­би­ра­лись тол­пой у его крыль­ца в ожи­да­нии — не пой­дет ли вла­ды­ка ку­да-ни­будь, чтобы со­про­вож­дать его. По до­ро­ге он что-ни­будь им рас­ска­зы­вал, ча­сто из сво­ей жиз­ни.
Ино­гда епи­скоп Петр слу­жил все­нощ­ные всю ночь. Под Рож­де­ство Хри­сто­во все­нощ­ная на­чи­на­лась в де­сять ча­сов ве­че­ра, и по­сле нее сра­зу же слу­жи­лась ли­тур­гия. Несмот­ря на столь про­дол­жи­тель­ные служ­бы и са­мое про­стое пе­ние, храм все­гда был по­лон на­ро­да. Ака­фи­стов за все­нощ­ной епи­скоп ни­ко­гда не чи­тал, но за­то тре­бо­вал, чтобы пол­но­стью вы­чи­ты­ва­лись ка­физ­мы; ака­фи­сты чи­та­лись толь­ко на мо­леб­нах. Епи­скоп Петр осо­бен­но лю­бил Псал­тирь, ко­то­рая от­ра­жа­ет все мно­го­об­ра­зие ду­шев­ных пе­ре­жи­ва­ний и об­сто­я­тельств, в ка­ких при­хо­дит­ся бы­вать че­ло­ве­ку; бо­го­дух­но­вен­ная кни­га нас на­уча­ет — как и о чем про­сить Бо­га. Как-то раз епи­ско­па при­гла­си­ли слу­жить в один из хра­мов и на все­нощ­ной по­чти пол­но­стью про­пу­сти­ли ка­физ­мы. Епи­скоп Петр по­до­звал на­сто­я­те­ля и ска­зал ему: «По­че­му ты не лю­бишь ца­ря Да­ви­да? Лю­би ца­ря Да­ви­да».
Па­ни­хи­ды епи­скоп все­гда слу­жил пол­но­стью, по уста­ву, с сем­на­дца­той ка­физ­мой, без вся­ких со­кра­ще­ний. «Кто от­слу­жит по мне та­кую па­ни­хи­ду?» — го­во­рил он. Ко­гда ему при­хо­ди­лось ко­го-ни­будь от­пе­вать, то он слу­жил без ма­лей­шей по­спеш­но­сти. Он лю­бил мо­лить­ся вме­сте с Цер­ко­вью сло­ва­ми цер­ков­ных гим­но­гра­фов и свя­тых по­движ­ни­ков, ибо в этих сло­вах, как и в цер­ков­ных уста­вах, за­клю­че­на неохват­ная жизнь, через них еще на зем­ле ощу­ща­лось небес­ное. Бу­дучи в Во­ро­не­же, вла­ды­ка го­во­рил сво­е­му ке­лей­ни­ку от­цу Ин­но­кен­тию: «Во всем твой Петр гре­шен, толь­ко уста­ва ни­ко­гда не на­ру­шал».
В Пе­чер­ском мо­на­сты­ре древ­ний со­бор в честь Успе­ния Бо­жи­ей Ма­те­ри был в то вре­мя силь­но за­пу­щен. Сте­ны и по­то­лок бы­ли чер­ны от ко­по­ти. Епи­скоп об­ра­тил­ся к на­ро­ду, про­ся по­мочь на­ве­сти по­ря­док, и сам пер­вый под­нял­ся по лест­ни­це и про­мыл часть по­тол­ка. На Страст­ной сед­ми­це вла­ды­ка вы­шел очи­щать от сне­га двор мо­на­сты­ря. Кто-то спро­сил его:
— Что это вы так тру­ди­тесь, вла­ды­ко свя­тый?
— Да как же? На­до бу­дет в Ве­ли­кую Суб­бо­ту с крест­ным хо­дом ид­ти, а кру­гом снег, ид­ти негде.
За несколь­ко дней до пре­столь­но­го празд­ни­ка в со­бо­ре еже­днев­но на­чи­на­ли слу­жить­ся мо­леб­ны с ака­фи­стом Бо­жи­ей Ма­те­ри по при­ме­ру Ки­е­во-Пе­чер­ской Лав­ры — так епи­скоп вме­сте с на­ро­дом го­то­вил­ся к встре­че празд­ни­ка Успе­ния Бо­го­ро­ди­цы.
Ис­то­вое, неле­ност­ное слу­же­ние, ис­крен­ность в ве­ре, сми­ре­ние, от­кры­тость для всех — все это на­род сра­зу по­чув­ство­вал, оце­нил и по­лю­бил в ар­хи­пас­ты­ре. Его ста­ли при­гла­шать на все пре­столь­ные празд­ни­ки в го­род­ские хра­мы. При­гла­ша­ли его, при­гла­ша­ли и епар­хи­аль­но­го ар­хи­ерея, но все воз­рас­та­ю­щая по­пуляр­ность епи­ско­па Пет­ра сре­ди ве­ру­ю­щих не по­нра­ви­лась епи­ско­пу Ев­до­ки­му; он стал за­ви­до­вать сво­е­му ви­ка­рию и в кон­це кон­цов воз­не­на­ви­дел его. Лю­ди об этом не зна­ли и по-преж­не­му при­гла­ша­ли их слу­жить вме­сте. Это бы­ло тя­же­лое ис­пы­та­ние для обо­их, ко­гда им при­хо­ди­лось сто­ять вме­сте на ка­фед­ре.
Вла­ды­ка Петр ис­кал вы­ход из со­здав­ше­го­ся по­ло­же­ния и в кон­це кон­цов ре­шил по­сту­пить так, как за­по­ве­дал Хри­стос. Пе­ред на­ча­лом Ве­ли­ко­го по­ста 1920 го­да в Про­ще­ное вос­кре­се­нье вы­со­ко­прео­свя­щен­ный Ев­до­ким слу­жил в го­ро­де, по­слав епи­ско­па Пет­ра слу­жить в Сор­мо­во, ко­то­рое рас­по­ла­га­лось то­гда до­воль­но да­ле­ко от Ниж­не­го Нов­го­ро­да. Из­воз­чи­ков в то вре­мя не бы­ло, и епи­скоп хо­дил в храм на служ­бы пеш­ком. Воз­вра­ща­ясь по­сле служ­бы в Пе­чер­ский мо­на­стырь, он за­шел на Ди­ве­ев­ское по­дво­рье, где жил ар­хи­епи­скоп, чтобы по­про­сить про­ще­ния пе­ред на­ча­лом Ве­ли­ко­го по­ста. Вой­дя в по­кои ар­хи­епи­ско­па Ев­до­ки­ма, он по­вер­нул­ся к ико­нам, по­мо­лил­ся, за­тем по­кло­нил­ся ар­хи­епи­ско­пу в но­ги и, под­няв­шись, ска­зал:
— Хри­стос по­сре­ди нас.
Вме­сто обыч­но­го: «И есть, и бу­дет» — ар­хи­епи­скоп от­ве­тил:
— И нет, и не бу­дет.
Мол­ча епи­скоп Петр по­вер­нул­ся и вы­шел.
На­ча­лась пер­вая неде­ля Ве­ли­ко­го по­ста. Вла­ды­ка слу­жил еже­днев­но, служ­бы про­дол­жа­лись по три­на­дцать-че­тыр­на­дцать ча­сов.
Ча­сто он слу­жил в Сор­мо­ве, и мно­гие при­хо­жане-ра­бо­чие, узнав вла­ды­ку по­бли­же, по­лю­би­ли его. Ко­гда в мае 1921 го­да вла­сти аре­сто­ва­ли епи­ско­па, ра­бо­чие объ­яви­ли за­ба­стов­ку и ба­сто­ва­ли три дня. Вла­сти по­обе­ща­ли ра­бо­чим, что от­пу­стят ар­хи­ерея, но вме­сто это­го от­пра­ви­ли его в Моск­ву в ЧК на Лу­бян­ку. Епи­ско­па об­ви­ни­ли в раз­жи­га­нии ре­ли­ги­оз­но­го фа­на­тиз­ма в по­ли­ти­че­ских це­лях.
До­ве­рие Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на к вла­ды­ке Пет­ру бы­ло столь ве­ли­ко, что, ко­гда в Пен­зен­ской епар­хии воз­ник­ло чрез­вы­чай­ное по­ло­же­ние вви­ду рас­коль­ни­чьей де­я­тель­но­сти Вла­ди­ми­ра Пу­тя­ты, по­пы­тав­ше­го­ся за­хва­тить Пен­зен­скую ка­фед­ру, Пат­ри­арх 17 мая 1921 го­да на­зна­чил ту­да пра­вя­щим ар­хи­ере­ем епи­ско­па Пет­ра. Од­на­ко, вви­ду аре­ста вла­ды­ки, 25 июня 1921 го­да указ при­шлось от­ме­нить.
С Лу­бян­ки епи­ско­па пе­ре­ве­ли в Бу­тыр­скую тюрь­му, за­тем — в Та­ган­скую. Ко­гда его уво­ди­ли из Бу­тыр­ской тюрь­мы, то с ним про­ща­лись все за­клю­чен­ные в ка­ме­ре, мно­гие пла­ка­ли, да­же над­зи­ра­те­ли при­шли про­стить­ся. «Я вспом­нил то­гда про­ща­ние апо­сто­ла Пет­ра», — го­во­рил епи­скоп, рас­ска­зы­вая о сво­ем пре­бы­ва­нии в за­клю­че­нии.
В Та­ган­ской тюрь­ме на­хо­ди­лось то­гда бо­лее де­ся­ти ар­хи­ере­ев и мно­же­ство ду­хо­вен­ства. Ве­ру­ю­щие пе­ре­да­ва­ли в тюрь­му просфо­ры, об­ла­че­ния, и ду­хо­вен­ство со­вер­ша­ло в ка­ме­ре со­бор­ную служ­бу. Око­ло ма­лень­ко­го сто­ли­ка ста­но­ви­лось столь­ко ар­хи­ере­ев, что слу­жеб­ни­ки по­ло­жить бы­ло негде. Диа­ко­на не бы­ло ни од­но­го. Ве­ли­кую ек­те­нию на­чи­нал мит­ро­по­лит, а даль­ше все ар­хи­ереи по стар­шин­ству го­во­ри­ли ек­те­нии по оче­ре­ди.
В Та­ган­ской тюрь­ме вслед­ствие ис­то­ще­ния епи­скоп Петр тя­же­ло за­бо­лел: у него об­ра­зо­ва­лись фу­рун­ку­лы на го­ло­ве, и его по­ло­жи­ли в боль­ни­цу. В кон­це июля епи­ско­па Пет­ра на­зна­чи­ли на этап в Пет­ро­град. Пе­ред от­прав­кой раз­ре­ши­ли сви­да­ние, и к вла­ды­ке при­шли его ду­хов­ные де­ти. Ко­гда его вы­ве­ли из Та­ган­ской тюрь­мы, они по­до­шли к епи­ско­пу и шли вме­сте с ним через весь го­род до Ни­ко­ла­ев­ско­го вок­за­ла в со­про­вож­де­нии кон­воя. Сол­да­ты, охра­няв­шие ар­хи­ерея, не пре­пят­ство­ва­ли про­во­жав­шим ид­ти ря­дом с епи­ско­пом и не ме­ша­ли им раз­го­ва­ри­вать. До от­прав­ки по­ез­да оста­ва­лось еще несколь­ко ча­сов, и им раз­ре­ши­ли про­ве­сти их вме­сте. Епи­скоп мно­го рас­ска­зы­вал о сво­ем пре­бы­ва­нии в тюрь­ме и в кон­це бе­се­ды ска­зал: «Как хо­тел бы я от­крыть свое серд­це и по­ка­зать вам, как стра­да­ния очи­ща­ют серд­це».
В Пет­ро­град­ской тюрь­ме епи­скоп про­был до 4 ян­ва­ря 1922 го­да и в день па­мя­ти ве­ли­ко­му­че­ни­цы Ана­ста­сии Узо­ре­ши­тель­ни­цы был осво­бож­ден и уехал в Моск­ву. Все­нощ­ную и ли­тур­гию на Рож­де­ство Хри­сто­во он слу­жил в хра­ме Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли, а на вто­рой день празд­ни­ка — в хра­ме Хри­ста Спа­си­те­ля. В Москве вла­ды­ка по­лу­чил от Пат­ри­ар­ха на­зна­че­ние быть епи­ско­пом Ста­риц­ким, ви­ка­ри­ем Твер­ской епар­хии.
Уехав в Тверь, вла­ды­ка по­се­лил­ся в Успен­ском Жел­ти­ко­вом мо­на­сты­ре, где в 1918 го­ду был на­сто­я­те­лем. Здесь он сра­зу же при­нял­ся за вос­ста­нов­ле­ние устав­но­го бо­го­слу­же­ния, за­ве­дя те же по­ряд­ки, что бы­ли у него в Ниж­нем Нов­го­ро­де. На­род пом­нил его и встре­тил с ра­до­стью. В Тве­ри епи­скоп Петр вос­ста­но­вил в жиз­ни при­хо­дов бла­го­че­сти­вый обы­чай па­лом­ни­честв к мест­ным свя­ты­ням. Он сам ино­гда от­прав­лял­ся с ду­хов­ны­ми детьми в Тор­жок, за шесть­де­сят ки­ло­мет­ров. Шли пеш­ком, дорóгой вла­ды­ка чи­тал ака­фист пре­по­доб­но­му Еф­ре­му, а со­про­вож­дав­шие его па­лом­ни­ки пе­ли при­пев. В се­ле Ма­рьи­но они оста­нав­ли­ва­лись на ноч­лег и на сле­ду­ю­щий день при­хо­ди­ли в Тор­жок.
Вес­ной 1922 го­да ста­ли оче­вид­ны для всех раз­ме­ры но­во­го бед­ствия — го­ло­да, по­стиг­ше­го Ниж­нее По­вол­жье, и епи­скоп Петр ре­шил, не ожи­дая раз­ре­ше­ния вла­стей свет­ских, ни ка­ких-ли­бо рас­по­ря­же­ний от вла­стей цер­ков­ных, ока­зать по­силь­ную по­мощь го­ло­да­ю­ще­му на­се­ле­нию. Пра­вя­ще­го ар­хи­ерея, ар­хи­епи­ско­па Се­ра­фи­ма (Алек­сан­дро­ва), в то вре­мя в го­ро­де не бы­ло, и епи­скоп Петр фак­ти­че­ски управ­лял епар­хи­ей. В мар­те он со­звал со­ве­ща­ние чле­нов епар­хи­аль­ной кан­це­ля­рии, су­ще­ство­вав­шей при Твер­ском ар­хи­епи­ско­пе; на нем бы­ло ре­ше­но немед­лен­но при­сту­пить к сбо­ру по­жерт­во­ва­ний. По­ста­но­ви­ли устро­ить цикл об­ще­об­ра­зо­ва­тель­ных лек­ций, с тем чтобы все сбо­ры шли на по­мощь го­ло­да­ю­щим. При­ня­ли ре­ше­ние разо­слать пе­ре­дан­ное из Моск­вы об­ра­ще­ние ар­хи­епи­ско­па Се­ра­фи­ма к на­сто­я­тель­ни­цам мо­на­сты­рей с при­зы­вом при­нять в оби­тель де­тей го­ло­да­ю­ще­го По­вол­жья.
31 мар­та 1922 го­да епи­скоп Петр об­ра­тил­ся к твер­ской пастве с по­сла­ни­ем, ко­то­рое бы­ло разо­сла­но по всем при­хо­дам и мо­на­сты­рям епар­хии. В это труд­ное вре­мя вла­ды­ка стал слу­жить каж­дый день как свя­щен­ник, утром и ве­че­ром. Бы­ва­ло, что кто-ни­будь из при­хо­жан, ви­дя, что ар­хи­ерей тер­пит нуж­ду, от­ре­зал от сво­е­го скуд­но­го пай­ка в сто грам­мов хле­ба по­ло­ви­ну и, за­вер­нув в чи­стую бу­ма­гу, по­да­вал вла­ды­ке. Епи­скоп Петр не от­ка­зы­вал­ся: бла­го­да­рил, улы­бал­ся и брал ку­со­чек в пять­де­сят грам­мов — за­ча­стую это и бы­ла его еда за весь день. На­чи­нал он слу­жить в де­вять ча­сов утра, а за­кан­чи­вал в чет­вер­том ча­су дня. Каж­дый день он об­ра­щал­ся к лю­дям с про­по­ве­дью о том, чтобы они по­мог­ли го­ло­да­ю­щим. Слу­ча­лось, при­хо­жане, слу­шая епи­ско­па, пла­ка­ли и от­да­ва­ли свое по­след­нее.
Он сам от­дал в поль­зу го­ло­да­ю­щих все сколь­ко-ни­будь цен­ные ве­щи из хра­ма. Неко­то­рые упре­ка­ли его за это. Он то­гда го­во­рил: «У нас они сто­ят так. Они лиш­ние. Они не нуж­ны. У нас, зна­чит, они бу­дут сто­ять, а там лю­ди уми­ра­ют от го­ло­да». В од­ной из про­по­ве­дей вла­ды­ка ска­зал: «У од­но­го маль­чи­ка умер па­па. За­тем умер­ла ма­ма. Со­се­ди снес­ли ма­му на клад­би­ще, а маль­чик шел за гро­бом. И ко­гда все ушли, он остал­ся. Си­дел на мо­гил­ке и пла­кал. И по­слал пись­мо Гос­по­ду, где на­пи­сал: “Гос­по­ди! Гос­по­ди! Что же Ты не при­хо­дишь, ведь ма­ма ска­за­ла, что Ты при­дешь, а Ты не при­хо­дишь. Я жду-жду Те­бя, а Ты не при­хо­дишь”. И вот си­дел он на мо­гил­ке у ма­мы, пла­кал и го­во­рил: “Ма­ма, ты слы­шишь, я по­слал Гос­по­ду пись­мо, а Он не при­хо­дит”. Так он си­дел и пла­кал и на­ко­нец уснул.
Вско­ре при­шел один че­ло­век, раз­бу­дил маль­чи­ка и спро­сил его, по­че­му он здесь спит. И маль­чик ему все рас­ска­зал.
“Так вот, — ска­зал че­ло­век, — Гос­подь по­слал ме­ня к те­бе”. И он взял маль­чи­ка к се­бе и вос­пи­тал его.
Вот ви­ди­те, как на­до про­сить Гос­по­да и как дет­ская мо­лит­ва до­хо­дит до Гос­по­да».
В се­ре­дине ле­та слу­жа­щие епар­хи­аль­но­го управ­ле­ния, все, кто не участ­во­вал в бо­го­слу­же­нии, ока­за­лись без средств к су­ще­ство­ва­нию, и епи­скоп об­ра­тил­ся к бла­го­чин­ным епар­хии с прось­бой о по­мо­щи.
Ле­том 1922 го­да на­чал­ся об­нов­лен­че­ский рас­кол; рас­коль­ни­ки при под­держ­ке со­вет­ских вла­стей при­ня­лись за раз­ру­ше­ние Церк­ви. В июне 1922 го­да мит­ро­по­лит Сер­гий (Стра­го­род­ский), ар­хи­епи­скоп Се­ра­фим (Ме­ще­ря­ков) и ар­хи­епи­скоп Ев­до­ким (Ме­щер­ский) вы­пу­сти­ли воз­зва­ние, в ко­то­ром при­зна­ли за­кон­ность об­нов­лен­че­ско­го ВЦУ как выс­шей цер­ков­ной вла­сти.
Неко­то­рые свя­щен­ни­ки — кто под воз­дей­стви­ем со­блаз­ни­тель­ных ар­гу­мен­тов, кто под угро­зой физи­че­ской рас­пра­вы — при­со­еди­ни­лись к об­нов­лен­че­ству. Епи­скоп Петр немед­лен­но та­ко­вых за­пре­тил в свя­щен­но­слу­же­нии, пре­дав факт за­пре­ще­ния ши­ро­кой оглас­ке, чтобы пре­ду­пре­дить пра­во­слав­ных ми­рян об опас­но­сти от­па­де­ния от Церк­ви.
19 сен­тяб­ря 1922 го­да епи­скоп Петр об­ра­тил­ся к твер­ской пастве с воз­зва­ни­ем, в ко­то­ром изъ­яс­нял сущ­ность об­нов­лен­че­ско­го дви­же­ния и от­но­ше­ние к нему Пра­во­слав­ной Церк­ви. Текст об­ра­ще­ния был по­дан цен­зо­ру твер­ско­го от­де­ла ГПУ для по­лу­че­ния раз­ре­ше­ния на пуб­ли­ка­цию. Цен­зу­ра ГПУ от­ка­за­ла епи­ско­пу в пуб­ли­ка­ции об­ра­ще­ния. «Вви­ду то­го, что об­ра­ще­ние на­трав­ли­ва­ет од­ну часть ду­хо­вен­ства и ве­ру­ю­щих на дру­гую, — пи­сал цен­зор, — что воз­бра­ня­ет­ся де­кре­том об от­де­ле­нии Церк­ви от го­су­дар­ства, ко­то­рый предо­став­ля­ет пра­во каж­до­му граж­да­ни­ну и об­ще­ству ве­рить, во что он хо­чет, и мо­лить­ся, ко­му и как хо­чет, в пе­ча­та­нии дан­но­го об­ра­ще­ния от­ка­зать, а епи­ско­па Пет­ра при­влечь к от­вет­ствен­но­сти за непод­чи­не­ние со­вет­ской вла­сти, за при­ме­не­ние во вре­мя пись­ма до­ре­во­лю­ци­он­ной ор­фо­гра­фии»^[17].
Об­ви­не­ние в на­пи­са­нии пись­ма по до­ре­во­лю­ци­он­ной ор­фо­гра­фии бы­ло недо­ста­точ­ным, и за­ме­сти­тель на­чаль­ни­ка 6-го от­де­ле­ния сек­рет­но­го от­де­ла ГПУ Туч­ков, ве­дав­ший над­зо­ром за Цер­ко­вью, по­тре­бо­вал от Твер­ско­го ГПУ до­ка­зать, что епи­скоп Петр рас­про­стра­нял воз­зва­ние. Со­труд­ни­ки ГПУ ста­ли до­пра­ши­вать близ­ких к ар­хи­ерею свя­щен­ни­ков.
Аре­сто­вать епи­ско­па и ве­сти де­ло в Тве­ри со­труд­ни­ки мест­но­го ГПУ по­бо­я­лись и 15 но­яб­ря со­об­щи­ли Туч­ко­ву: «Епи­скоп Петр пред­ва­ри­тель­ным след­стви­ем ули­чен в рас­про­стра­не­нии не раз­ре­шен­но­го цен­зу­рой об­ра­ще­ния и на днях бу­дет аре­сто­ван со всей куч­кой ти­хо­нов­цев. Про­сим ва­ше­го раз­ре­ше­ния пре­про­во­дить епи­ско­па Пет­ра с его ком­па­ни­ей и со всем ма­те­ри­а­лом сра­зу же по­сле аре­ста к вам, во из­бе­жа­ние воз­буж­де­ния фа­на­ти­ков»^[18].
В тот же день сек­рет­ный от­дел ГПУ от­ве­тил, что пред­ла­га­ет «вы­слать епи­ско­па Пет­ра и дру­гих про­хо­дя­щих по это­му де­лу лиц»^[19] в Моск­ву. 24 но­яб­ря 1922 го­да епи­скоп был аре­сто­ван. Вме­сте с ним бы­ли аре­сто­ва­ны про­то­и­е­реи Ва­си­лий Куп­ри­я­нов и Алек­сей Бе­не­ман­ский, каз­на­чей Но­во­торж­ско­го Бо­ри­со-Глеб­ско­го мо­на­сты­ря иеро­мо­нах Ве­ни­а­мин (Тро­иц­кий), сек­ре­тарь епи­ско­па Алек­сандр Пре­об­ра­жен­ский и пра­во­слав­ный ми­ря­нин Алек­сей Со­ко­лов. На сле­ду­ю­щий день сле­до­ва­те­ли до­про­си­ли епи­ско­па.
— Ваш взгляд и от­но­ше­ние к со­вет­ской вла­сти? — спро­сил сле­до­ва­тель.
— Как на ра­бо­че-кре­стьян­скую власть, ко­то­рую я вполне при­знаю и под­чи­ня­юсь.
— Ва­ша лич­ная ма­те­ри­аль­ная по­мощь го­ло­да­ю­щим?
— Был один слу­чай в Выш­нем Во­лоч­ке, где мной бы­ло по­жерт­во­ва­но в поль­зу го­ло­да­ю­щих — пять мил­ли­о­нов руб­лей, офи­ци­аль­но за­фик­си­ро­ван­ных сбор­щи­ка­ми. В даль­ней­шем моя по­мощь го­ло­да­ю­щим вы­ра­зи­лась в да­че на та­рел­ку при бо­го­слу­же­ни­ях при­бли­зи­тель­но по мил­ли­о­ну руб­лей каж­дый раз, и бы­ли да­же та­ко­вые слу­чаи, ко­гда ко мне непо­сред­ствен­но в по­кои об­ра­ща­лись го­ло­да­ю­щие за по­мо­щью и по­лу­ча­ли ее. Ино­гда в ви­де одеж­ды или хле­ба и день­га­ми. Но глав­ною мо­ею за­слу­гою яв­ля­ет­ся не лич­ная по­мощь, а при­зыв к ду­хо­вен­ству и ми­ря­нам по­мо­гать го­ло­да­ю­щим.
— При­чи­на ак­тив­ной борь­бы, то есть сло­вом и де­лом, со сто­рон­ни­ка­ми ВЦУ? — спро­сил сле­до­ва­тель.
— Их ере­ти­че­ское уче­ние, то есть от­ри­ца­ние рая и ада и то­му по­доб­ное; кро­ме это­го, они яв­ля­ют­ся, по мо­е­му мне­нию, по­ли­ти­че­ски­ми де­я­те­ля­ми, что я вы­во­жу из ря­да ста­тей и за­ме­ток как в жур­на­ле «Жи­вая цер­ковь», так и в пе­ри­о­ди­че­ской пе­ча­ти.
— Ваш взгляд и от­но­ше­ние к Пат­ри­ар­ху Ти­хо­ну?
— При­знаю его гла­вою Рус­ской Церк­ви в цер­ков­ных де­лах.
— Ко­гда вам ста­ло из­вест­но о за­пре­ще­нии цен­зу­рой ва­ше­го по­след­не­го воз­зва­ния?
— 23–24 ок­тяб­ря.
— Кто и где пе­ре­пи­сы­вал с ва­ше­го чер­но­ви­ка воз­зва­ние на ма­шин­ке, в ка­ком ко­ли­че­стве эк­зем­пля­ров и как та­ко­вые рас­хо­ди­лись?
— Кто-то из бо­го­моль­цев взял у ме­ня пе­ре­пи­сать для предо­став­ле­ния во­ен­но­му цен­зо­ру и пред­ста­вить мне на­пе­ча­тан­ным.
— Сколь­ко раз и где вы лич­но за­чи­ты­ва­ли ука­зан­ное вы­ше воз­зва­ние?
— Лишь один раз в церк­ви Ни­ко­лы на Пла­цу.
— У ко­го из чле­нов епи­скоп­ско­го Со­ве­та хра­нит­ся епар­хи­аль­ная пе­ре­пис­ка в на­сто­я­щее вре­мя и те пись­ма, ко­то­рых не ока­за­лось в кон­вер­тах при обыс­ке?
— Епи­скоп­ско­го Со­ве­та в епар­хии нет, а по­это­му вся пе­ре­пис­ка, в том чис­ле и со­об­ще­ния в кон­вер­тах, ко­то­рые най­де­ны при обыс­ке, мною пе­ре­да­ны в кан­це­ля­рию с ре­зо­лю­ци­я­ми.
— Ка­кие от­ку­да по­лу­ча­ли све­де­ния о ре­зуль­та­тах рас­про­стра­не­ния или вли­я­ния ва­ше­го воз­зва­ния?
— Со­вер­шен­но мне ни­че­го не из­вест­но.
30 но­яб­ря аре­сто­ван­ные бы­ли от­прав­ле­ны в Моск­ву и за­клю­че­ны в Бу­тыр­скую тюрь­му. В де­каб­ре им бы­ло предъ­яв­ле­но об­ви­не­ние в рас­про­стра­не­нии воз­зва­ния епи­ско­па Твер­ско­го Пет­ра под за­гла­ви­ем «Воз­люб­лен­ным о Гос­по­де вер­ным ча­дам церк­ви Твер­ской», на­прав­лен­но­го «яв­но про­тив вся­ко­го об­нов­лен­че­ско­го дви­же­ния в церк­ви и в под­держ­ку контр­ре­во­лю­ци­он­ной по­ли­ти­ки Ти­хо­на»^[20].
26 фев­ра­ля 1923 го­да Ко­мис­сия НКВД по адми­ни­стра­тив­ным вы­сыл­кам при­го­во­ри­ла епи­ско­па Пет­ра, свя­щен­ни­ков Ва­си­лия Куп­ри­я­но­ва и Алек­сея Бе­не­ман­ско­го, ми­ря­ни­на Алек­сандра Пре­об­ра­жен­ско­го к ссыл­ке в Тур­ке­стан на два го­да, ми­ря­ни­на Алек­сея Со­ко­ло­ва — к ссыл­ке в На­рым­ский край на тот же срок.
По­сле огла­ше­ния при­го­во­ра всех за­клю­чен­ных пе­ре­ве­ли в Та­ган­скую тюрь­му. В се­ре­дине мар­та на пя­той неде­ле Ве­ли­ко­го по­ста, на «сто­я­ние Ма­рии Еги­пет­ской», епи­ско­па Пет­ра и дру­гих осуж­ден­ных в со­ста­ве боль­шо­го эта­па от­пра­ви­ли в Таш­кент. Пе­ред от­прав­кой да­ли лич­ное сви­да­ние с ду­хов­ны­ми детьми. У епи­ско­па от недо­еда­ния был ави­та­ми­ноз и вся го­ло­ва бы­ла за­бин­то­ва­на. Со­про­вож­дал этап уси­лен­ный кон­вой, и во все вре­мя сле­до­ва­ния от Та­ган­ской тюрь­мы до Ка­зан­ско­го вок­за­ла, от­ку­да от­прав­лял­ся по­езд, ни­ко­му из про­во­жав­ших не раз­ре­ши­ли по­дой­ти к осуж­ден­ным.
В ап­ре­ле этап при­был в таш­кент­скую тюрь­му. В пас­халь­ный чет­верг все бы­ли вы­зва­ны из тюрь­мы в ко­мен­да­ту­ру ОГПУ. Здесь осуж­ден­ным бы­ло объ­яв­ле­но, ко­му ку­да сле­до­вать даль­ше, и с них взя­ли под­пис­ку, в со­от­вет­ствии с ко­то­рой они долж­ны бы­ли по­ки­нуть Таш­кент в тот же день. В ко­мен­да­ту­ре вы­яс­ни­лось, что в ссыл­ку их рас­пре­де­ли­ли по раз­ным ме­стам. Епи­ско­пу Пет­ру бы­ло на­зна­че­но ехать в Пе­ровск, про­то­и­е­рей Алек­сей Бе­не­ман­ский от­прав­лял­ся в Са­мар­канд. Но как бы то ни бы­ло, по­сле пя­ти­ме­сяч­но­го за­клю­че­ния они впер­вые вы­шли за сте­ны тюрь­мы. Вый­дя из ко­мен­да­ту­ры ОГПУ, пе­ре­кре­сти­лись — за все сла­ва Бо­гу! — и от­пра­ви­лись разыс­ки­вать дру­зей. Дол­го бы они, ве­ро­ят­но, ис­ка­ли, ес­ли бы Гос­подь в са­мом на­ча­ле их по­ис­ков не по­слал им на­встре­чу зна­ко­мую жен­щи­ну. Она до­ве­ла их до до­ма при со­бо­ре, где бы­ла при­го­тов­ле­на для них тра­пе­за и ком­на­та. В до­ме их уже ожи­да­ли чле­ны со­бор­но­го прич­та и бла­го­че­сти­вые при­хо­жане. К при­хо­ду ссыль­ных при­хо­жане на­нес­ли мно­же­ство ку­ли­чей, чаю, са­ха­ра, всем ссыль­ным по­да­ри­ли по ру­баш­ке из мест­ной тка­ни.
Про­яв­ле­ние люб­ви к при­е­хав­шим ис­по­вед­ни­кам бы­ло столь оче­вид­но и ве­ли­ко, что как ни­ко­гда яс­но уви­де­лось, что с та­кой бес­ко­рыст­ной лю­бо­вью друг ко дру­гу мо­гут от­но­сить­ся толь­ко хри­сти­ане. Од­ни оста­лись с при­е­хав­ши­ми, дру­гие, за­брав их до­ку­мен­ты, от­пра­ви­лись на вок­зал за би­ле­та­ми. По­езд на Са­мар­канд, ко­то­рым дол­жен был ехать про­то­и­е­рей Алек­сей Бе­не­ман­ский, от­прав­лял­ся в один­на­дцать ча­сов но­чи. На по­езд, ко­то­рым дол­жен был ехать вла­ды­ка, би­ле­тов не ока­за­лось, и он вы­нуж­ден был остать­ся. В семь ча­сов ве­че­ра ста­ли про­щать­ся. Епи­скоп Петр ска­зал сло­во отъ­ез­жа­ю­щим, от­вет­ное сло­во ска­зал про­то­и­е­рей Алек­сей. Вла­ды­ка за­пла­кал, за­пла­ка­ли и все при­сут­ство­вав­шие. Рас­ста­ва­лись на два го­да, при­чем при та­ких об­сто­я­тель­ствах, ко­гда ни­кто не мог с точ­но­стью пред­по­ло­жить бу­ду­ще­го.
Пе­ре­пис­ку ссыль­ное ду­хо­вен­ство Тве­ри на­ла­ди­ло меж­ду со­бою не сра­зу. Пись­ма, по­слан­ные по по­чте, про­па­да­ли, а вер­ная ока­зия отыс­ки­ва­лась не все­гда. Ино­гда уда­ва­лось до­го­ва­ри­вать­ся с ма­ши­ни­стом па­ро­во­за, ко­то­рый и при­во­зил пись­ма. Ке­лей­ник епи­ско­па под­хо­дил к по­ез­ду, ма­ши­нист от­кры­вал двер­цу и бро­сал пач­ку пи­сем на зем­лю. Ке­лей­ник при­но­сил их епи­ско­пу. Тот сра­зу же са­дил­ся за ма­лень­кий сто­лик и при­ни­мал­ся за чте­ние, а ке­лей­ник са­дил­ся у печ­ки. Епи­скоп чи­тал и от­да­вал ему пись­ма, и тот бро­сал их в печь. За­тем епи­скоп пи­сал всем от­ве­ты. Толь­ко через год ссыль­ные на­ла­ди­ли ре­гу­ляр­ную пе­ре­пис­ку через мо­на­хи­ню Олим­пи­а­ду (По­ро­хо­виц­кую).
В мар­те 1924 го­да епи­скоп Петр пи­сал про­то­и­е­рею Алек­сею Бе­не­ман­ско­му: «Спе­шу воз­ве­стить Вам боль­шую ра­дость для Вас, а так­же по­де­лить­ся и сво­ей ра­до­стью: по слу­чаю смер­ти Ле­ни­на объ­яв­ле­на мно­гим по­ли­ти­че­ским ам­ни­стия, и в том чис­ле нам; ам­ни­стия со­кра­ща­ет срок на­по­ло­ви­ну, а так как мы уже от­бы­ли по­ло­ви­ну сво­е­го сро­ка, то и мо­жем те­перь ожи­дать ско­рой от­прав­ки во­сво­я­си...»
Со­бы­тия про­шед­ше­го го­да — об­нов­лен­че­ский рас­кол, арест Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на, по­пыт­ка об­нов­лен­цев за­хва­тить цер­ков­ную власть — ста­ви­ли один и тот же во­прос: как на­до по­сту­пать, чтобы, не жерт­вуя Хри­сто­вой ис­ти­ной и ин­те­ре­са­ми Церк­ви и в то же вре­мя в усло­ви­ях го­не­ний, по воз­мож­но­сти из­бе­жать пря­мо­го столк­но­ве­ния с вла­стью. Же­ла­ние из­бе­жать рас­ко­ла влек­ло к по­ли­ти­ке ком­про­мис­са, но это не успо­ка­и­ва­ло со­весть, и хо­те­лось отыс­кать твер­дую ка­но­ни­че­скую ос­но­ву. Вре­мя ста­ви­ло на­сущ­ные во­про­сы цер­ков­но-ка­но­ни­че­ско­го ха­рак­те­ра, и мно­гие не го­то­вы бы­ли дать на них от­ве­ты по су­ще­ству. В од­ном из пи­сем епи­скоп Петр пи­сал от­цу Алек­сею Бе­не­ман­ско­му: «В неде­лю за ли­тур­ги­ей я вдруг яс­но по­нял, ка­кую точ­ку зре­ния дол­жен был я иметь в во­про­се о по­ми­но­ве­нии Свя­тей­ше­го^[21]. Я дол­жен был твер­до пом­нить, что Свя­тей­ший не имел пра­ва еди­но­лич­но от­ме­нять те ка­но­ни­че­ские пра­ви­ла, ко­то­рые при­ня­ты и утвер­жде­ны Цер­ко­вью... Ста­ло быть, ес­ли бы он и от­ме­нил их, то это бы­ло бы неза­кон­но и несо­гла­ша­ю­щи­е­ся бы­ли бы пра­вы...»
В 1923 го­ду был осво­бож­ден из за­клю­че­ния Пат­ри­арх Ти­хон и сра­зу же по­дал вла­стям спи­сок ар­хи­ере­ев, без ко­то­рых он не мог управ­лять Цер­ко­вью. В их чис­ле был и епи­скоп Петр. В кон­це 1924 го­да вла­ды­ка при­был в Моск­ву, а 16 июля 1925 го­да, уже по­сле смер­ти Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на, Ме­сто­блю­сти­те­лем Пат­ри­ар­ше­го пре­сто­ла мит­ро­по­ли­том Пет­ром (По­лян­ским) он был по­слан в Во­ро­неж в по­мощь мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру (Шим­ко­ви­чу), ко­то­ро­му бы­ло то­гда во­семь­де­сят че­ты­ре го­да.
Епи­скоп Петр слу­жил в Во­ро­не­же в огром­ном пя­ти­пре­столь­ном хра­ме во имя Со­ше­ствия Свя­то­го Ду­ха на Тер­но­вой по­ляне, но ча­ще все­го он слу­жил в По­кров­ско-Пре­об­ра­жен­ском хра­ме быв­ше­го Де­ви­чье­го мо­на­сты­ря, где и жил. Во вре­мя его бо­го­слу­же­ний храм был все­гда по­лон мо­ля­щи­ми­ся, бы­ло так тес­но, что не все­гда мож­но бы­ло под­нять ру­ку, чтобы пе­ре­кре­стить­ся. Епи­скоп со все­ми был при­вет­лив, вни­ма­те­лен и лас­ков, всех лю­бил, все для него бы­ли род­ны­ми и близ­ки­ми, и на­род вско­ре от­вет­но его по­лю­бил.
Епи­скоп про­был в Во­ро­не­же до осе­ни 1925 го­да, ко­гда был вы­зван в Моск­ву к Туч­ко­ву. 23 но­яб­ря, по­про­щав­шись с во­ро­неж­ской паст­вой, он от­был в Моск­ву.
6 ян­ва­ря 1926 го­да, в ка­нун Рож­де­ства Хри­сто­ва, скон­чал­ся мит­ро­по­лит Во­ро­неж­ский Вла­ди­мир. Во­ро­неж­ская паства по­чув­ство­ва­ла се­бя оси­ро­тев­шей. Мно­гие спра­ши­ва­ли: ко­гда же при­е­дет вла­ды­ка Петр? Во­ро­неж­ская бла­жен­ная, Фео­к­ти­ста Ми­хай­лов­на, жив­шая в ту по­ру в Де­ви­чьем мо­на­сты­ре, ска­за­ла: «Мя­со­едом при­е­дет». Епи­скоп Петр при­е­хал 10 ян­ва­ря и вме­сте с при­быв­шим на по­гре­бе­ние мит­ро­по­ли­том На­фа­наи­лом (Тро­иц­ким) от­пе­вал по­чив­ше­го. По­гре­бе­ние мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра, со­брав­шее мно­же­ство ве­ру­ю­щих, пе­ре­рос­ло в на­род­ное со­бра­ние, ко­то­рое вы­ра­зи­ло еди­но­душ­ное по­же­ла­ние, чтобы прео­свя­щен­ный Петр вер­нул­ся к ним Во­ро­неж­ским епи­ско­пом.
Чтобы на­пе­ред огра­дить ар­хи­пас­ты­ря от воз­мож­ных при­тес­не­ний со сто­ро­ны со­вет­ской вла­сти, ему бы­ли по­став­ле­ны пра­во­слав­ны­ми при­хо­жа­на­ми усло­вия — неуча­стие в по­ли­ти­че­ских груп­пи­ров­ках, вы­сту­па­ю­щих про­тив со­вет­ской вла­сти, и ло­яль­ность по от­но­ше­нию к по­след­ней. В свою оче­редь пра­во­слав­ные да­ва­ли пе­ред вла­стя­ми по­ру­чи­тель­ство в по­ли­ти­че­ской бла­го­на­деж­но­сти ар­хи­пас­ты­ря. Од­новре­мен­но с этим они обя­зы­ва­лись предо­став­лять двух де­ле­га­тов в слу­чае вы­зо­ва ар­хи­пас­ты­ря в ор­га­ны со­вет­ской вла­сти, чтобы быть вполне осве­дом­лен­ны­ми в по­ли­ти­че­ской де­я­тель­но­сти сво­е­го ар­хи­ерея.
12 ян­ва­ря упол­но­мо­чен­ные пра­во­слав­ных при­хо­дов Во­ро­неж­ской епар­хии на­пра­ви­ли епи­ско­пу Пет­ру за­яв­ле­ние, на ко­то­рое он дал свой от­вет: «От все­го серд­ца бла­го­да­рю пра­во­слав­но ве­ру­ю­щих Во­ро­неж­ской епар­хии за ока­зан­ную мне боль­шую честь — при­гла­ше­ние ме­ня на их слав­ную ар­хи­епи­скоп­скую ка­фед­ру и за вы­ра­жен­ное мне до­ве­рие. Ви­дя в еди­но­душ­ном из­бра­нии ме­ня тру­дя­щи­ми­ся глас Бо­жий, не дер­заю от­ка­зы­вать­ся и изъ­яв­ляю свое пол­ное со­гла­сие на за­ня­тие Во­ро­неж­ской ка­фед­ры; что же ка­са­ет­ся пред­ло­жен­ных мне усло­вий, то на­хо­жу их со­вер­шен­но со­от­вет­ству­ю­щи­ми мо­им убеж­де­ни­ям и мо­е­му на­стро­е­нию, ибо, с од­ной сто­ро­ны, я твер­до ве­рю в то, что под­лин­ное хри­сти­ан­ство со­дер­жит­ся толь­ко в ис­по­ве­ду­е­мой на­ми свя­той Пра­во­слав­ной Церк­ви, а от­нюдь не в ка­ких-ли­бо но­во­по­яв­ля­ю­щих­ся без­за­кон­ных, с ка­но­ни­че­ской точ­ки зре­ния, ре­ли­ги­оз­ных ор­га­ни­за­ци­ях, а с дру­гой — я все вре­мя при­зна­вал и при­знаю со все­ми тру­дя­щи­ми­ся со­вет­скую власть, про­тив ко­то­рой не вы­сту­пал и не вы­сту­паю ни сло­вом, ни де­лом, а по­то­му доб­ро­воль­но и охот­но при­ни­маю пред­ла­га­е­мые мне усло­вия и обя­зу­юсь ис­пол­нять их неру­ши­мо, в чем и под­пи­су­юсь»^[22].
По­сле на­род­но­го из­бра­ния на Во­ро­неж­скую ка­фед­ру епи­скоп уехал в Моск­ву, чтобы по­лу­чить под­твер­жде­ние на­род­но­го вы­бо­ра от свя­щен­но­на­ча­лия. За­ме­сти­тель Ме­сто­блю­сти­те­ля мит­ро­по­лит Сер­гий (Стра­го­род­ский) при­знал это из­бра­ние и на­зна­чил епи­ско­па Пет­ра на Во­ро­неж­скую ка­фед­ру с воз­ве­де­ни­ем его в сан ар­хи­епи­ско­па, ска­зав при этом, что по­сы­ла­ет в Во­ро­неж луч­ше­го про­по­вед­ни­ка Мос­ков­ской Пат­ри­ар­хии.
Ве­ру­ю­щие, встре­чав­шие ар­хи­епи­ско­па Пет­ра на вок­за­ле, со­об­щи­ли, что мно­же­ство пра­во­слав­ных уже ожи­да­ет его в Алек­се­ев­ском мо­на­сты­ре и же­ла­ет, чтобы он от­слу­жил па­ни­хи­ду по по­чив­ше­му мит­ро­по­ли­ту Вла­ди­ми­ру.
В мо­на­сты­ре вла­ды­ке по­да­ри­ли ико­ны свя­ти­те­лей Мит­ро­фа­на и Ти­хо­на, и один из ра­бо­чих, при­хо­жа­нин хра­ма, ска­зал при­вет­ствен­ное сло­во, по­же­лав ар­хи­епи­ско­пу Пет­ру, как Во­ро­неж­ско­му ар­хи­пас­ты­рю, чтобы мо­лит­ва­ми этих свя­ти­те­лей Гос­подь со­хра­нил его на Во­ро­неж­ской ка­фед­ре.
Мно­гие хра­мы в Во­ро­не­же к это­му вре­ме­ни бы­ли за­хва­че­ны об­нов­лен­ца­ми, ко­то­ры­ми ру­ко­во­дил лже­мит­ро­по­лит Ти­хон (Ва­си­льев­ский). Мит­ро­по­лит Вла­ди­мир, хо­тя и был убеж­ден­ным про­тив­ни­ком об­нов­лен­че­ства, ока­зать сколь­ко-ни­будь зна­чи­тель­ное со­про­тив­ле­ние ему не мог, так как был стар и немо­щен, и ве­ру­ю­щие Во­ро­не­жа сво­и­ми си­ла­ми бо­ро­лись с об­нов­лен­ца­ми. Во вре­мя пер­во­го при­ез­да епи­ско­па Пет­ра в Во­ро­неж в 1925 го­ду, еще при жиз­ни мит­ро­по­ли­та Вла­ди­ми­ра, об­нов­лен­цы пы­та­лись за­хва­тить По­кров­ско-Пре­об­ра­жен­скую цер­ковь быв­ше­го Де­ви­чье­го мо­на­сты­ря; ве­ру­ю­щие от­пра­ви­ли в Моск­ву к пред­се­да­те­лю Пре­зи­ди­у­ма Вер­хов­но­го Со­ве­та Ка­ли­ни­ну пред­се­да­те­ля цер­ков­но­го со­ве­та Се­ме­на Ци­ко­ва с прось­бой по­ло­жить пре­дел без­за­ко­нию. Пе­ред отъ­ез­дом Се­мен при­шел к епи­ско­пу Пет­ру взять бла­го­сло­ве­ние на по­езд­ку. Вла­ды­ка бла­го­сло­вил и по­про­сил зай­ти в Москве к Ме­сто­блю­сти­те­лю мит­ро­по­ли­ту Пет­ру, по­дроб­но рас­ска­зать о про­ис­хо­дя­щих в Во­ро­не­же цер­ков­ных со­бы­ти­ях и взять у него для Во­ро­неж­ско­го ар­хи­пас­ты­ря об­ла­че­ние. По­сла­нец все это бла­го­по­луч­но ис­пол­нил, что вы­зва­ло недо­воль­ство вла­стей, ко­гда они об этом узна­ли.
Пре­бы­ва­ние ар­хи­епи­ско­па Пет­ра на Во­ро­неж­ской ка­фед­ре, его ис­то­вое со­вер­ше­ние бо­го­слу­же­ний, лю­бовь к пастве — все это дей­ство­ва­ло на об­нов­лен­цев раз­дра­жа­ю­ще. Бла­го­дать Бо­жия через сво­е­го из­бран­ни­ка ви­ди­мо по­па­ля­ла ложь, ли­це­ме­рие и лу­кав­ство ере­ти­ков, и они нема­ло пред­при­ня­ли уси­лий, чтобы уда­лить ар­хи­епи­ско­па из Во­ро­не­жа, дей­ствуя через свет­ские вла­сти.
С ча­стью во­ро­неж­ско­го ду­хо­вен­ства у ар­хи­епи­ско­па Пет­ра близ­ких от­но­ше­ний не по­лу­чи­лось, и преж­де все­го по­то­му, что мно­гие из них бы­ли про­тив­ни­ка­ми про­дол­жи­тель­ных бо­го­слу­же­ний; неко­то­рые, ко­гда слу­жи­ли с ар­хи­епи­ско­пом, не до­жи­да­ясь кон­ца все­нощ­ной, ухо­ди­ли из церк­ви. В Во­ро­не­же ар­хи­ерей был осо­бен­но дру­жен с на­ро­дом, ко­то­рый со­би­рал­ся на его служ­бы в ве­ли­ком мно­же­стве. С при­хо­жа­на­ми ар­хи­ерей про­во­дил все свои дни — в церк­ви и до­ма, ку­да к нему бес­пре­рыв­но шли со сво­и­ми нуж­да­ми лю­ди. И ча­сто мож­но бы­ло ви­деть — вхо­ди­ли к нему по­се­ти­те­ли с ка­кой-ни­будь скор­бью, а вы­хо­ди­ли уте­шен­ны­ми, с си­я­ю­щи­ми ли­ца­ми.
Слу­жил ар­хи­епи­скоп по афон­ско­му чи­ну: ка­но­ны, ка­физ­мы, сти­хи­ры — все чи­та­лось и пе­лось неспеш­но, без про­пус­ков, по­это­му служ­бы дли­лись по­дол­гу, но на­род не ухо­дил из хра­ма до окон­ча­ния бо­го­слу­же­ния.
Ар­хи­епи­скоп Петр не лю­бил пар­тес­но­го пе­ния и на­ла­дил в хра­ме пе­ние на­ро­да, чтобы пе­ла вся цер­ковь. Ча­сто, стоя на ка­фед­ре, он сам за­пе­вал «Хва­ли­те имя Гос­подне», и за­тем все пе­ли пол­но­стью оба псал­ма афон­ским рас­пе­вом. Центр на­род­но­го пе­ния в хра­ме со­став­лял неболь­шой хор, ко­то­рый в шут­ку на­зы­ва­ли «ка­пел­лой»; управ­лял им та­лант­ли­вый и неуто­ми­мый ре­гент, ар­хи­манд­рит Иг­на­тий (Би­рю­ков)^[23]. Кли­рос­но­му по­слу­ша­нию он от­дал мно­го лет жиз­ни, со­би­рая из раз­ных мест и за­тем вво­дя в цер­ков­ный оби­ход древ­ние рас­пе­вы. По­сле служ­бы лю­ди под­хо­ди­ли к ар­хи­епи­ско­пу под бла­го­сло­ве­ние, а в это вре­мя весь храм пел сти­хи­ры и тро­па­ри. Вви­ду огром­но­го сте­че­ния на­ро­да на бо­го­слу­же­ни­ях ар­хи­епи­ско­па, ве­ру­ю­щие ра­бо­чие взя­ли на се­бя обя­зан­но­сти доб­ро­воль­ных блю­сти­те­лей по­ряд­ка.
При ар­хи­епи­ско­пе Пет­ре на­ча­лось воз­вра­ще­ние об­нов­лен­че­ских хра­мов в пра­во­сла­вие. Чин при­ня­тия ду­хо­вен­ства со­вер­шал­ся с боль­шой тор­же­ствен­но­стью. Вла­ды­ка сто­ял на ка­фед­ре, а ка­ю­щи­е­ся свя­щен­ни­ки с ам­во­на при­но­си­ли ар­хи­ерею и все­му на­ро­ду по­ка­я­ние. За­тем ка­ю­щи­е­ся зем­но кла­ня­лись и пе­лась хва­леб­ная песнь свя­то­го Ам­вро­сия Ме­дио­лан­ско­го «Те­бе Бо­га хва­лим». Свя­щен­ни­ки, при­нес­шие по­ка­я­ние, не сра­зу до­пус­ка­лись к слу­же­нию, им ар­хи­епи­скоп бла­го­слов­лял пер­вое вре­мя петь и чи­тать на кли­ро­се. Пе­ред на­ча­лом бо­го­слу­же­ния об­нов­лен­че­ские хра­мы за­но­во освя­ща­лись. Во всех воз­вра­ща­ю­щих­ся в пра­во­сла­вие церк­вях ар­хи­епи­ско­па Пет­ра встре­ча­ли крест­ным хо­дом, с хо­руг­вя­ми, при огром­ном сте­че­нии на­ро­да. Все это вы­зы­ва­ло гнев об­нов­лен­цев, у ко­то­рых оста­ва­лось все мень­ше церк­вей. Де­я­тель­ность ар­хи­епи­ско­па Пет­ра в Во­ро­не­же об­нов­лен­цы на сво­ем епар­хи­аль­ном съез­де на­зва­ли «пет­ро­зве­ри­а­дой».
Неиз­мен­ным спут­ни­ком и со­слу­жи­те­лем ар­хи­епи­ско­па Пет­ра был ар­хи­манд­рит Ин­но­кен­тий (Бе­да). Че­ло­век ти­хий и крот­кий, он был бли­жай­шим по­мощ­ни­ком ар­хи­ерея. Его ар­хи­епи­скоп по­сы­лал в Са­ров­ский мо­на­стырь за нот­ным ака­фи­стом пре­по­доб­но­му Се­ра­фи­му, ко­то­рый стал за­тем слу­жить­ся в Во­ро­не­же каж­дую сре­ду.
Сра­зу же по при­ез­де в го­род вла­ды­ка при­шел в адми­ни­стра­тив­ный от­дел. Объ­яс­нил чи­нов­ни­кам, что он на­зна­чен в Во­ро­неж пра­вя­щим ар­хи­ере­ем и при­е­хал, чтобы при­нять на се­бя управ­ле­ние епар­хи­ей. За­тем по­про­сил, чтобы адми­ни­стра­тив­ный от­дел за­ре­ги­стри­ро­вал его как офи­ци­аль­но­го гла­ву Во­ро­неж­ской епар­хии. В от­вет ему бы­ло ска­за­но, что вла­сти его не зна­ют, не при­зна­ют, де­ла с ним не име­ли и не же­ла­ют иметь. Они, как пред­ста­ви­те­ли ра­бо­че-кре­стьян­ской вла­сти, счи­та­ют­ся толь­ко с во­лей ра­бо­чих и пред­ста­ви­те­лей ве­ру­ю­щих.
По­сле та­ко­го от­ве­та вла­стей ве­ру­ю­щие ра­бо­чие са­ми при­ня­лись за хло­по­ты по ле­га­ли­за­ции епар­хи­аль­но­го управ­ле­ния, воз­глав­ля­е­мо­го ар­хи­епи­ско­пом Пет­ром. Несколь­ко раз ра­бо­чие хо­ди­ли к пред­се­да­те­лю ис­пол­ко­ма Ша­ро­ву и на­сто­я­тель­но про­си­ли за­ре­ги­стри­ро­вать епар­хи­аль­ное управ­ле­ние. Адми­ни­стра­тив­ный от­дел в кон­це кон­цов раз­ре­шил про­ве­сти об­ще­го­род­ское со­бра­ние ве­ру­ю­щих, ко­то­рое долж­но бы­ло за­слу­шать де­кла­ра­цию ар­хи­епи­ско­па и из­брать чле­нов епар­хи­аль­но­го управ­ле­ния. ОГПУ по­тре­бо­ва­ло от ар­хи­епи­ско­па по­вли­ять на ра­бо­чих, чтобы они не со­би­ра­ли де­ле­га­ции и не хо­ди­ли к пред­се­да­те­лю ис­пол­ко­ма; вза­мен ОГПУ обе­ща­ло в во­про­се о ре­ги­стра­ции ар­хи­епи­ско­па до­го­во­рить­ся с вла­стя­ми. На­сколь­ко это бы­ло воз­мож­но, он прось­бу эту ис­пол­нил.
Ста­рец Нек­та­рий Оп­тин­ский, к ко­то­ро­му ар­хи­епи­скоп Петр об­ра­щал­ся за со­ве­та­ми, пе­ре­дал ему: ес­ли де­ло так и даль­ше пой­дет, ар­хи­епи­ско­пу не из­бе­жать аре­ста.
Об­ста­нов­ка в го­ро­де ста­но­ви­лась все бо­лее на­ка­лен­ной: несколь­ко раз ар­хи­епи­скоп Петр по­лу­чал пись­ма с угро­за­ми, бы­ли слу­чаи, ко­гда в него с кры­ши бро­са­ли кам­ня­ми. В кон­це кон­цов ра­бо­чие пред­ло­жи­ли учре­дить охра­ну ар­хи­ерея, ко­то­рая со­про­вож­да­ла бы его на ули­це и оста­ва­лась но­че­вать у него в до­ме на слу­чай про­во­ка­ции. Ар­хи­епи­скоп ма­ло ве­рил в эф­фек­тив­ность охра­ны, раз­ве что от мел­ких про­во­ка­ций, но не мог от­ка­зать ве­ру­ю­щим в пра­ве за­щи­щать гла­ву епар­хии. Вла­ды­ка был бла­го­да­рен лю­дям за их за­бо­ту и все­гда ве­че­ром, преж­де чем лечь спать, спус­кал­ся в при­хо­жую узнать, на­корм­ле­ны ли они, и бла­го­сло­вить их на ночь.
При­зна­ние пра­во­слав­ны­ми гла­вой епар­хии ар­хи­епи­ско­па Пет­ра не об­лег­ча­ло бре­ме­ни слу­же­ния его на Во­ро­неж­ской ка­фед­ре, по­то­му что юри­ди­че­ски вла­сти при­зна­ва­ли толь­ко об­нов­лен­цев. Та­кое по­ло­же­ние за­труд­ня­ло по­езд­ки ар­хи­епи­ско­па по сель­ским при­хо­дам епар­хии; эти по­езд­ки рас­смат­ри­ва­лись ОГПУ как контр­ре­во­лю­ци­он­ная де­я­тель­ность, на них тре­бо­ва­лось каж­дый раз раз­ре­ше­ние вла­стей, а они его не да­ва­ли. С хо­да­тай­ства­ми к вла­стям о раз­ре­ше­нии ар­хи­епи­ско­пу по­ез­док по при­хо­дам епар­хии хо­дил пред­се­да­тель цер­ков­но­го со­ве­та Се­мен Ци­ков, но без­ре­зуль­тат­но. Пред­ста­ви­тель вла­стей на все прось­бы так от­ве­чал: «Что вы, го­род­ские, за де­рев­ню бес­по­ко­и­тесь? Слу­жит у вас ар­хи­епи­скоп в го­ро­де — и лад­но, а за де­рев­ню вы не хло­по­чи­те». По­сле та­ко­го от­ве­та Се­мен Ци­ков на­пра­вил по­слан­цев в де­ре­вен­ские при­хо­ды ска­зать, чтобы они при­сла­ли сво­их хо­до­ков, дабы вме­сте хло­по­тать о раз­ре­ше­нии ар­хи­епи­ско­пу по­ез­док по епар­хии. Сель­ские при­хо­ды со­ста­ви­ли свое по­ру­чи­тель­ство о по­ли­ти­че­ской бла­го­на­деж­но­сти ар­хи­ерея, но и эти хло­по­ты ни к че­му не при­ве­ли. Чем боль­ше лю­дей хло­по­та­ло за ар­хи­епи­ско­па Пет­ра, тем боль­шую нена­висть он вы­зы­вал у вла­стей. Об­ста­нов­ка в го­ро­де в то вре­мя бы­ла та­ко­ва, что ар­хи­епи­скоп счел нуж­ным об­ра­тить­ся с по­сла­ни­ем к во­ро­неж­ской пастве, од­новре­мен­но ото­слав его текст в га­зе­ту «Во­ро­неж­ская ком­му­на» с прось­бой опуб­ли­ко­вать, пред­по­ла­гая та­ким об­ра­зом смяг­чить на­пря­жен­ность в от­но­ше­ни­ях меж­ду Цер­ко­вью и вла­стя­ми в Во­ро­не­же.
Ар­хи­епи­ско­па Пет­ра по­сле это­го ста­ли вы­зы­вать на до­про­сы в ОГПУ. Дер­жал­ся он при этих ви­зи­тах спо­кой­но. Вхо­дя в ка­бинет сле­до­ва­те­ля, он огля­ды­вал­ся, как бы ища ико­ну, но ее, есте­ствен­но, не бы­ло, и он кре­стил­ся на пра­вый угол, в по­яс кла­нял­ся и толь­ко то­гда на­чи­нал раз­го­вор со сле­до­ва­те­лем. Слу­жа­щие ОГПУ неволь­но при его по­яв­ле­нии об­на­жа­ли го­ло­вы.
Успен­ским по­стом ар­хи­епи­скоп каж­дый день слу­жил ака­фист Успе­нию Бо­жи­ей Ма­те­ри, по­сле ко­то­ро­го бы­вал крест­ный ход во­круг хра­ма Алек­се­ев­ско­го мо­на­сты­ря.
Осе­нью 1926 го­да дол­жен был со­сто­ять­ся под ру­ко­вод­ством Туч­ко­ва съезд об­нов­лен­цев, и в свя­зи с этим ОГПУ про­во­ди­ло обыс­ки у пра­во­слав­ных ар­хи­ере­ев. Как-то, вер­нув­шись из церк­ви, ар­хи­епи­скоп Петр уви­дел у две­рей сво­ей квар­ти­ры ми­ли­ци­о­не­ров, ко­то­рые во­шли вслед за ним и, предъ­явив ор­дер, при­сту­пи­ли к обыс­ку. По­ка шел обыск, у две­рей квар­ти­ры со­бра­лась огром­ная тол­па. По­сле обыс­ка за­ме­сти­тель на­чаль­ни­ка от­де­ле­ния ми­ли­ции пред­ло­жил ар­хи­ерею про­сле­до­вать с ним для до­про­са. Ар­хи­епи­скоп, ука­зы­вая на со­брав­шу­ю­ся пе­ред до­мом тол­пу, пре­ду­пре­дил о мо­гу­щих быть непри­ят­но­стях. За­ме­сти­тель на­чаль­ни­ка от­ве­тил, что как бы то ни бы­ло, но у него есть рас­по­ря­же­ние до­ста­вить ар­хи­ерея в от­де­ле­ние ми­ли­ции и он это рас­по­ря­же­ние вы­пол­нит. А чтобы не бы­ло непри­ят­но­стей в ре­зуль­та­те столк­но­ве­ния на­ро­да с ми­ли­ци­ей, пред­ло­жил ар­хи­епи­ско­пу вый­ти через неко­то­рый про­ме­жу­ток вре­ме­ни по­сле то­го, как ми­ли­ция по­кинет дом. Так вла­ды­ка и сде­лал.
Ко­гда ар­хи­епи­скоп Петр вы­шел из до­ма, его встре­ти­ла тол­па чис­лом око­ло трех­сот че­ло­век, ко­то­рая по­шла вслед за ним и оста­но­ви­лась у вхо­да в ми­ли­цию. В са­мо зда­ние во­шли толь­ко несколь­ко че­ло­век, ко­то­рые ре­ши­тель­но про­шли в ка­бинет на­чаль­ни­ка от­де­ле­ния ми­ли­ции, где дол­жен был про­из­во­дить­ся до­прос, и по­тре­бо­ва­ли от­ве­та — на ка­ком ос­но­ва­нии за­дер­жан ар­хи­епи­скоп. Они по­тре­бо­ва­ли так­же, чтобы до­прос про­хо­дил в их при­сут­ствии. На­чаль­ник от­де­ле­ния от­ве­тил ка­те­го­ри­че­ским от­ка­зом и ре­ши­тель­но за­явил, чтобы они немед­лен­но по­ки­ну­ли по­ме­ще­ние. Ра­бо­чие вы­шли на ули­цу и, об­ра­тив­шись к на­ро­ду, ска­за­ли, что вла­ды­ку хо­тят аре­сто­вать, меж­ду тем как ми­ли­ция не име­ет пра­ва вы­зы­вать ар­хи­епи­ско­па для до­про­са, а долж­на до­пра­ши­вать у него на до­му. Лю­ди на ули­це за­вол­но­ва­лись. Вы­шед­шие из зда­ния ми­ли­ци­о­не­ры по­пы­та­лись разо­гнать тол­пу си­лой, но без­успеш­но. Ото­всю­ду слы­ша­лись кри­ки, сто­ны, плач, но лю­ди не рас­хо­ди­лись. На­чаль­ник от­де­ле­ния, ви­дя, что ни­что не по­мо­га­ет, при­гро­зил ар­хи­епи­ско­пу, что, ес­ли бес­по­ря­док не пре­кра­тит­ся, он вы­зо­вет кон­ную ми­ли­цию и раз­го­нит ве­ру­ю­щих.
— Да вы вый­ди­те к на­ро­ду и ска­жи­те ему, что со мной ни­че­го не слу­чит­ся, и лю­ди успо­ко­ят­ся и разой­дут­ся, — по­со­ве­то­вал ар­хи­епи­скоп.
— Нет, вы са­ми иди­те и ска­жи­те, — от­ве­тил на­чаль­ник.
Ар­хи­епи­скоп вы­шел к на­ро­ду и по­пы­тал­ся его успо­ко­ить, но лю­ди за­кри­ча­ли, чтобы на­чаль­ник сам вы­шел к ним и дал сло­во, что ар­хи­епи­скоп не бу­дет за­дер­жан. Тот вы­шел и по­обе­щал им это, но лю­ди не ухо­ди­ли, тре­буя осво­бож­де­ния ар­хи­ерея. На­чаль­ник от­де­ле­ния ми­ли­ции от­дал рас­по­ря­же­ние за­дер­жать лю­дей наи­бо­лее близ­ких к ар­хи­епи­ско­пу — и в первую оче­редь тех, кто вхо­дил к нему в ка­бинет. Ми­ли­ци­о­не­ры бро­си­лись в тол­пу, но лю­ди со­про­тив­ля­лись, окру­жая плот­ным коль­цом то­го, ко­го ми­ли­ци­о­не­ры пы­та­лись схва­тить. С боль­шим тру­дом уда­лось им аре­сто­вать несколь­ко че­ло­век. Арест про­из­вел на лю­дей удру­ча­ю­щее впе­чат­ле­ние, и неко­то­рые ста­ли рас­хо­дить­ся. В до­вер­ше­ние был вы­зван кон­ный на­ряд ми­ли­ции, ко­то­рый разо­гнал остав­ших­ся. Ко­гда по­сле до­про­са вла­ды­ка по­шел до­мой, на ули­це его ожи­да­ло все­го несколь­ко че­ло­век.
29 ок­тяб­ря 1926 го­да ар­хи­епи­скоп был вы­зван в Во­ро­неж­ское ОГПУ. Пе­ред ухо­дом из до­ма он на­ро­чи­то по­дроб­но рас­ска­зал об этом вы­зо­ве сво­е­му ке­лей­ни­ку. В ОГПУ ар­хи­ерею по­ка­за­ли те­ле­грам­му, в ко­то­рой го­во­ри­лось, что он вы­зы­ва­ет­ся к Туч­ко­ву в Моск­ву для со­ве­ща­ния по цер­ков­ным во­про­сам с мит­ро­по­ли­та­ми Сер­ги­ем (Стра­го­род­ским) и Ага­фан­ге­лом (Пре­об­ра­жен­ским). Ко­гда ар­хи­епи­скоп вер­нул­ся, пе­ред до­мом и в са­мой квар­ти­ре его уже ожи­да­ло мно­же­ство лю­дей. Ар­хи­епи­скоп со­об­щил, что вла­сти пред­ло­жи­ли ему вы­ехать в Моск­ву. Кто-то из при­сут­ство­вав­ших по­со­ве­то­вал по­слать к Туч­ко­ву в Моск­ву де­ле­га­тов, чтобы про­сить об от­сроч­ке вы­зо­ва ар­хи­епи­ско­па и во­об­ще узнать — за­чем его вы­зы­ва­ют и в чем со­сто­ит его де­ло. А по­ка ре­ши­ли про­сить на­чаль­ни­ка мест­но­го ОГПУ об от­сроч­ке по­езд­ки, чтобы ра­бо­чие мог­ли за это вре­мя офор­мить от­пус­ка для по­езд­ки в Моск­ву. На сле­ду­ю­щий день вла­ды­ку сно­ва вы­зва­ли в ОГПУ, и на этот раз он ска­зал его со­труд­ни­кам: «Вы са­ми иде­те про­тив на­ро­да, са­ми раз­дра­жа­е­те его и вол­ну­е­те; я с ва­ми, че­ки­ста­ми, раз­го­ва­ри­вать боль­ше не бу­ду, раз­го­ва­ри­вай­те са­ми с на­ро­дом и вы­вер­ты­вай­тесь, как хо­ти­те».
В тот же день к свя­ти­те­лю при­шли пред­ста­ви­те­ли ра­бо­чих и со­об­щи­ли, что они вы­ез­жа­ют в Моск­ву для пе­ре­го­во­ров с Туч­ко­вым, а так­же от­прав­ля­ют де­ле­га­цию на бес­пар­тий­ную ра­бо­чую кон­фе­рен­цию, ко­то­рая бу­дет про­хо­дить в Москве 27 но­яб­ря. Они най­дут там пред­се­да­те­ля Во­ро­неж­ско­го ис­пол­ко­ма Ша­ро­ва и по­про­сят его, чтобы он в свою оче­редь пе­ре­го­во­рил с Туч­ко­вым.
При­е­хав в Моск­ву, ра­бо­чие от­пра­ви­лись в Дом Со­ве­тов, где разыс­ка­ли во­ро­неж­ских де­ле­га­тов, и в част­но­сти пред­се­да­те­ля Во­ро­неж­ско­го ис­пол­ко­ма, ко­то­ро­го и по­про­си­ли за­сту­пить­ся за ар­хи­епи­ско­па Пет­ра. Ша­ров вы­слу­шал их мол­ча, но на од­ном из по­сле­ду­ю­щих за­се­да­ний го­род­ской кон­фе­рен­ции ра­бо­чих вы­сту­пил с на­пад­ка­ми на ар­хи­епи­ско­па; он ска­зал: «Петр Зве­рев — это ду­хов­ное ли­цо, ко­то­рое под фла­гом ре­ли­гии мо­жет ве­сти и ве­дет ра­бо­чих не ту­да, ку­да на­до». За­тем за­чи­тал те­ле­грам­му ве­ру­ю­щих: «Москва. Пре­зи­ди­у­му ХV Все­со­юз­ной кон­фе­рен­ции. Через мест­ное Во­ро­неж­ское ОГПУ Туч­ков тре­бу­ет вы­ез­да в Моск­ву един­ствен­но­го из­бран­но­го на­ро­дом пра­во­слав­но­го Ар­хи­епи­ско­па Пет­ра Зве­ре­ва. Пра­во­слав­ных в Во­ро­неж­ской гу­бер­нии 99%, ис­клю­чи­тель­но ра­бо­чих и кре­стьян. Вы­зов Ар­хи­епи­ско­па вол­ну­ет ве­ру­ю­щих ра­бо­чих, осо­бен­но вслед­ствие рас­про­стра­ня­е­мых об­нов­лен­ца­ми слу­хов о вы­сыл­ке на­ше­го Ар­хи­епи­ско­па. Для пре­кра­ще­ния вол­не­ния ве­ру­ю­щих ра­бо­чих и на­ро­да за­про­си­те Туч­ко­ва о при­чи­нах вы­зо­ва Ар­хи­епи­ско­па. За­клю­чив до­го­вор с Ар­хи­епи­ско­пом при его из­бра­нии и по­ру­чив­шись зор­ко сле­дить за его ра­бо­той, счи­та­ем сво­им дол­гом знать при­чи­ны и цель его вы­зо­ва. Для вы­яс­не­ния во­про­са о пре­кра­ще­нии вол­не­ний за­тре­буй­те вы­ез­да в Моск­ву де­ле­га­ции ве­ру­ю­щих ра­бо­чих же­лез­ной до­ро­ги. От­ве­чай­те. Во­ро­неж. Тер­но­вая цер­ковь — ра­бо­чим».
По про­чте­нии те­ле­грам­мы неко­то­рые из де­ле­га­тов вско­чи­ли с мест и ста­ли кри­чать: «Та­ких лю­дей клей­мить!..»
В тот же день бы­ла при­ня­та ре­зо­лю­ция: «Кон­фе­рен­ция тре­бу­ет тща­тель­но­го рас­сле­до­ва­ния раз­ла­га­ю­щей един­ство ра­бо­че­го клас­са и враж­деб­ной ра­бо­че­му де­лу де­я­тель­но­сти Пет­ра Зве­ре­ва... Тре­бу­ет немед­лен­но­го изо­ли­ро­ва­ния и уда­ле­ния из Во­ро­неж­ской гу­бер­нии...» А так­же: «Ис­клю­чить де­вять че­ло­век, под­пи­сав­ших те­ле­грам­му, из проф­со­ю­зов и уда­лить их с про­из­вод­ства. Об­су­дить во­прос об их де­я­тель­но­сти и пре­дать су­ду. Про­ве­сти по­ка­за­тель­ный про­цесс! Пре­дать су­ду Пет­ра Зве­ре­ва! И на­ко­нец — немед­лен­но аре­сто­вать ар­хи­епи­ско­па Пет­ра Зве­ре­ва»^[24].
Со­об­ще­ние об этих со­бы­ти­ях бы­ло опуб­ли­ко­ва­но 28 но­яб­ря 1926 го­да в га­зе­те «Во­ро­неж­ская ком­му­на». Это был пер­вый день Рож­де­ствен­ско­го по­ста, и ар­хи­епи­скоп Петр слу­жил ли­тур­гию. Пред­чув­ствуя близ­кий арест, он был пе­ча­лен. В ту же ночь к нему яви­лись со­труд­ни­ки ОГПУ для про­из­ве­де­ния обыс­ка и аре­ста. Ко­гда они на­ча­ли сту­чать в дверь квар­ти­ры, ке­лей­ник вла­ды­ки, ар­хи­манд­рит Ин­но­кен­тий, по­креп­че за­крыл дверь и за­дви­нул ще­кол­ду и не пус­кал их до тех пор, по­ка вла­ды­ка не сжег все пись­ма и до­ку­мен­ты, ко­то­рые мог­ли бы по­вре­дить лю­дям. По­сле обыс­ка ар­хи­епи­скоп Петр был до­став­лен в ОГПУ.
Утром весть об аре­сте ар­хи­ерея раз­нес­лась по го­ро­ду, и мно­гие на­пра­ви­лись к зда­нию тюрь­мы, чтобы узнать о судь­бе сво­е­го ар­хи­пас­ты­ря. Они уви­де­ли его толь­ко ве­че­ром, ко­гда стра­жа вы­ве­ла ар­хи­епи­ско­па из зда­ния и по­са­ди­ла в ав­то­мо­биль, чтобы вез­ти на вок­зал. Ве­ру­ю­щие бро­си­лись к вок­за­лу, но со­труд­ни­ки ОГПУ оце­пи­ли его и не про­пу­сти­ли ни­ко­го на пер­рон, по­ка не ото­шел по­езд с аре­сто­ван­ным ар­хи­епи­ско­пом. По при­бы­тии в Моск­ву он был за­клю­чен во внут­рен­нюю тюрь­му ОГПУ на Лу­бян­ке.
Вме­сте с ар­хи­епи­ско­пом Пет­ром бы­ли аре­сто­ва­ны ар­хи­манд­рит Ин­но­кен­тий и дру­гие близ­кие ему лю­ди, боль­шей ча­стью ра­бо­чие. След­ствие вел упол­но­мо­чен­ный 6-го от­де­ле­ния СО ОГПУ Ка­зан­ский. Он спро­сил ар­хи­епи­ско­па Пет­ра:
— Что за бе­се­ды по по­во­ду по­ло­же­ния Церк­ви в го­су­дар­стве бы­ва­ли у вас с при­ез­жав­ши­ми ино­гда из епар­хии цер­ков­ни­ка­ми? По­че­му вы там вы­став­ля­ли по­ло­же­ние о необ­хо­ди­мо­сти му­че­ни­че­ства?
— Моя точ­ка зре­ния по это­му во­про­су яс­на хо­тя бы из по­да­ва­е­мых мной до­ку­мен­тов и об­ра­ще­ний де­кла­ра­тив­но­го ха­рак­те­ра, — от­ве­тил ар­хи­епи­скоп. — Сам я ни­ко­гда в бе­се­дах это­го во­про­са не под­ни­мал, с кем бы ни раз­го­ва­ри­вал, но ес­ли ме­ня спра­ши­ва­ли, то от­ве­чал. Мне при­хо­ди­лось, воз­мож­но, вы­ска­зы­вать мне­ние по это­му во­про­су по по­во­ду су­ще­ству­ю­щей в Пра­во­слав­ной Церк­ви груп­пы, непри­ми­ри­мо к го­су­дар­ству от­но­ся­щей­ся, пред­по­чи­та­ю­щей му­че­ни­че­ство, то есть, как я по­ни­маю, стес­не­ние в пра­вах и так да­лее, уре­гу­ли­ро­ва­нию от­но­ше­ний. Мо­жет быть, я, зна­ко­мясь с этой точ­кой зре­ния, ко­гда-ни­будь и упу­стил из ви­ду за­явить слу­ша­те­лям, что эта точ­ка зре­ния не моя, так как, по­вто­ряю, я во­все не счи­таю, что му­че­ни­че­ство в на­сто­я­щее вре­мя вы­год­но для Церк­ви. Во вся­ком слу­чае, я ду­маю, что моя точ­ка зре­ния бы­ла слу­ша­те­лям из­вест­на, хо­тя бы из рас­сы­лав­ших­ся об­ра­ще­ний. Эле­мен­та злост­но­сти в раз­го­во­рах о му­че­ни­че­стве не бы­ло без­услов­но.
В кон­це мар­та след­ствие бы­ло за­кон­че­но. В об­ви­ни­тель­ном за­клю­че­нии сле­до­ва­тель на­пи­сал: «Подъ­ем цер­ков­ни­че­ско­го ак­ти­виз­ма сов­пал с при­ез­дом в го­род Во­ро­неж Пет­ра Зве­ре­ва, при­быв­ше­го в ка­че­стве управ­ля­ю­ще­го ре­ак­ци­он­ной цер­ко­вью гу­бер­нии... Имя Зве­ре­ва по­слу­жи­ло фла­гом при вы­ступ­ле­ни­ях во­ро­неж­ских чер­но­со­тен­цев. Вы­сту­пав­шие до­би­ва­лись для него вся­че­ских га­ран­тий и ис­клю­чи­тель­ных пра­во­вых по­ло­же­ний, ис­поль­зуя при вы­ступ­ле­ни­ях эти тре­бо­ва­ния как ло­зун­ги. Вы­ступ­ле­ния, на­чав­шись с хож­де­ния по раз­ным учре­жде­ни­ям и пред­ста­ви­те­лям вла­сти от­дель­ных хо­до­ков, вско­ре сме­ни­лись мно­го­чис­лен­ны­ми де­пу­та­ци­я­ми к пред­се­да­те­лю ис­пол­ко­ма и дру­гим; де­пу­та­ции эти не огра­ни­чи­ва­лись хож­де­ни­я­ми по учре­жде­ни­ям, а очень ча­сто на­прав­ля­лись на квар­ти­ры от­вет­ствен­ных ра­бот­ни­ков и в по­вы­шен­ном тоне вы­став­ля­ли опре­де­лен­ные тре­бо­ва­ния. Через неко­то­рое вре­мя ше­ствия этих де­пу­та­ций на­ча­ли при­ни­мать ха­рак­тер свое­об­раз­ных де­мон­стра­ций, при­чем уча­стие в по­след­них при­ни­ма­ли уже не толь­ко цер­ков­ни­ки, но и про­чие граж­дане го­ро­да Во­ро­не­жа...»^[25]
4 ап­ре­ля 1927 го­да Кол­ле­гия ОГПУ при­го­во­ри­ла ар­хи­епи­ско­па Пет­ра к де­ся­ти го­дам за­клю­че­ния в Со­ло­вец­кий конц­ла­герь. Ке­лей­ник вла­ды­ки ар­хи­манд­рит Ин­но­кен­тий был при­го­во­рен к трем го­дам за­клю­че­ния на Со­лов­ках.
Вес­ной 1927 го­да ар­хи­епи­скоп Петр при­был в Со­ло­вец­кий конц­ла­герь. Он был опре­де­лен в 6-ю ра­бо­чую ро­ту 4-го от­де­ле­ния, рас­по­ла­гав­шу­ю­ся в сте­нах Со­ло­вец­ко­го крем­ля, а за­тем пе­ре­ве­ден в 4-ю ро­ту 1-го от­де­ле­ния, рас­по­ла­гав­шу­ю­ся там же. Здесь он ра­бо­тал сто­ро­жем вме­сте с мит­ро­по­ли­том Кур­ским На­за­ри­ем (Ки­рил­ло­вым). По­сле осво­бож­де­ния ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия (Ти­то­ва), ра­бо­тав­ше­го сче­то­во­дом на про­до­воль­ствен­ном скла­де, где тру­ди­лось од­но ду­хо­вен­ство, на его ме­сто был на­зна­чен ар­хи­епи­скоп Петр. Жил он тут же, в по­ме­ще­нии ря­дом со скла­дом, в ма­лень­кой ком­на­те, вме­сте с епи­ско­пом Пе­чер­ским Гри­го­ри­ем (Коз­ло­вым). В то вре­мя на Со­лов­ках еще дей­ство­ва­ла цер­ковь пре­по­доб­но­го Онуф­рия Ве­ли­ко­го, остав­лен­ная для воль­но­на­ем­ных со­ло­вец­ких мо­на­хов, и мо­лит­ва за служ­ба­ми в хра­ме ста­ла огром­ным уте­ше­ни­ем для вла­ды­ки.
Из Со­лов­ков ар­хи­епи­скоп Петр ста­рал­ся пи­сать как мож­но ча­ще, на­сколь­ко поз­во­ля­ли усло­вия за­клю­че­ния, по­чти в каж­дом пись­ме по­ми­ная во­ро­неж­скую бла­жен­ную Фео­к­ти­сту Ми­хай­лов­ну, ко­то­рую он очень по­чи­тал, про­ся ее свя­тых мо­литв.
Сво­ей во­ро­неж­ской пастве из Со­ло­вец­ко­го ла­ге­ря ар­хи­епи­скоп пи­сал:
«19 сен­тяб­ря 1927 го­да... Жи­ву вос­по­ми­на­ни­я­ми и хра­ню в сво­ем серд­це Бо­гом дан­ную мне паст­ву, за ко­то­рую мо­люсь и ко­то­рую бла­го­слов­ляю. Сла­ва Бо­гу за все нис­по­слан­ное! Мы за ва­ши мо­лит­вы здо­ро­вы и бод­ры ду­хом. Гос­подь да бла­го­сло­вит вас и да бла­го­по­спе­шит вам всем. Ваш бо­го­мо­лец и бла­го­же­ла­тель греш­ный ар­хи­епи­скоп Петр
...По­здрав­ляю вас, лю­без­ная о Гос­по­де А. Л., с на­сту­па­ю­щи­ми празд­ни­ка­ми Рож­де­ства Хри­сто­ва, Об­ре­за­ния и Кре­ще­ния Гос­под­ня! Мо­лит­вен­но же­лаю Вам от Гос­по­да вся­ких ми­ло­стей и спа­се­ния ду­шев­но­го — по­след­нее са­мое глав­ное: бу­дет оно, бу­дет и все осталь­ное, толь­ко су­мей­те по­лю­бить Хри­ста, су­мей­те Им еди­ным ды­шать, жить, о Нем лишь ду­мать, к Нему стре­мить­ся, о Нем бе­се­до­вать, Его сло­ва в Еван­ге­лии чи­тать, за­учи­вать и во­пло­щать в жиз­ни. Су­мей­те по­лю­бить Хри­ста, и всем око­ло Вас бу­дет теп­ло, по­кой­но и не тес­но. По­мо­ли­тесь, чтобы и ме­ня Гос­подь на­учил этой един­ствен­но нуж­ной на­у­ке. Бла­го­да­рю Вас и всех, осо­бен­но по­мо­лив­ших­ся и воз­дох­нув­ших обо мне в го­дов­щи­ну мо­ей раз­лу­ки с ва­ми. Этот год и даль­ность рас­сто­я­ния не толь­ко не охла­ди­ли мо­е­го серд­ца, но я еще бо­лее люб­лю всех вас о Гос­по­де и всем бла­го­же­лаю. Будь­те здо­ро­вы, мир­ны и бла­го­по­луч­ны, и да хра­нит вас всех Ма­терь Бо­жия и свя­тые свя­ти­те­ли на­ши. Мир всем и Бо­жие бла­го­сло­ве­ние. Греш­ный ар­хи­епи­скоп Петр
Отец Ин­но­кен­тий плох, ес­ли скон­ча­ет­ся, при­шлю те­ле­грам­му, и вы все то­гда по­мо­ли­тесь об упо­ко­е­нии ду­ши его, все по­чи­тай­те о нем Псал­тирь, хо­тя по од­ной ка­физ­ме в день в те­че­ние ше­сти недель, а усерд­ные и до го­ду.
27 де­каб­ря 1927 го­да. Пи­шу Вам, доб­рей­шая В. А., не толь­ко по сво­е­му же­ла­нию, но и по прось­бе уми­ра­ю­ще­го от­ца Ин­но­кен­тия, ко­то­ро­го толь­ко что на­ве­щал. Ис­ху­дал он до неузна­ва­е­мо­сти и го­во­рит еле слыш­но; по­ло­же­ние его без­на­деж­ное... Ду­хом он бодр, со все­ми при­ми­рен, пре­дал­ся во­ле Бо­жи­ей, по-хри­сти­ан­ски ожи­да­ет смерть, а ко­гда я ухо­дил, то он, не бу­дучи в со­сто­я­нии по­кло­нить­ся, сде­лал ру­ка­ми жест, го­во­ря: “про­шу вас от ме­ня пе­ре­дать по­клон всем”, — что я и спе­шу ис­пол­нить. Да укре­пит его Гос­подь! При­хвор­нул и я немно­го от про­сту­ды. По­бо­ле­ло гор­ло, те­перь луч­ше. Пусть ни­кто не гне­ва­ет­ся за ред­кое по­лу­че­ние от нас пи­сем, — те­перь поч­та бу­дет хо­дить ре­же и к нам, и к вам: боль­ше ме­ся­ца нет у нас пи­сем. Бо­лит серд­це за всех вас. Всей Ва­шей се­мье... всем вер­ным Бо­жие бла­го­сло­ве­ние и по­клон. Ар­хи­епи­скоп Петр
13 ян­ва­ря 1928 го­да. Всту­пая в но­во­ле­тие, при­вет­ствую Вас и всех, по­сы­лаю вам бла­го­сло­ве­ние и ис­крен­ние по­же­ла­ния все­го луч­ше­го в этой мно­госкорб­ной зем­ной жиз­ни. Бла­го­да­рю вас за за­бо­ты в уве­рен­но­сти, что Гос­подь Сам воз­даст вам Сво­и­ми бо­га­ты­ми ми­ло­стя­ми. Ка­ми­лав­ки в свое вре­мя по­лу­чил, бла­го­да­рю тех, кто со­ору­дил их так хо­ро­шо, и бла­го­дар­ность немед­лен­но по­слал с из­ве­ще­ни­ем. Мы по­ка жи­вы и здо­ро­вы, но ве­стей не име­ем по­чти два ме­ся­ца, так как до­став­ка по­чты еще не на­ла­ди­лась, а на аэро­плане еще, по-ви­ди­мо­му, не на­ду­ма­ли. От­ца Ин­но­кен­тия по­хо­ро­ни­ли, горь­ко опла­кав по­те­рю его. Но на все во­ля Бо­жия. Он умер при­ми­рен­ный со всем и со все­ми, не про­из­но­ся ни од­но­го сло­ва ро­по­та или зло­бы. Мир и бла­го­сло­ве­ние вам...
2 мар­та 1928 го­да. Вот и пер­вая неде­ля Ве­ли­ко­го по­ста при­хо­дит к кон­цу, и те­перь на­до уже по­здрав­лять с празд­ни­ком Бла­го­ве­ще­ния, и я по­здрав­ляю те­бя и всех ре­ши­тель­но, мо­лит­вен­но же­лаю всем про­ник­нуть­ся небес­ной ра­до­стью и еще боль­шей лю­бо­вью к Ви­нов­ни­це на­ше­го спа­се­ния, на­шей За­ступ­ни­це и По­кро­ви­тель­ни­це. По ми­ло­сти Бо­жи­ей я жив и здо­ров и бодр ду­хом, все упо­ва­ние мое воз­ла­гаю на Гос­по­да. Как-то Гос­подь вас ми­лу­ет? Здо­ро­вы ли? Бла­го­по­луч­ны ли? Дав­но от вас по­лу­че­ны еще де­кабрь­ские пись­ма, а за это вре­мя ни­че­го нет. Ви­ди­мо, вы еще не по­лу­чи­ли из­ве­ще­ния те­ле­граф­но­го о кон­чине 24 де­каб­ря от­ца Ин­но­кен­тия, ко­то­ро­му спра­ви­ли уже и со­ро­ко­вой день 1 фев­ра­ля. Я бу­ду пи­сать те­перь лишь раз в неде­лю, а по­то­му и не жди­те ча­ще и не ду­май­те, что я не пи­шу, ес­ли не бу­де­те по­лу­чать. Всех бла­го­да­рю за па­мять и мо­лит­вы и за под­держ­ку. Все это обод­ря­ет и уте­ша­ет в да­ле­кой раз­лу­ке. Но лю­бовь нель­зя свя­зать, и она дей­ству­ет на рас­сто­я­нии и мо­лит­вен­но со­еди­ня­ет лю­дей во­еди­но, и пе­ред Бо­гом мы все­гда вме­сте. Ко­гда от­кро­ет­ся на­ви­га­ция, то вы каж­дую неде­лю вы­сы­лай­те по пять ди­ки­ри­ев и три­ки­ри­ев све­чей: сте­а­рин не на­до, так­же не на­до мы­ла, но в пер­вой по­сыл­ке при­шли кло­бук, лишь уло­жи его по­луч­ше, чтобы не по­мять его. Про­шу мо­литв. Те­бя и всех бла­го­слов­ляю. Гос­подь да хра­нит всех во здра­вии и бла­го­по­лу­чии. С лю­бо­вью ар­хи­епи­скоп Петр
4 мар­та 1928 го­да. Вы, на­вер­ное, уди­ви­тесь, по­лу­чив­ши эту от­крыт­ку — первую от ме­ня в ря­ду дру­гих Вам и дру­гим. Но не удив­ляй­тесь, а при­ми­те за необ­хо­ди­мость толь­ко. И от­крыт­ку, и пись­мо ва­ше по­лу­чил. За все глу­бо­ко бла­го­да­рю вас. Не мо­гу вы­ра­зить сло­ва­ми, как я це­ню ва­ши за­бо­ты и как го­ря­чо бла­го­да­рен вам. Ва­ше уча­стие и ва­ше по­пе­че­ние скра­ши­ва­ет на­шу жизнь и под­бод­ря­ет дух наш. Ес­ли я стал до­рог и бли­зок вам от­то­го, что мно­го вы­стра­да­ли за ме­ня, то что ска­зать мне о том, как вы все мне до­ро­ги и близ­ки, ко­гда я и стра­дал, и стра­даю за вас всех, да вы спа­се­ны бу­де­те, но я не уны­ваю и за все Гос­по­да бла­го­да­рю, хо­тя и не знаю, уви­жу ли вас или мне при­дет­ся сло­жить свои ко­сти око­ло на­ше­го по­чив­ше­го^[26]. Да бу­дет во­ля Гос­под­ня! Весь­ма уте­шен из­ве­сти­ем о том, как вы мо­ли­тесь за по­чив­ше­го, что по­да­е­те ми­ло­сты­ню и чи­та­е­те Псал­тирь. Всё это — са­мое нуж­ное для по­чив­ших, всё это — на­сущ­ное пи­та­ние их душ. За все воз­даст вам Гос­подь. Сла­ва Бо­гу, жив и здо­ров. Зи­ма у нас си­рот­ская, хо­ло­дов боль­ших не бы­ва­ет вслед­ствие бли­зо­сти мо­ря; у вас хо­лод­нее. Но сы­рость и влаж­ность воз­ду­ха небла­го­при­ят­но от­зы­ва­ют­ся на ор­га­низ­ме — но­ют ко­сти, ча­сто про­сту­жи­ва­юсь, немно­го опу­ха­ют но­ги от ослаб­ле­ния сер­деч­ной де­я­тель­но­сти. Сколь­ко воз­мож­но, под­ле­чи­ва­юсь и, ко­неч­но, бе­ре­гусь... Те­перь от­крыт­ки с ви­да­ми от­ме­не­ны, и я мо­гу пи­сать лишь раз в неде­лю ко­му-ли­бо. Про­шу Вас всем пе­ре­дать мой при­вет, по­клон и про­чее. За всех мо­люсь непре­стан­но, всех ис­кренне же­лаю ви­деть. Не бу­дем осла­бе­вать ду­хом в скор­бях, бу­дем жить на­деж­дой на ми­ло­сер­дие Бо­жие. По­про­си­те мо­литв Фео­к­ти­сты Ми­хай­лов­ны...
9 мар­та 1928 го­да. Сер­деч­но бла­го­да­рю вас всех за па­мять мо­ей хи­ро­то­нии и рож­де­ния, а глав­ное, за ва­ши мо­лит­вы и за то, что серд­цем не раз­лу­ча­е­тесь со мною. Но не смог ис­пол­нить ва­ше­го по­ру­че­ния и пе­ре­дать от­цу Ин­но­кен­тию ва­ше­го при­ве­та, так как неза­бвен­ный для ме­ня отец Ин­но­кен­тий пред­сто­ит уже Пре­сто­лу Бо­жию и, осво­бо­див­шись от вся­кия бо­лез­ни, пе­ча­ли и воз­ды­ха­ния, мо­лит­ся за всех его по­ми­на­ю­щих и лю­бя­щих. Я до при­бы­тия сю­да ни­как не пред­по­ла­гал столь быст­ро­го те­че­ния его бо­лез­ни, но здесь для ме­ня ста­ло яс­но, чем он бо­лен и что дни его со­чте­ны. С это­го мо­мен­та я стал го­то­вить его к ис­хо­ду, не скры­вая от него. Сна­ча­ла тя­же­ла бы­ла для него мысль о смер­ти, но за­тем он вполне при­ми­рил­ся с нею и по­ко­рил­ся во­ле Бо­жи­ей... Я по ми­ло­сти Бо­жи­ей по­ка жив и здо­ров. Ра­бо­таю по сче­то­вод­ству в про­до­воль­ствен­ном скла­де, где за­ни­ма­ют­ся од­ни свя­щен­ни­ки. Тут же жи­ву в ма­лой ком­нат­ке вме­сте с прео­свя­щен­ным Гри­го­ри­ем, епи­ско­пом Пе­чер­ским из Ниж­не­го. Но здесь пре­бы­ваю лишь те­лом, ду­хом же все­гда с ва­ми и сре­ди вас, все­гда бла­го­слов­ляю вас и бла­го­же­лаю вам. Всех, ко­неч­но, пом­ню и всем про­шу пе­ре­дать мои по­кло­ны и бла­го­же­ла­ния. Гос­подь да по­мо­жет вам во всем... На­де­юсь, что и впредь вы бу­де­те пи­сать мне о се­бе и о сво­их...
24 мар­та 1928 го­да. Глу­бо­ко­ува­жа­е­мая и пре­доб­рая на­ша пе­чаль­ни­ца и бла­го­де­тель­ни­ца! Ес­ли я от юно­сти при­учал се­бя с лю­бо­вью от­но­сить­ся да­же и к тем, кто пи­тал ко мне враж­деб­ные и непри­яз­нен­ные чув­ства, то от­сю­да мо­же­те за­клю­чить, ка­кою бла­го­дар­но­стью и бла­го­рас­по­ло­жен­но­стью на­пол­не­но мое серд­це к тем, кои и лю­бят ме­ня, и тво­рят мне доб­ро, хо­тя и не за­слу­жен­ное с мо­ей сто­ро­ны. Но ес­ли бы и се­го не бы­ло, то все рав­но мое серд­це бы­ло бы пол­но лю­бо­вью, как и есть это, так как ду­хов­ная связь креп­че вся­ких дру­гих от­но­ше­ний, ибо мои чув­ства дик­ту­ют­ся мне мо­им дол­гом и мо­и­ми обя­зан­но­стя­ми. И как вам, так и мне не при­дет­ся до­ка­зы­вать мои чув­ства, ибо вы все хо­ро­шо зна­е­те, что пе­ре­жи­вал и пе­ре­жи­ваю я ра­ди ва­ше­го ис­тин­но­го и веч­но­го бла­го­по­лу­чия. По люб­ви к вам я и ехал к вам, зная точ­но, что пред­сто­ит мне, лю­бовь же к вам ко всем и раз­лу­чи­ла нас, дав вам воз­мож­ность сво­и­ми за­бо­та­ми и по­пе­че­ни­я­ми со­участ­во­вать мне в на­сто­я­щем по­ло­же­нии. Но зная рас­по­ло­же­ние ко мне и лю­бовь мно­гих, я не обо­льщал се­бя мыс­лью о люб­ви хо­тя бы боль­шин­ства. Но я всех люб­лю, и о всех скорб­лю, и всем же­лаю пол­но­го бла­го­по­лу­чия и ду­хов­но­го, и ду­шев­но­го, и про­сто те­лес­но­го. Хо­тя я и ин­те­ре­су­юсь ва­шей жиз­нью, но я ни­че­го не знаю и за мно­гое тре­во­жусь, хо­тя те­перь и ни за что и не от­ве­чаю. А вы неопыт­ны, и мно­гое вам неиз­вест­но, вслед­ствие че­го и ошиб­ки ва­ши не столь пре­ступ­ны мо­гут быть. Те же, кои долж­ны бы­ли бы ука­зать вам пра­виль­ный путь, кое о чем умал­чи­ва­ют по лич­ным со­об­ра­же­ни­ям. Вас и всех при­вет­ствую пас­халь­ным при­вет­стви­ем, хра­ня всех в мо­ем ис­кренне лю­бя­щем серд­це».
Ар­хи­епи­скоп Петр в сво­ей ма­лень­кой ком­нат­ке при­ни­мал всех, кто же­лал его ви­деть и с ним по­бе­се­до­вать, по­ил ча­ем и кор­мил. Вы­на­ши­ва­лась мысль о том, чтобы ор­га­ни­зо­вать по­мощь за­клю­чен­но­му ду­хо­вен­ству. Вско­ре ла­гер­ной адми­ни­стра­ции бы­ло до­не­се­но, что в ком­на­те ар­хи­епи­ско­па Пет­ра со­би­ра­ет­ся ду­хо­вен­ство, и, хо­тя раз­го­во­ры здесь ве­лись ис­клю­чи­тель­но на ре­ли­ги­оз­ные те­мы, ла­гер­ное на­чаль­ство ре­ши­ло на­ка­зать ар­хи­епи­ско­па — он был от­прав­лен на Тро­иц­кую штраф­ную ко­ман­ди­ров­ку 6-го от­де­ле­ния, на­хо­див­шу­ю­ся на ост­ро­ве Ан­зер. В на­ча­ле ок­тяб­ря 1928 го­да два свя­щен­ни­ка про­во­ди­ли вла­ды­ку Пет­ра от Со­ло­вец­ко­го крем­ля до Фили­мо­но­ва, где на­хо­дил­ся в то вре­мя ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он (Тро­иц­кий).
25 де­каб­ря 1928 го­да ар­хи­епи­скоп пи­сал: «От все­го серд­ца при­вет­ствую Вас, пре­по­доб­ней­шая, а через Вас без ис­клю­че­ния всех мо­их о Гос­по­де чад ду­хов­ных с празд­ни­ка­ми Рож­де­ства Хри­сто­ва и Кре­ще­ния. Непре­стан­но мо­лю Гос­по­да на­ше­го, да хра­нит Он вас всех в пра­вой ве­ре, в ми­ре, в здра­вии и бла­го­по­лу­чии и да бла­го­сло­вит Сво­им небес­ным бла­го­сло­ве­ни­ем. Ис­кренне бла­го­да­рю Вас и всех за мо­лит­вы, па­мять и под­держ­ку. Мыс­лен­но все­гда с ва­ми и сре­ди вас, осо­бен­но в дни на­ших празд­ни­ков, ко­гда вы со­би­ра­е­тесь в хра­ме, где неко­гда бы­вал и я с ва­ми и уте­шал­ся во вза­им­ном об­ще­нии о Гос­по­де. Несмот­ря на то, что я дав­но уже вы­был от вас, ва­ша жизнь и ва­ши ин­те­ре­сы по-преж­не­му близ­ки и до­ро­ги мо­е­му серд­цу, как соб­ствен­ные, ес­ли не боль­ше, так как из-за слу­же­ния мо­е­го ва­ше­му спа­се­нию я на­хо­жусь в на­сто­я­щем по­ло­же­нии и ме­сте. Все­гда хо­чет­ся пи­сать каж­до­му из вас, но я мо­гу пи­сать лишь два пись­ма в неде­лю, а по­то­му при­хо­дит­ся и в этом иметь воз­дер­жа­ние, про­ся вас всех не огор­чать­ся на ме­ня за непи­са­ние всем, хо­тя всех со­дер­жу в мо­ей мо­лит­вен­ной па­мя­ти и в мо­ем серд­це... Я за ва­ши свя­тые мо­лит­вы по­ка жив и здо­ров и на но­вом сво­ем, уеди­нен­ном и пу­стын­ном ме­сто­жи­тель­стве. Бодр ду­хом, по­ко­ря­юсь во­ле Гос­под­ней, ме­ня не остав­ля­ю­щей скор­бя­ми и ис­пы­та­ни­я­ми. Те­перь на­ви­га­ция за­кры­лась и поч­та бу­дет ре­же еще. Ес­ли бу­де­те пи­сать, то при­сы­лай­те от­крыт­ки на от­вет, так как нам труд­но до­ста­вать от­крыт­ки... Все при­слан­ное по­лу­чил с бла­го­дар­но­стью. Не осла­бе­вай­те в мо­лит­вах и доб­ро­де­ла­нии, да спо­до­бим­ся все в свое вре­мя ми­ло­сти Гос­под­ней. По­клон и прось­бы о мо­лит­вах Фео­к­ти­сты Ми­хай­лов­ны. Пре­даю вас всех Гос­по­ду и Его Пре­чи­стой Ма­те­ри. С лю­бо­вью о Гос­по­де греш­ный ар­хи­епи­скоп Петр
15 ян­ва­ря 1929 го­да. Сла­ва Бо­гу за все, что при­шлось мне за это вре­мя пе­ре­жить и пе­ре­жи­вать. Ны­неш­ний раз как-то осо­бен­но груст­но и скорб­но я встре­тил и про­во­жу празд­ни­ки, как ни­ко­гда рань­ше, — ведь ше­стые празд­ни­ки про­во­жу вне до­ма, не с те­ми, с кем бы же­ла­лось. Но все это ре­ши­тель­но на­до тер­петь. Ну что де­лать? Не так жи­ви, как хо­чет­ся, а как Бог ве­лит. Пи­сем ни от ко­го дав­но не по­лу­чаю, на­вер­ное вслед­ствие за­кры­тия на­ви­га­ции и со­об­ще­ния на лод­ках, ко­то­рые не мо­гут ча­сто кур­си­ро­вать. На­вер­ное, и от ме­ня ста­ли ре­же при­хо­дить, хо­тя мо­гут быть и дру­гие не за­ви­ся­щие от нас при­чи­ны. Я по­ка за ва­ши мо­лит­вы жив и здо­ров... У нас, по-ви­ди­мо­му, на­ста­ла на­сто­я­щая зи­ма, с вет­ра­ми и ме­те­ля­ми, так что ве­тер ед­ва не ва­лит с ног... Жи­ву в уеди­нен­ном и пу­стын­ном ме­сте на бе­ре­гу глу­бо­ко­го мор­ско­го за­ли­ва, ни­ко­го не ви­жу, кро­ме жи­ву­щих вме­сте, и мо­гу во­об­ра­жать се­бя пу­стын­но­жи­те­лем...»^[27]
Неза­дол­го пе­ред кон­чи­ной в по­след­нем сво­ем пись­ме ар­хи­епи­скоп Петр пи­сал: «По­здрав­ляю те­бя, отец Мит­ро­фан, и всех с празд­ни­ком Сре­те­ния Гос­под­ня и мо­лит­вен­но же­лаю всем здра­вия, спа­се­ния и вся­ких ми­ло­стей Бо­жи­их. В этот день ис­пол­нит­ся уже де­сять лет со дня мо­ей хи­ро­то­нии, а по­то­му в этот день про­шу осо­бен­но по­мо­лить­ся за ме­ня, да со­тво­рит Гос­подь со мною Свою ми­лость, да да­ру­ет мне еще по­слу­жить свя­той Церк­ви тер­пе­ни­ем, пе­ре­не­се­ни­ем без­ро­пот­ным всех скор­бей и на­па­стей, по­кор­но­стью во­ле Бо­жи­ей, сми­ре­ни­ем, лю­бо­вью к ближ­ним, наи­па­че к мо­ей пастве, и мо­лит­ва­ми за нее. А ес­ли Бог по­шлет по мою ду­шу, то и смер­тью вда­ли от близ­ких серд­цу. Мно­го мыс­лей тес­нит­ся в мо­ей ду­ше, но тес­на и ма­ла для них от­крыт­ка, а по­то­му я и не де­люсь ими с ва­ми, хо­тя бы и же­ла­лось. По ми­ло­сти Бо­жи­ей за мо­лит­вы мно­гих я по­ка жив и срав­ни­тель­но здо­ров, ес­ли не счи­тать рев­ма­ти­че­ских бо­лей в ко­стях. А тя­же­ло и груст­но вда­ли от мо­гил­ки от­ца Ин­но­кен­тия. Мо­лит­вен­но вспо­ми­нал я его, бла­го­да­ря Гос­по­да за то, что Он из­ба­вил его от этой жиз­ни и все­лил его там, иде­же несть бо­лезнь, пе­чаль и воз­ды­ха­ние... По слу­чаю зи­мы поч­та еще не на­ла­ди­лась, и я не по­лу­чаю дав­но пи­сем ни от ко­го. На­вер­ное, и вы так­же, хо­тя я каж­дую неде­лю ко­му-ли­бо пи­шу по пись­му. У нас на­ча­лись по­ря­доч­ные мо­ро­зы, и зи­ма всту­пи­ла в свои пра­ва. Как-то вас Гос­подь ми­лу­ет? Всем без ис­клю­че­ния вер­ным Гос­по­ду про­шу пе­ре­дать мир, бла­го­сло­ве­ние и по­клон. Всех да хра­нят мо­лит­вы Ма­те­ри Бо­жи­ей и свя­тых Мит­ро­фа­на, Ти­хо­на и Ан­то­ния, ве­ли­ких свя­ти­те­лей Во­ро­неж­ских. Я по-преж­не­му жи­ву в уеди­нен­ном и пу­стын­ном ме­сте, за все бла­го­да­ря Гос­по­да и во всем сми­рен­но по­ко­ря­ясь во­ле Его. Про­шу те­бя быть сми­рен­ным, не ду­мать о се­бе вы­со­ко, мо­лить­ся Гос­по­ду и не впа­дать в обо­льще­ние и пре­лесть лу­ка­во­го, ко­то­рый си­лит­ся пре­льстить, аще воз­мож­но, и из­бран­ных, по сло­ву Гос­по­да. Мир ти и всем»^[28].
В 1928 го­ду на Ан­зе­ре на­ча­лась эпи­де­мия ти­фа; из ты­ся­чи за­клю­чен­ных, на­хо­див­ших­ся в то вре­мя на ост­ро­ве, за зи­му 1928-1929 го­да умер­ло пять­сот че­ло­век. Осе­нью бы­ли вы­ры­ты боль­шие брат­ские мо­ги­лы вбли­зи хра­ма Вос­кре­се­ния Гос­под­ня, сра­зу за мо­на­стыр­ским клад­би­щем, и ту­да всю зи­му скла­ды­ва­ли умер­ших, а свер­ху ямы за­кры­ва­ли лап­ни­ком. Ко­гда на­ча­лась эпи­де­мия, в Гол­го­фо-Рас­пят­ском ски­ту раз­ме­стил­ся гос­пи­таль. За мно­го лет до это­го, 18 июня 1712 го­да, Ма­терь Бо­жия, явив­шись мо­на­ху Иису­су, ска­за­ла: «На этом ме­сте пусть бу­дет со­ору­жен скит во имя стра­да­ний Мо­е­го Сы­на. Пусть жи­вут две­на­дцать ино­ков и бу­дут все вре­мя по­стить­ся, кро­ме суб­бо­ты и вос­кре­се­нья. При­дет вре­мя, ве­ру­ю­щие на этой го­ре бу­дут па­дать от стра­да­ний, как му­хи». Впо­след­ствии на этом ме­сте бы­ло воз­двиг­ну­то два хра­ма: ка­мен­ный в честь Рас­пя­тия Гос­под­ня с при­де­лом в честь Успе­ния Пре­свя­той Бо­го­ро­ди­цы, где во вре­мя эпи­де­мии ти­фа в эпо­ху го­не­ний на Цер­ковь, ко­гда мо­на­стырь был пре­вра­щен в конц­ла­герь, раз­ме­стил­ся гос­пи­таль, и де­ре­вян­ный, Вос­кре­се­ния Гос­под­ня, под го­рой, где неко­то­рое вре­мя по­ме­щал­ся морг.
В ян­ва­ре 1929 го­да ар­хи­епи­скоп Петр за­бо­лел ти­фом и был уве­зен в боль­ни­цу, в быв­ший Гол­го­фо-Рас­пят­ский скит.
В од­ной па­ла­те с ар­хи­епи­ско­пом ле­жал ве­те­ри­нар­ный врач, его ду­хов­ный сын. В день смер­ти ар­хи­епи­ско­па Пет­ра, 7 фев­ра­ля, в че­ты­ре ча­са утра он услы­хал шум, как бы от вле­тев­шей стаи птиц. Он от­крыл гла­за и уви­дел свя­тую ве­ли­ко­му­че­ни­цу Вар­ва­ру со мно­ги­ми де­ва­ми, из ко­то­рых он узнал свя­тых му­че­ниц Ани­сию и Ири­ну. Ве­ли­ко­му­че­ни­ца Вар­ва­ра по­до­шла к по­сте­ли вла­ды­ки и при­ча­сти­ла его Свя­тых Хри­сто­вых Та­ин.
У на­хо­див­шей­ся в за­клю­че­нии на Ан­зе­ре мо­на­хи­ни Ар­се­нии хра­ни­лись в то вре­мя ве­щи ар­хи­епи­ско­па. Она неод­но­крат­но по­сы­ла­ла вла­ды­ке по­стри­галь­ную свит­ку, но вся­кий раз он от­сы­лал ее об­рат­но. 7 фев­ра­ля ей со­об­щи­ли, что кри­зис ми­но­вал и в бо­лез­ни на­сту­пил пе­ре­лом.
Мо­на­хи­ня Ар­се­ния спро­си­ла:
— А в чем он ле­жит?
— В ка­зен­ной ко­рот­кой ру­баш­ке, — от­ве­ти­ли ей.
То­гда она по­сла­ла вла­ды­ке свит­ку, ко­то­рую он хра­нил на смерть. Ко­гда ему по­да­ли ее, он ска­зал:
— Как к де­лу она по­сла­ла ее. Те­перь обо­три­те ме­ня губ­кой.
В тот же день в семь ча­сов ве­че­ра вла­ды­ка скон­чал­ся. Пе­ред смер­тью он несколь­ко раз на­пи­сал на стене ка­ран­да­шом: «Жить я боль­ше не хо­чу, ме­ня Гос­подь к Се­бе при­зы­ва­ет».
По­гре­бе­ние бы­ло на­зна­че­но на вос­кре­се­нье 10 фев­ра­ля. Один из за­клю­чен­ных свя­щен­ни­ков по­шел к на­чаль­ни­ку 6-го от­де­ле­ния про­сить раз­ре­ше­ния устро­ить тор­же­ствен­ные по­хо­ро­ны по­чив­ше­му и по­ста­вить на мо­ги­ле крест. Из крем­ля, еще ко­гда вла­ды­ка бо­лел, при­сла­ли ман­тию и ма­лый омо­фор. В ма­стер­ской хо­зяй­ствен­ной ча­сти за­ка­за­ли сде­лать гроб и крест. Раз­ре­ше­ние на уча­стие в по­хо­ро­нах по­лу­чи­ли три свя­щен­ни­ка и двое ми­рян, од­на­ко не поз­во­ле­но бы­ло тор­же­ствен­но­го со­вер­ше­ния от­пе­ва­ния и по­гре­бе­ния в об­ла­че­нии. Через неко­то­рое вре­мя ста­ло из­вест­но, что на­чаль­ник от­де­ле­ния рас­по­ря­дил­ся бро­сить те­ло вла­ды­ки в об­щую мо­ги­лу, к то­му вре­ме­ни уже до­вер­ху за­пол­нен­ную умер­ши­ми. Ве­че­ром свя­щен­ни­ки от­пра­ви­лись к на­чаль­ни­ку и по­тре­бо­ва­ли ис­пол­нить дан­ное им ра­нее обе­ща­ние. Тот от­ве­тил, что об­щая мо­ги­ла по его рас­по­ря­же­нию уже за­ва­ле­на зем­лею и сне­гом и он не даст раз­ре­ше­ния на изъ­я­тие из об­щей мо­ги­лы те­ла ар­хи­епи­ско­па Пет­ра.
Од­на­ко ста­ло из­вест­но, что это рас­по­ря­же­ние ла­гер­но­го на­чаль­ства не бы­ло вы­пол­не­но и мо­ги­ла не бы­ла за­ры­та. За­оч­ное от­пе­ва­ние вла­ды­ки бы­ло со­вер­ше­но в кан­це­ля­рии хо­зяй­ствен­ной ча­сти, а за­тем гроб и крест от­вез­ли на Гол­го­фу. Че­ты­ре че­ло­ве­ка ко­па­ли в это вре­мя от­дель­ную мо­ги­лу на­про­тив ал­та­ря Вос­кре­сен­ско­го хра­ма. Осво­бо­ди­ли от ело­вых ве­ток об­щую мо­ги­лу. Вла­ды­ка ле­жал в длин­ной ру­ба­хе со сло­жен­ны­ми на гру­ди ру­ка­ми, ли­цо бы­ло осы­па­но ело­вы­ми иго­лоч­ка­ми. Три свя­щен­ни­ка на про­стыне под­ня­ли его из мо­ги­лы, рас­че­са­ли во­ло­сы, отер­ли ли­цо и на­ча­ли пря­мо на сне­гу об­ла­чать. Весь он был бе­лый и мяг­кий, как буд­то толь­ко что умер. Об­ла­чи­ли вла­ды­ку в ли­ло­вую но­вую ман­тию, кло­бук, омо­фор, да­ли в ру­ки крест, чет­ки и Еван­ге­лие и от­слу­жи­ли па­ни­хи­ду. Пе­ред тем как вло­жить в ру­ку вла­ды­ки раз­ре­ши­тель­ную мо­лит­ву, все три свя­щен­ни­ка рас­пи­са­лись на ней.
Мо­на­хи­ня Ар­се­ния спро­си­ла:
— По­че­му вы рас­пи­сы­ва­е­тесь? На мо­лит­ве ведь не рас­пи­сы­ва­ют­ся?
Они от­ве­ти­ли:
— Ес­ли вре­мя пе­ре­ме­нит­ся, бу­дут об­ре­те­ны мо­щи вла­ды­ки, бу­дет из­вест­но, кто его хо­ро­нил.
Око­ло мо­ги­лы со­бра­лось око­ло два­дца­ти че­ло­век. По­сле па­ни­хи­ды, кто хо­тел, про­из­нес сло­во, за­тем опу­сти­ли те­ло свя­щен­но­му­че­ни­ка в мо­ги­лу, по­ста­ви­ли на ней крест и сде­ла­ли над­пись. Один из хо­ро­нив­ших ар­хи­епи­ско­па свя­щен­ни­ков рас­ска­зы­вал впо­след­ствии, что, ко­гда за­ры­ли мо­ги­лу, над ней стал ви­ден столп све­та и в нем явил­ся вла­ды­ка и всех бла­го­сло­вил.
Вес­ной 1929 го­да по рас­по­ря­же­нию ла­гер­но­го на­чаль­ства все кре­сты на Со­ло­вец­ких клад­би­щах бы­ли сня­ты и об­ра­ще­ны в дро­ва.
Мо­щи свя­щен­но­му­че­ни­ка Пет­ра бы­ли об­ре­те­ны 17 июня 1999 го­да и на­хо­дят­ся ныне в хра­ме свя­щен­но­му­че­ни­ка Филип­па, мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го, в Спа­со-Пре­об­ра­жен­ском Со­ло­вец­ком став­ро­пи­ги­аль­ном муж­ском мо­на­сты­ре.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Ян­варь». Тверь. 2005. С. 272-317

При­ме­ча­ния

^[1] Тро­иц­кое сло­во. ТСЛ, 1990. № 6. С. 13.

^[2] РГИА. Ф. 796, оп. 439, д. 726, л. 1 об-2.

^[3] От­чет о со­сто­я­нии Ка­зан­ской Ду­хов­ной Ака­де­мии за 1901-1902 уч. г. Ка­зань, 1902. С. 22.

^[4] РГИА. Ф. 797, оп. 77, д. 46, л. 11 об.

^[5] Там же. Л. 19 об-20.

^[6] Там же. Л. 20.

^[7] Там же. Л. 22 об.

^[8] Там же. Л. 75.

^[9] Там же. Л. 74.

^[10] Там же. Ф. 796, оп. 439, д. 726, л. 1 об-2.

^[11] Туль­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти. 1910. № 32. С. 570.

^[12] Там же. № 45. С. 836-837.

^[13] Там же. 1913. № 22. С. 416-417.

^[14] Там же. 1910. № 42. С. 753-756.

^[15] Там же. 1913. № 15-16. С. 308-310.

^[16] Там же. 1915. № 8-9. С. 130.

^[17] УФСБ Рос­сии по Твер­ской обл. Д. 7564-С, л. 1.

^[18] Там же. Л. 229.

^[19] Там же. Л. 226.

^[20] Там же. Л. 259.

^[21] Име­ет­ся в ви­ду обя­за­тель­ность по­ми­но­ве­ния за бо­го­слу­же­ни­ем име­ни Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на, несмот­ря на вре­мен­ную пе­ре­да­чу им цер­ков­ной вла­сти мит­ро­по­ли­ту Ага­фан­ге­лу.

^[22] УФСБ Рос­сии по Во­ро­неж­ской обл. Д. П-19568. Т. 2, л. 101 об.

^[23] Про­слав­лен Рус­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью в Со­бо­ре но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских. Па­мять празд­ну­ет­ся сен­тяб­ря 15/28.

^[24] Газ. «Во­ро­неж­ская ком­му­на». 1926. № 274.

^[25] УФСБ Рос­сии по Во­ро­неж­ской обл. Д. П-19568. Т. 1, л. 110.

^[26] Ар­хи­манд­ри­та Ин­но­кен­тия.

^[27] Про­то­пре­сви­тер М. Поль­ский. Но­вые му­че­ни­ки Рос­сий­ские. Т. 2. Джор­дан­вилл, 1957. С. 56-65.

^[28] Там же. С. 66.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru

• Главная
• Молитвослов
• Псалтирь
• Акафисты ко Господу и праздникам
• Акафисты ко Пресвятой Богородице
• Акафисты русским святым
• Акафисты святым
• Акафисты прочие
• Аудио Акафисты
• Каноны ко Господу и праздникам
• Каноны ко Пресвятой Богородице
• Каноны русским святым
• Каноны святым
• Каноны прочие
• Аудио каноны
• Триодь
• Молитва по соглашению
• О поминовении ближних
• Технологии
• Написать письмо
• Помочь