Акафист святому преподобноисповеднику Сергию (Сребрянскому)
Память: 05 апреля (23 марта ст. ст.); 11 декабря (28 ноября ст. ст.)
Не утвержден для общецерковного использования.
Конда́к 1.
Избра́ннаго Бо́жиим веле́нием на кре́ст па́стырскаго служе́ния, моли́твенника изря́днаго и уте́шителя те́плаго, пра́ведных Ма́рфы и Мари́и усе́рднаго почита́теля, Ра́донежскому чудотво́рцу соиме́нника и испове́дника, преподо́бнаго отца́ на́шего Се́ргия почти́м, я́ко име́яй дерзнове́ние ко Го́споду от вся́ких на́с бе́д свобожда́ти и на пу́ть покая́ния направля́ти, в пе́снех немо́лчно вопию́щих:
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
И́кос 1.
А́нгельским горе́нием восхоте́вый, преподо́бне, от ю́ности бли́жнему послужи́ти, а́ще и недосто́йна себе́ во глубо́цем смире́нии па́стырства духо́внаго зря́, оба́че име́яй те́плаго засту́пника, святи́теля Митрофа́на Воро́нежскаго, яковы́й в виде́нии сна́ тебе́ благословля́ше, обре́л еси́ благода́ть предстоя́ти Престо́лу Госпо́дню. Мы́ же, таково́е промышле́ние Бо́жие о тебе́ ви́дяще, си́це рце́м:
Ра́дуйся, от пеле́н сосу́дом избра́нным Свята́го Ду́ха бы́ти предусмо́тренный; ра́дуйся, от младе́нства на слу́жбу Царю́ Сла́вы при́званный.
Ра́дуйся, изде́тска по́ст возлюби́вый; ра́дуйся, сы́не утеше́ния и ча́до послуша́ния.
Ра́дуйся, я́ко измла́да стра́ждущим порабо́тати возжела́л еси́; ра́дуйся, я́ко в чужде́й стране́ в Правосла́вии укрепи́лся еси́.
Ра́дуйся, о поко́е свое́м неради́вый; ра́дуйся, всего́ себе́ в ру́це Бо́жий преда́вый.
Ра́дуйся, вразумле́ние у небе́снаго твоего́ покрови́теля проси́вый; ра́дуйся, я́ко у святы́х его́ моще́й благода́ть свяще́нства получи́вый.
Ра́дуйся, служи́телю Свята́я Святы́х изря́дный; ра́дуйся, Цари́цы Небе́сной почита́телю при́сный.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 2.
Ви́дя себе́ благода́тию свяще́нства оде́янным, просла́вил еси́ Творца́ вся́ческих в дея́ниих свои́х, не скры́ бо в земли́ да́нный ти́ от Бо́га тала́нт, его́же и́мя е́сть любы́, но приумно́жил еси́ его́ стокра́т. Те́мже и по сме́рти не оскудева́еши излива́ти то́ки милосе́рдых чуде́с твои́х и ско́рое вспоможе́ние подава́еши вопию́щим ти́: Аллилу́ия.
И́кос 2.
Ра́зум недоразумева́емый разуме́ти ища́, досточу́дне, потща́лся еси́ свы́ше вразумле́ние получи́ти, ка́ко стра́шно е́сть Та́инственное Бра́шно сие́ и кольми́ стра́шно Твое́, Го́споди, Распя́тие. Си́це помы́сливше, воспои́м такова́я:
Ра́дуйся, я́ко со стра́хом и тре́петом вы́ну Свято́й Трапе́зе предстоя́л еси́; ра́дуйся, я́ко со тща́нием ве́лиим ко Святы́м Та́йнам приступа́л еси́.
Ра́дуйся, А́нгелов собесе́дниче и преподо́бных ра́дование; ра́дуйся, чистоты́ душе́вныя и теле́сныя храни́телю.
Ра́дуйся, честны́й о́бразе па́стыря кро́ткаго; ра́дуйся, ду́шу свою́ полага́вый за слове́сныя о́вцы.
Ра́дуйся, я́ко в моли́тве за па́ству свою́ не оскудева́яй; ра́дуйся, и на́с, малоду́шных, укрепля́й.
Ра́дуйся, преиспо́лненный вся́кия благосты́ни; ра́дуйся, моско́вския и тверски́я земли́ сугу́бый моли́твенниче.
Ра́дуйся, я́ко свя́то и непоро́чно зде́ пребыва́л еси́; ра́дуйся, я́ко ча́да своя́ вы́ну го́рняя помышля́ти наставля́л еси́.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 3.
Про́мыслом Бо́жиим во гра́де Орле́ просия́вый, иде́же па́ству свою́ моли́твами, я́ко оре́л птенцы́ своя́ крила́ми покрыва́л еси́, вы́ну очи́ма ума́ своего́ Кре́ст Христо́в созерца́я, ско́рбных и печа́льных утеша́л еси́, да просвети́тся све́т тво́й пред челове́ки, внегда́ зва́ти ти́: Аллилу́иа.
И́кос 3.
Име́яй любы́ нелицеме́рную, преда́л еси́ всего́ себе́ Созда́телю вы́шних и ни́жних Искупи́телю и бы́л еси́ помо́щник стра́ждущим в неду́зех, уте́шитель скорбя́щих, путеводи́тель заблу́ждших в мо́ре жите́йских попече́ний, а́лчущих и́стины пита́тель, младе́нствующих в доброде́тели наста́вник, вопию́щих такова́я:
Ра́дуйся, се́ятелю сло́ва Христо́ва усе́рдный; ра́дуйся, моли́твенниче о пасо́мых приле́жный.
Ра́дуйся, я́ко храмозда́теля по́двиг подъя́л еси́; ра́дуйся, я́ко храни́лище писа́ний богодухнове́нных собра́л еси́.
Ра́дуйся, наставле́нием в зако́не Госпо́днем о́троки вразуми́вый; ра́дуйся, безсре́бренниче, вся́ земна́я стяжа́ния презре́вый.
Ра́дуйся, пло́д духо́вный собра́вый; ра́дуйся, любы́, ра́дость, ми́р, долготерпе́ние стяжа́вый.
Ра́дуйся, я́ко во́ин Госпо́день бы́л еси́; ра́дуйся, я́ко пло́ть свою́ со страстьми́ и похотьми́ распя́л еси́.
Ра́дуйся, воздержа́ние вы́ну име́вый; ра́дуйся, в Ду́се ходя́щий и на́ша тяготы́ нося́щий.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 4.
Бу́рная стремле́ния ми́ра сего́ оста́вил еси́, о́тче пресла́вне, и восте́кл еси́ облобыза́ти честны́я мо́щи Саро́вскаго чудотво́рца, блаже́ннаго Серафи́ма. То́йже связа́ дво́ицу честну́ю, Великоимени́тую Княги́ню Елисаве́ту и па́стыря кро́ткаго Митрофа́на, благослови́ я́ на сорабо́тничество и бе́ те́м при́сный помо́щник. Мы́ же, ра́дующеся сему́, воспева́ем вы́ну: Аллилу́иа.
И́кос 4.
Слы́ша словеса́ Бо́жия и держа́ я́ в се́рдце свое́м, я́ко па́стырь до́брый и ста́до его́ еди́ны су́ть, потща́лся еси́ тещи́ с во́ины супроти́в безбо́жныя ага́ряны, мы́ же таково́й твое́й любве́ дивя́щеся, воспева́ем си́це:
Ра́дуйся, па́ству свою́ во бра́нех не оста́вивый; ра́дуйся, с не́ю все́ тяготы́ во́инскаго жития́ раздели́вый.
Ра́дуйся, хла́д и зно́й смире́нно претерпе́вый; ра́дуйся, я́ко от Святы́я Трапе́зы во́ины утеша́л еси́.
Ра́дуйся, я́ко о́ных не устраши́тися часа́ сме́ртнаго призыва́л еси́; ра́дуйся, я́ко те́х в небе́сная селе́ния досто́йно провожда́л еси́.
Ра́дуйся, я́ко о во́инех твои́х попече́ние име́ла Княги́ня милосе́рдная; ра́дуйся, о се́й пра́веднице моли́твенниче непреста́нный.
Ра́дуйся, предста́тельством свои́м бли́жних охраня́еши; ра́дуйся, погиба́ющих во гресе́х исправля́еши.
Ра́дуйся, ду́ш отча́явшихся с Бо́гом примире́ние; ра́дуйся, ка́ющимся гре́шником по Бо́зе ра́дование.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 5.
Зря́, блаже́нне о́тче, я́ко си́ла Бо́жия в не́мощи соверша́ется, егда́ скорбя́щая вдови́ца Княги́ня Елисаве́та безбо́жнаго врага́ прости́ла е́сть и а́бие удали́лася ми́ра сего́, па́че вся́кия его́ добро́ты возлюби́вши Бо́гу и бли́жнему служи́ти, возгласи́л еси́ в се́рдце твое́м: Аллилу́иа.
И́кос 5.
Ви́дящи Вели́кая Ма́ти Елисаве́та, ка́ко чу́дно житие́ твое́ и доброхва́льно, потща́лася е́сть во глави́зну кано́на оби́тели своея́ словеса́ твоя́ положи́ти. Тогда́ воззва́ тя́ от преде́л Орло́вских, возглаша́ше си́це:
Ра́дуйся, я́ко коего́ждо бы́ти оби́телию Свята́го Ду́ха призыва́еши; ра́дуйся, я́ко непреста́нной моли́тве и трезве́нию науча́еши.
Ра́дуйся, словеса́ жи́зни ве́чныя вы́ну глаго́лавый; ра́дуйся, све́том Ева́нгелия свети́тися лю́ди твоя́ наста́вивый.
Ра́дуйся, я́ко о́браз Бо́жий во вся́ком челове́це почита́л еси́; ра́дуйся, я́ко подо́бие Бо́жие стяжа́ти ча́да твоя́ увещева́л еси́.
Ра́дуйся, со стра́хом Бо́жиим в До́м Госпо́день входи́вый; ра́дуйся, о поко́е свое́м неради́вый.
Ра́дуйся, увеселе́ние и отра́до к тебе́ прибега́ющих; ра́дуйся, служе́нию апо́стольскому поревнова́вый.
Ра́дуйся, я́ко о во́льных Страстя́х Госпо́дних никогда́же забыва́л еси́; ра́дуйся, Цари́цу Небе́сную, я́ко Игу́мению оби́тели твоея́ ублажа́л еси́.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 6.
Пропове́дника богоно́сна зря́ще тя́ орло́вская па́ства твоя́, ве́лиим рыда́нием и сто́ном объя́та бы́сть: не оста́ви на́с си́рых, о́тче возлю́бленнейший, восклица́ющи и вопию́щи го́рце: Аллилу́иа.
И́кос 6
Возсия́ све́т жития́ твоего́, гра́ды и ве́си держа́вы Росси́йския озаря́я. Та́ко испо́лнишася словеса́ Ева́нгельская, я́ко не подоба́ет свети́льнику под спу́дом стоя́ти, но на све́щнице все́м свети́ти. Те́мже тебе́, на вели́кое служе́ние во оби́тели свято́й призва́нному, воспева́ем си́це:
Ра́дуйся, двакра́ты от Го́спода отъя́тием десни́цы вразумле́нный; ра́дуйся, от ико́ны Пречи́стая Врата́рницы исцеле́нный.
Ра́дуйся, благослове́ние на но́вое служе́ние от духоно́сных ста́рцев испроси́вый; ра́дуйся, всеце́ло себе́ во́ле Бо́жией покори́вый.
Ра́дуйся, вся́ си́лы своя́ на свято́е послуша́ние положи́вый; ра́дуйся, послуша́нием смире́нным Вели́кую Княги́ню возвесели́вый.
Ра́дуйся, чистоты́ ума́ усе́рдный храни́телю; ра́дуйся, даро́в Свята́го Ду́ха приле́жный стяжа́телю.
Ра́дуйся, кади́ло благоуха́нное; ра́дуйся, сосу́де благода́ти избра́нный.
Ра́дуйся, кри́не ра́йский, в Росси́йстей земли́ прозя́бший; ра́дуйся, дре́во благосенноли́ственное, доброде́тельми украше́нное.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 7.
Хотя́ избра́нну хра́мину Ду́ха Свята́го себе́ сотвори́ти, восте́кл еси́, о́тче блаже́нне, во оби́тель сесте́р Ла́заревых все́м се́рдцем Бо́гу и бли́жним послужи́ти, совокупи́л еси́ обоя́: благу́ю ча́сть у́бо, я́ко Мари́я; в моли́тве, и ми́лостивую, я́ко Ма́рфа, в дея́нии, те́м же показа́л еси́ на́м пу́ть доброде́тели, при́сно глаго́ля: Аллилу́иа.
И́кос 7.
Ди́внаго служи́теля святы́х Ма́рфы и Мари́и ви́де тя́ блаже́нная Елисаве́та, умили́ся се́рдцем и возра́довася ду́хом, я́ко не оста́вил е́сть милосе́рдый Госпо́дь ю́ еди́ну, вопия́ше си́це:
Ра́дуйся, глаго́лом Госпо́дним стра́ждущих, утеша́яй; ра́дуйся, ева́нгельская словеса́ исполня́яй.
Ра́дуйся, позна́нию боже́ственных и́стин прему́дрый учи́телю; ра́дуйся, чистоты́ Правосла́вной ве́ры при́сный ревни́телю.
Ра́дуйся, в сове́тех николи́же па́ству свою́ не оставля́ли; ра́дуйся, ду́ши ча́д свои́х от страсте́й и грехо́в па́губных очища́яй.
Ра́дуйся, реки́й, я́ко си́лу Христо́ву не возмо́жет ничто́ поколеба́ти; ра́дуйся, я́ко сесте́р оби́тели в многотру́дных по́двизех укрепля́л еси́.
Ра́дуйся, я́ко те́х позна́ти не́мощь свою́ наставля́л еси́; ра́дуйся, я́ко словеса́: «без Мене́ не мо́жете твори́ти ничесо́же»,— возлюби́л еси́.
Ра́дуйся, и́нокиням духо́вный наста́вниче; ра́дуйся, и ны́не мона́шествующим ко спасе́нию путеводи́телю.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 8.
Стра́нно чу́до и пресла́вно сотвори́л е́сть Госпо́дь во дни́ земна́го жития́ твоего́, егда́ яви́ тя́ отрокови́це в со́нном виде́нии, вку́пе с многострада́льною Княги́нею Елисаве́тою, в ра́йских черто́зех поклоне́ние Небе́сному Жениху́ творя́щих, в ри́зы пресве́тлыя оде́яни и венцы́ нетле́нными увенча́ни, пою́ще Бо́гу: Аллилу́иа.
И́кос 8.
Ве́сь бе́ в ни́жних и вы́шних ника́коже отступи́ Преве́чное Сло́во. О́ле стра́шнаго та́инства, о́ле благоутро́бия Бо́жия, и́бо Госпо́дь кого́ предузна́, того́ и предызбра́, те́мже небе́сную сла́ву твою́ зря́ще, взыва́ем:
Ра́дуйся, на кре́ст испове́дничества от ю́ности предызбра́нный; ра́дуйся, мно́гими труды́ и скорбьми́ вы́шния селе́ния дости́гнувый.
Ра́дуйся, в го́рней оби́тели Ма́рфы и Мари́и пребыва́ющий; ра́дуйся, та́мо при́сно за ны́ моля́щийся.
Ра́дуйся, в бе́лыя оде́жды милосе́рдия и многострада́ния оде́янный; ра́дуйся, о гряду́щих страда́ниях за и́стину Го́сподом извеще́нный.
Ра́дуйся, с преподо́бным Се́ргием и свято́й Елисаве́тою Престо́лу Вы́шняго предстоя́щий; ра́дуйся, лице́м к Лицу́ Царя́ ца́рствующих зря́щий.
Ра́дуйся, в собо́ре новому́чеников и испове́дников просла́вленный; ра́дуйся, о земно́й сла́ве неради́вый, сла́вою небе́сною осия́нный.
Ра́дуйся, ты́ бо му́дрость ве́ка сего́ презре́л еси́; ра́дуйся, ты́ бо вы́сшую Му́дрость и И́стину Христа́ возлюби́л еси́.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 9.
Все́ естество́ а́нгельское удиви́ся, зря́ богоуго́дное житие́ твое́, свя́те, и́бо во пло́ти я́ко беспло́тен яви́лся еси́ и возмо́гл умертви́ти стра́сти грехо́вныя, целому́дрием и смире́нием ко́зни лука́ваго мироде́ржца побежда́я и того́ кова́рствия в ничто́же обраща́я, мы́ же такови́и труды́ твоя́ узре́вше, воспева́ем: Аллилу́иа.
И́кос 9.
Вети́я многовеща́нныя, я́ко ры́бы безгла́сныя ви́дим о тебе́, о́тче Се́ргие, недоуме́ют бо глаго́лати, ка́ко врази́ Христо́вы, де́рзостно хотя́щий оби́тель милосе́рдия разори́ти, узна́ша тя́ па́стыря до́браго и отца́ чадолюби́ваго, гра́да Орла́ ди́вное прозябе́ние, стыдо́м вели́ким объя́тыя, от а́гниц Бо́жиих отступи́ша. Мы́ же, чу́до таково́е ви́дяще, ве́рно вопие́м:
Ра́дуйся, Го́спода сла́вящий, вре́мя страда́лицам на покая́ние да́вшаго; ра́дуйся, я́ко от плене́нной Княги́ни попече́ние о сестра́х ея́ прия́л еси́.
Ра́дуйся, я́ко утеше́ние духо́вное скорбя́щим подава́л еси́; ра́дуйся, я́ко по́двиг и́ноческий пе́рвее вта́йне подъя́л еси́.
Ра́дуйся, святи́телем Ти́хоном на пу́ть мона́шеский благослове́нный; ра́дуйся, я́ко в а́нгельский чи́н с ра́достию и тре́петом обле́клся еси́.
Ра́дуйся, я́ко от того́ часа́ до сме́ртнаго обе́ты мона́шестии сохрани́л еси́; ра́дуйся, поноше́ния вся́ческая, я́коже обеща́, претерпе́л еси́.
Ра́дуйся, во пло́ти живы́й духо́вно, на земли́ небе́сно; ра́дуйся, би́сера драга́го Христа́ обреты́й.
Ра́дуйся, я́ко печа́льника росси́йскаго и́мя получи́л еси́; ра́дуйся, я́ко его́ путе́м моли́твою за Оте́чество ше́ствовал еси́.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 10
Спасти́ хотя́ от поруга́ния святы́ню, пропове́да сло́во пастыренача́льника Христо́ва святи́теля Ти́хона: не досто́ит бо отдава́ти Ча́шу Госпо́дню на попра́ние. Те́мже и сподо́бися пострада́ти я́ко испове́дник, воспева́я вы́ну: Аллилу́иа.
И́кос 10.
Стена́ бы́л еси́, о́тче, все́м прибега́ющим к тебе́ с ве́рою, утеше́ние подава́ти все́м скорбя́щим и озло́бленным, во дни́ безбо́жных гоне́ний и́стинных па́стырей лише́нным. Те́мже и на́м, к тебе́ приходя́щим и ми́лостиваго твоего́ заступле́ния у Влады́ки Небе́снаго прося́щим, бу́ди по́мощь и забра́ло кре́пкое, вопию́щим такова́я:
Ра́дуйся, пра́вил седьми́ Вселе́нских Собо́ров храни́телю; ра́дуйся, сто́лпе непоколеби́мый Правосла́вия.
Ра́дуйся, о́бразе вели́каго терпе́ния; ра́дуйся, прогони́телю вра́жеских сомне́ний.
Ра́дуйся, ты́ бо у́зы темни́чныя ра́достно претерпе́л еси́; ра́дуйся, сла́ва Бо́гу за все́ вы́ну восклица́л еси́.
Ра́дуйся, под Покро́вом Пресвяты́я Влады́чицы житие́ твое́ соверши́л еси́; ра́дуйся, Ея́же води́тельством в тверски́я преде́лы пресели́лся еси́.
Ра́дуйся, я́ко и во изгна́нии твое́м гони́мыя ча́да собра́л еси́; ра́дуйся, от сея́ земли́ к Небе́сным оби́телем преста́вился еси́.
Ра́дуйся, и по преставле́нии твое́м на́с не оставля́ющий; ра́дуйся, явле́нием моще́й твои́х на́с укрепля́ющий.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 11.
Пе́ние всеусе́рдное прино́сим ти́, Се́ргие испове́дниче, ка́ко возмо́гл еси́ претерпе́ти толи́кия непра́вды и попра́ния, лише́ния и изгна́ния, равночи́сленная бо песка́ морска́го поруга́ния, воспева́я си́це: Аллилу́иа.
И́кос 11.
Светопода́тельна свети́льника зри́м тя́, Се́ргие свя́те, егда́ ты́ во изгна́нии су́щий, невеще́ственный о́гнь моли́твы Иису́совой в се́рдце свое́м нося́й, возсыла́л еси́ хвалу́ Творцу́ вся́ческих, те́мже почита́ем тя́ си́це:
Ра́дуйся, со смире́нием суровство́ пине́жскаго изгна́ния восприя́вый; ра́дуйся, и в се́м изгна́нии посеще́нием ча́д твои́х уте́шенный.
Ра́дуйся, я́ко та́мо в ста́рости твое́й тя́жкия труды́ претерпе́л еси́; ра́дуйся, я́ко по́мощи Бо́жией ди́вно сподо́бился еси́.
Ра́дуйся, в гоне́ниих моли́твенниче непреста́нный; ра́дуйся, свы́ше от Засту́пницы Усе́рдной уте́шенный.
Ра́дуйся, я́ко бре́мя скорбе́й при́сных твои́х поне́сл еси́; ра́дуйся, и во у́зах по́двига ста́рчества не оста́вил еси́.
Ра́дуйся, высото́ духо́внаго прозре́ния; ра́дуйся, глубино́ боже́ственнаго смире́ния.
Ра́дуйся, восше́дый на высоту́ небе́сных доброде́телей; ра́дуйся, вся́ земна́я во уме́ты вмени́вый.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 12.
Благода́ть да́ти восхоте́в, уще́дри тя́ Госпо́дь да́ром моли́твы непреста́нной, Небеса́ отверза́ющей. Мы́ же, зря́ще мно́жество чуде́с твои́х, и́миже изгна́ние твое́ облагоуха́л еси́, то́ки ди́вных исцеле́ний, оби́димых ско́рое заступле́ние, от наше́ствия иноплеме́нник ве́си своея́ пресла́вное избавле́ние, воспева́ем ти́: Аллилу́иа.
И́кос 12.
Пою́ще твое́ успе́ние, хва́лим тя́ вси́, я́ко одушевле́нный хра́м Ду́ха Свята́го: ты́ бо в житии́ свое́м просла́ви Пресвяту́ю Тро́ицу, показу́я и́стинный о́браз преподо́бия и пра́вды. Научи́ и на́с, многогре́шных, непрело́жно во́лю Бо́жию твори́ти, вопию́щих ти́:
Ра́дуйся, по отше́ствии твое́м те́плый за ны́ хода́таю; ра́дуйся, я́ко пти́цы се́льныя на небеса́ отше́ствие твое́ воспева́ху.
Ра́дуйся, росси́йский земли́ небе́сный моли́твенниче; ра́дуйся, я́ко явле́нием святы́х моще́й твои́х зе́млю тверску́ю озари́л еси́.
Ра́дуйся, я́ко те́х благоуха́нием Бо́га просла́вил еси́; ра́дуйся, я́ко сподо́бил еси́ на́с нетле́нныя твоя́ мо́щи лобыза́ти.
Ра́дуйся, многоразли́чныя чудеса́ излива́ющий; ра́дуйся, лени́выя на моли́тву подвига́ющий.
Ра́дуйся, разсла́бленныя ду́хом к покая́нию обраще́ние; ра́дуйся, све́та Ева́нгельскаго при́сное озаре́ние.
Ра́дуйся, кре́пкое на́ше заступле́ние; ра́дуйся, неусы́пный в ско́рбех помо́щниче.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 13.
О, преди́вный и пресла́вный, но́вый чудотво́рче, достохва́льный испове́дниче, о́тче на́ш Се́ргие! Приими́ ны́не ма́лое моле́ние сие́ на́ше, во умиле́нии серде́ц тебе́ возноси́мое, и умоли́ Го́спода на́шего Иису́са Христа́, да изба́вит ны́ от вся́кия напа́сти вра́жия, от наше́ствия иноплеме́нник и междоусо́бныя бра́ни, и сподо́бит на́с в непреста́нной моли́тве и покая́нии ве́ру Правосла́вную до конца́ сохрани́ти и гряду́щая в Небесе́х блага́я улучи́ти, воспева́я Бо́гу: Аллилу́иа.
Этот конда́к читается трижды, затем и́кос 1-й и конда́к 1-й.
И́кос 1.
А́нгельским горе́нием восхоте́вый, преподо́бне, от ю́ности бли́жнему послужи́ти, а́ще и недосто́йна себе́ во глубо́цем смире́нии па́стырства духо́внаго зря́, оба́че име́яй те́плаго засту́пника, святи́теля Митрофа́на Воро́нежскаго, яковы́й в виде́нии сна́ тебе́ благословля́ше, обре́л еси́ благода́ть предстоя́ти Престо́лу Госпо́дню. Мы́ же, таково́е промышле́ние Бо́жие о тебе́ ви́дяще, си́це рце́м:
Ра́дуйся, от пеле́н сосу́дом избра́нным Свята́го Ду́ха бы́ти предусмо́тренный; ра́дуйся, от младе́нства на слу́жбу Царю́ Сла́вы при́званный.
Ра́дуйся, изде́тска по́ст возлюби́вый; ра́дуйся, сы́не утеше́ния и ча́до послуша́ния.
Ра́дуйся, я́ко измла́да стра́ждущим порабо́тати возжела́л еси́; ра́дуйся, я́ко в чужде́й стране́ в Правосла́вии укрепи́лся еси́.
Ра́дуйся, о поко́е свое́м неради́вый; ра́дуйся, всего́ себе́ в ру́це Бо́жий преда́вый.
Ра́дуйся, вразумле́ние у небе́снаго твоего́ покрови́теля проси́вый; ра́дуйся, я́ко у святы́х его́ моще́й благода́ть свяще́нства получи́вый.
Ра́дуйся, служи́телю Свята́я Святы́х изря́дный; ра́дуйся, Цари́цы Небе́сной почита́телю при́сный.
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Конда́к 1.
Избра́ннаго Бо́жиим веле́нием на кре́ст па́стырскаго служе́ния, моли́твенника изря́днаго и уте́шителя те́плаго, пра́ведных Ма́рфы и Мари́и усе́рднаго почита́теля, Ра́донежскому чудотво́рцу соиме́нника и испове́дника, преподо́бнаго отца́ на́шего Се́ргия почти́м, я́ко име́яй дерзнове́ние ко Го́споду от вся́ких на́с бе́д свобожда́ти и на пу́ть покая́ния направля́ти, в пе́снех немо́лчно вопию́щих:
Ра́дуйся, преподобноиспове́дниче Се́ргие, па́стырю до́брый и усе́рдный моли́твенниче.
Моли́тва.
О свяще́нная главо́, преблаже́нне о́тче Се́ргие, па́стырю святы́й, моли́твенниче неусы́пный, серафи́мскою любо́вию ко Го́споду горя́щий; ты́, бо я́ко еди́н от дре́вних яви́лся еси́, вы́ну Христу́ предстоя́й. Не отри́ни на́с, немощны́х, не дерза́ющих возвести́ очеса́ на не́бо; услы́ши, о́тче свяще́ннейший, неотсту́пная проше́ния на́ша, и вознеси́ я́ от на́с, до́лу пони́кших, ко престо́лу Пресвяты́я Тро́ицы, да сохрани́т милосе́рдый Госпо́дь Це́рковь свою́ святу́ю от раско́лов и ересе́й, да изба́вит держа́ву на́шу росси́йскую от вра́г ви́димых и неви́димых и пода́ст все́м, ра́це честны́х твои́х моще́й предстоя́щим и моля́щимся тебе́, по коего́ждо потре́бе: па́стырем благоче́стие и апо́стольскую ре́вность, и́ноком покая́ние и в моли́тве пребыва́ние, во́ином му́жество и любы́ ко оте́честву, боля́щим благодаре́ние и ско́рое вспоможе́ние, и все́м на́м непоро́чное во стра́се бо́жием жи́тельство; да и мы́, недосто́йнии, сподо́бимся предста́тельством твои́м Ду́ха Свята́го испо́лнитися, по отше́ствии свое́м лю́тых мыта́рств изба́витися и блаже́нный о́ный гла́с Влады́ки Христа́ услы́шати: «Прииди́те, благослове́ннии Отца́ Моего́, насле́дуйте угото́ванное ва́м ца́рствие от сложе́ния ми́ра». Ами́нь.
Исповедник Сергий родился 1 августа 1870 года в селе Трехсвятском Воронежского уезда Воронежской губернии в семье священника Василия Сребрянского и в крещении был наречен Митрофаном. Через год после рождения сына отца Василия перевели в село Макарий в трех километрах от Трехсвятского. Как и большинство детей священников, Митрофан Васильевич получил духовное образование – в 1892 году он окончил Воронежскую Духовную семинарию, однако священником стал не сразу.
Часть образованного общества того времени, не исключая детей духовенства, была настроена весьма критично по отношению к Православной Церкви, и тот, кто все же горел желанием послужить народу, для кого небезразличны были интересы нравственные, становился общественным деятелем или находил себе применение в практической деятельности.
Священник Митрофан Сребрянский. 1894 год
Под влиянием народнических идей Митрофан Васильевич поступил в Варшавский ветеринарный институт. Оказавшись здесь среди равнодушных к вопросам веры студентов, во враждебной православию католической Польше, он начал усердно посещать православный храм. В Варшаве он познакомился со своей будущей женой, Ольгой Владимировной Исполатовской, дочерью священника, служившего в Покровском храме в селе Владычня Тверской губернии; она окончила курс тверской гимназии, собиралась работать учительницей и приехала в Варшаву навестить родственников. 29 января 1893 года они обвенчались.
Живя в Варшаве, Митрофан Васильевич стал сомневаться в правильности выбора своего пути. В душе было пламенное желание служить народу, – но достаточно ли было ограничиться внешним служением, стать специалистом в нужном для крестьян деле ведения хозяйства? Душа молодого человека, сохранившего от детства религиозные впечатления и получившего православное образование, ощущала неполноту такого рода служения, и он решил вступить на поприще служения священнического.
2 марта 1893 года епископ Воронежский Анастасий (Добрадин) рукоположил Митрофана Васильевича во диакона к Стефановской церкви слободы Лизиновки Острогожского уезда, но диаконом отец Митрофан пробыл недолго – 1 марта 1894 года он был назначен священником 47-го драгунского Татарского полка и 20 марта рукоположен во священника.
15 января 1896 года отец Митрофан был назначен вторым священником Двинского военно-крепостного собора и 1 сентября того же года вступил в должность законоучителя Двинской начальной школы. 1 сентября 1897 года отец Митрофан был перемещен в город Орел и назначен настоятелем Покровского храма 51-го драгунского Черниговского полка, шефом которого была великая княгиня Елизавета Федоровна.
Протоиерей Митрофан Сребрянский. 1906 год
С этого времени начался относительно продолжительный период жизни отца Митрофана в Орле. Здесь он всего себя отдал на служение Богу и пастве. Он стал утешителем многих, прекрасным и серьезным проповедником, слово которого впитывалось слушателями, как впитывается дождь в жаждущую влаги почву. Паства потянулась к искреннему и ревностному пастырю, образовался крепкий приход, и это позволило отцу Митрофану приняться за трудное дело постройки храма, которое он завершил с успехом. Он создал при приходе библиотеку и школу. Все получаемые от благотворителей средства отец Митрофан жертвовал на храм, школу и библиотеку. В 1900 году он был награжден золотым наперсным крестом с украшениями.
Летом 1903 года в Сарове состоялось торжественное прославление преподобного Серафима. На этих торжествах был и отец Митрофан. Здесь он был представлен великой княгине Елизавете Федоровне и произвел на нее самое благоприятное впечатление – искренней верой, смирением, простотой и отсутствием какого-либо лукавства.
В 1904 году началась русско-японская война. 11 июня 51-й драгунский Черниговский полк выступил в поход на Дальний Восток. Вместе с полком отправился и отец Митрофан. За семь лет служения полковым священником в Орле он настолько сжился со своей воинской паствой, что она стала для него как одна большая семья, с которой он разделил все тяготы походной жизни. Везде, где представлялась возможность, он со своими помощниками ставил походную церковь и служил. Вместе с полком участвовал в сражениях.
В служебном формуляре отца Митрофана кратко записано: «Был в сражениях: Ляоянском... Шанхайском... в набегах на Инкоу... Мукденских... у деревни Санвайцзы... Во всех означенных сражениях под огнем неприятеля совершал богослужения, напутствовал раненых и погребал убитых».
Во время служения в действующей армии отец Митрофан вел подробный дневник, который печатался в журнале «Вестник военного духовенства», а затем вышел отдельной книгой (Дневник священника 51-го драгунского Черниговского Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елисаветы Феодоровны полка Митрофана Васильевича Сребрянского, с момента отправления его в Маньчжурию 11 июня 1904 года по день возвращения в г. Орел 2 июня 1906 года. СПб., 1906). Здесь, в условиях походных трудностей, тяжелых боев, где солдаты и офицеры рисковали жизнью, отец Митрофан увидел, насколько русский человек любит Родину, с каким смирением отдает за нее свою жизнь, увидел и то, сколь лживо и разрушительно по последствиям описывают столичные газеты происходящее на фронте, как будто это пишут журналисты не русской прессы, а неприятельской. Здесь он увидел, насколько глубоко разделился по вере русский народ, когда православные и неверующие стали жить бок о бок как два разных народа.
Литургия у передовых позиций
15 марта 1905 года отец Митрофан, как опытный пастырь и духовник, был назначен благочинным 61-й пехотной дивизии и в этой должности прослужил до окончания войны. 2 июня 1906 года он вместе с полком вернулся в Орел. За выдающиеся пастырские труды, понесенные во время войны, отец Митрофан 12 октября 1906 года был возведен в сан протоиерея и награжден наперсным крестом на Георгиевской ленте.
В 1908 году великая княгиня Елизавета Федоровна усиленно трудилась над проектом по созданию Марфо-Мариинской обители. Предложения по написанию устава обители были поданы от нескольких лиц. Подал свой проект и отец Митрофан; и его проект настолько пришелся по душе великой княгине, что именно его она положила в основу устройства обители. Для его осуществления она пригласила протоиерея Митрофана на место духовника и настоятеля храма.
Отец Митрофан привык к служению в Орле, где у него сложились прекрасные отношения с паствой, которой он отдавал все свое время и силы, и ни он не хотел с ней расстаться, ни она с ним. «Бывало, кончишь давать крест после обедни, а народ все идет и идет. С одним побеседуешь, другой просит совета, третий спешит поделиться своим горем – и так тянутся часы... матушка ждет меня обедать, да только я раньше пяти часов вечера никак из церкви не выберусь», – вспоминал отец Митрофан.
Не смея отказаться от предложения Елизаветы Федоровны, отец Митрофан обещал подумать и дать свой ответ позже. На пути из Москвы в Орел он вспомнил родную, горячо его любящую паству и представил, как обоюдно тяжело будет расставание. От этих дум и воспоминаний его душа пришла в смятение, и он решил отказаться от предложения великой княгини. В тот момент, когда он это подумал, он почувствовал, что у него отнимается правая рука. Он попытался поднять руку, но безуспешно: ни пальцами пошевелить, ни согнуть руку в локте он не смог. Отец Митрофан понял, что это, видимо, Господь его наказывает за сопротивление Его святой воле, и тут же стал умолять Господа простить его и пообещал, если исцелится, переехать в Москву. Понемногу рука обрела чувствительность, и через два часа все прошло.
Он приехал домой совершенно здоровым и вынужден был объявить прихожанам, что покидает их и переезжает в Москву. Многие, услышав это известие, стали плакать и умолять отца Митрофана не покидать их. Видя переживание паствы, добрый пастырь не смог ей отказать, и хотя его настоятельно звали в Москву, он стал откладывать с отъездом. Он даже решил про себя отказаться и остаться в Орле, тем более что вообще опасался, что не справится с новыми сложными обязанностями в обители, где от него потребуется духовный опыт, которого у него, как у священника семейного, может не быть. Вскоре после этого он заметил, что у него без всякой видимой причины начала распухать правая рука, и это со временем стало приносить ему затруднения на службе. Он обратился за помощью к одному из своих родственников, доктору Николаю Яковлевичу Пясковскому. Врач, осмотрев руку, сказал, что никаких причин болезни нет и он не может дать в этом случае какого бы то ни было медицинского объяснения и, следовательно, помочь.
В это время из Москвы в Орел привезли чудотворную Иверскую икону Божией Матери. Отец Митрофан пошел помолиться и, стоя перед образом, пообещал, что все же примет бесповоротно предложение великой княгини и переедет в Москву. С благоговением и страхом он приложился к иконе и вскоре почувствовал, что руке стало лучше. Он понял, что на переезд его в Москву и поселение в Марфо-Мариинской обители есть благословение Божие и с этим нужно смириться.
Желая получить на переезд благословение и от старцев, он направился в Зосимову пустынь, где встретился с иеросхимонахом Алексием (Соловьевым) и другими старцами и поведал им о своих сомнениях и колебаниях: не будет ли дело, которое он на себя берет, свыше сил. Но они благословили его смело браться за дело.
Отец Митрофан подал прошение о переводе в обитель, и 17 сентября 1908 года митрополит Московский Владимир (Богоявленский) назначил его настоятелем Покровской и Марфо-Мариинской церквей на Большой Ордынке, поскольку сама Марфо-Мариинская обитель начала свою деятельность только с 10 февраля 1909 года, когда великая княгиня Елизавета Федоровна переехала в дом, предназначавшийся под обительский.
Архимандрит Сергий (Сребрянский). 1920-е годы
Сама Елизавета Федоровна в переезде отца Митрофана в только еще устрояемую обитель видела знак особого благоволения Божия к своему начинанию. «Господь благословил это наше дело через священника, – писала она государю, – к которому в Орел издалека люди приезжали за утешением и поддержкой, – и вот оно мало-помалу начинается».
Отец Митрофан, поселившись в обители, сразу же принялся за новое дело, отдавшись ему всей душой, – как это было в Орле, когда он занимался постройкой церкви, устроением школы и библиотеки, как было и во время войны, когда он стал отцом духовных детей, которые каждодневно подвергались смертельной опасности. Он часто служил и, не жалея сил, наставлял тех, еще немногочисленных сестер, которые пришли жить в обитель.
«Те несколько сестер, – писала Елизавета Федоровна, – что живут со мной, хорошие девушки, очень религиозные, – но ведь и все наше служение основано на религии и живет ею. Батюшка их наставляет, три раза в неделю у нас бывают замечательные лекции, на которые приходят и гости. Потом еще на утреннем правиле батюшка читает из Нового Завета и говорит краткую проповедь... Чай пьем все вместе, и священник с матушкой тоже, заканчивается он беседой о религии...
Батюшкины лекции очень интересные, просто исключительно, так как он не только глубоко верующий, но еще безгранично начитанный человек. Он начинает из Библии, заканчивает церковной историей и все время показывает, как и что сестры смогут говорить и чем помочь тем, кто испытывает душевные страдания... Здесь многие приезжают издалека в нашу маленькую церковь и обретают силы в его прекрасных простых проповедях и в исповеди. Это широкий человек, в котором нет ничего от ограниченного фанатика, целиком основывающийся на безграничной любви о Господе и всепрощении, – истинно православный священник, строго придерживающийся нашей Церкви, для нашего дела – благословение Божие, так как он заложил основание, какое и должно быть. Скольких он вернул к вере, наставил на путь истинный, сколько людей благодарят меня за великое благо иметь возможность посещать его».
Настоятельница обители вполне поняла и оценила священника, которого им послал Господь. Она писала о нем государю: «Он исповедует меня, окормляет меня в церкви, оказывает мне огромную помощь и подает пример своей чистой, простой жизнью, такой скромной и высокой по ее безграничной любви к Богу и Православной Церкви. Поговорив с ним лишь несколько минут, видишь, что он скромный, чистый и человек Божий, Божий слуга в нашей церкви».
Отец Митрофан вполне разделял христианские настроения великой княгини, стремившейся спасти свою душу на пути самоотверженного служения ближним.
Несмотря на трудности и новизну предпринятого дела, обитель благословением Божиим, смирением и трудами настоятельницы, духовника обители отца Митрофана и сестер с успехом развивалась и расширялась. В 1914 году в ней было девяносто семь сестер, она имела больницу на двадцать две койки, амбулаторию для бедных, приют для восемнадцати девочек-сирот, воскресную школу для девушек и женщин, работающих на фабрике, в которой обучалось семьдесят пять человек, библиотеку в две тысячи томов, столовую для бедных женщин, обремененных семьей и трудящихся на поденной работе, и кружок для детей и взрослых под названием «Детская лепта», занимавшийся рукоделием для бедных.
9 августа 1916 года временно управляющий Московской епархией епископ Волоколамский Феодор (Поздеевский) представил в Синод прошение о награждении отца Митрофана митрою «за отлично-усердное служение его Святой Церкви, труды по обстоятельствам военного времени и полезную деятельность... в... обители». Великая княгиня, у которой было испрошено, как у настоятельницы, согласие, с радостью присоединилась к предложению наградить отца Митрофана за безупречную и усердную службу. 2 октября 1916 года он был награжден митрой.
«Я хочу работать для Бога и в Боге, – писала в 1909 году Елизавета Федоровна государю, – для страждущего человечества, а в старости, когда мое тело уже не сможет трудиться, я надеюсь, Господь даст мне возможность отдохнуть и помолиться – о деле, мною начатом. И тогда я уйду из деятельной жизни и буду готовить себя для того большого дома. Но пока у меня есть здоровье и силы, а /кругом/ столько [несчастья], и шаги Христа-Кормчего /слышны/ посреди страждущих, и в них мы помогаем Ему».
Но Господь судил иначе. Наступил 1917 год – Февральская революция, отречение государя, арест царской семьи, Октябрьский переворот.
Почти сразу же после Февральской революции был совершен набег на Марфо-Мариинскую обитель вооруженных людей. Н. Е. Пестов так изложил рассказ отца Митрофана об этом событии: «К обители подъехал грузовик, в котором находилось несколько вооруженных солдат с унтер-офицером и одним студентом. Студент, видимо, не имел понятия, как обращаться с оружием. Он держал все время в руке револьвер, направляя дуло на всякого говорящего с ним. Сошедший с автомобиля отряд потребовал провести их к начальнице обители. Туда же сестры вызвали и отца Митрофана.
– Мы пришли арестовать сестру императрицы, – заявил возглавляющий отряд унтер-офицер. А студентик подступил к матушке, направив на нее дуло своего револьверчика. Матушка с обычным для нее спокойствием положила руку на протянутый к ней револьвер и сказала: – Опустите свою руку, ведь я же женщина!
Смущенный ее спокойствием и улыбкой, студент сразу же сник, опустил руку и тотчас же исчез из комнаты. Отец Митрофан обратился к солдатам:
– Кого вы пришли арестовывать? Ведь здесь нет преступников! Все, что имела матушка Елизавета, – она все отдала народу. На ее средства построена обитель, церковь, богадельня, приют для безродных детей, больница. Разве все это преступление? Возглавляющий отряд унтер, вглядевшись в батюшку, вдруг спросил его:
– Батюшка! Не вы ли отец Митрофан из Орла?
– Да, это я.
Лицо унтера мгновенно изменилось. Обращаясь к сопровождавшим его солдатам, он сказал:
– Вот что, ребята! Я остаюсь здесь и сам во всем распоряжусь. А вы поезжайте обратно.
Солдаты, выслушав слова отца Митрофана и поняв, что они затеяли не совсем ладное дело, подчинились и уехали обратно на своем грузовике».
Однако вскоре великая княгиня Елизавета все же была арестована. Незадолго перед арестом она передала общину попечению отца Митрофана и сестры-казначеи. Великая княгиня была отправлена на Урал, в Алапаевск, где 5 (18) июля 1918 года приняла мученическую кончину.
20 марта 1919 года исполнилось двадцать пять лет священнического служения отца Митрофана. В этот день его многочисленные духовные дети поднесли ему поздравительный адрес, полный искреннего чувства благодарности к своему пастырю, который был верен им и в дни мира, и на полях войны, и в годину еще худших и горших испытаний – гонений от безбожников.
25 декабря 1919 года Святейший Патриарх Тихон, хорошо знавший отца Митрофана, благодаря его за многие труды, преподал ему первосвятительское благословение с грамотой и иконой Спасителя. В это время решился для отца Митрофана и его супруги Ольги вопрос о монашестве. Много лет живя в супружестве, они воспитали трех племянниц-сирот и желали иметь своих детей, но Господь не дал исполниться их пожеланию. Увидев в этом Божию волю, призывающую их к особому христианскому подвигу, они, переехав в обитель, дали обет воздержания от супружеской жизни. Долгое время этот обет для всех был сокрыт, но когда произошла революция и наступило время всеобщего разрушения и гонений на Православную Церковь, они решили его обнаружить и принять монашеский постриг. Постриг был совершен по благословению Патриарха Тихона. Отец Митрофан был пострижен с именем Сергий, а Ольга – с именем Елизавета. Вскоре после этого Патриарх Тихон возвел отца Сергия в сан архимандрита.
В 1922 году безбожные власти произвели изъятие церковных ценностей из храмов. Многие священнослужители были арестованы, некоторые расстреляны.
Одним из предъявляемых им обвинений было чтение в храмах послания Патриарха Тихона, касающегося изъятия церковных ценностей. Отец Сергий, вполне разделяя воззрения Патриарха и считая, что не следует во избежание кощунств отдавать церковные сосуды, прочел послание Святейшего и был 23 марта 1923 года арестован. Пять месяцев он томился в тюрьме без предъявления обвинения, а затем по приказу ОГПУ от 24 августа 1923 года был выслан на один год в город Тобольск. Здесь он познакомился и близко сошелся с тобольским подвижником Феодором Ивановым, впоследствии принявшим мученическую кончину.
Из ссылки в Москву отец Сергий вернулся 27 февраля 1925 года и на следующий день, как бывший ссыльный, явился в ОГПУ, чтобы узнать решение властей относительно своей дальнейшей судьбы. Следователь, которая вела его дело, сказала, что священнику разрешается совершать церковные службы и говорить за богослужениями проповеди, но он не должен занимать никакой административной должности в приходе, и ему запрещено принимать участие в какой-либо деловой или административной приходской деятельности.
Отец Сергий вернулся в Марфо-Мариинскую обитель. Поселился он в прежней квартире, располагавшейся в одном из обительских домов на втором этаже. Дверь с лестницы открывалась в маленькую переднюю, откуда посетитель попадал в большую переднюю, из нее дверь направо вела в комнату, где обычно ожидали пришедшие к батюшке посетители. Прямо из передней шла дверь в кабинет отца Сергия. В нем между окнами стоял большой письменный стол; слева всю стену занимали иконы, справа стояла фисгармония – на ней отец Сергий играл церковные напевы, ирмосы и под аккомпанемент фисгармонии пел. В обители был сад, и батюшка во все время жизни здесь каждый вечер, когда во дворе было пусто, гулял по саду и молился.
Недолго пришлось отцу Сергию прослужить в Марфо-Мариинской обители. В 1925 году власти приняли решение ее закрыть, а насельниц сослать. Часть здания была отобрана под поликлинику и ее работники, вознамерившись отобрать обительскую квартиру у отца Сергия, стали писать в ОГПУ, что священник, мол, занимается антисоветской агитацией среди сестер обители, говоря, что советская власть преследует религию и духовенство. На основании этого доноса 29 апреля 1925 года отец Сергий был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. В течение некоторого времени он не знал о причинах своего ареста. Только 11 мая состоялся первый допрос, из которого он уяснил, в чем его обвиняют.
– Скажите, гражданин Сребрянский, – обратилась следователь к священнику, – кому из сестер Марфо-Мариинской обители вы говорили, что советская власть преследует религию и церковников?
– Злостно никогда об этом не говорил, – ответил он, – но мог сказать, что многие церковники высланы по подозрению в политической неблагонадежности, каковая у некоторых и могла быть, но я надеюсь, что вернется доверие советской власти к нам.
Матушка Елизавета, узнав, в чем обвиняют отца Сергия, принялась хлопотать о его освобождении. Она написала заявление и подала Владимиру Черткову, возглавлявшему учреждение под названием «Осведомление и экспертиза по делам религиозных течений». Чертков поддержал просьбу и, сопроводив заявление своими пояснениями, направил его 25 июня 1925 года Петру Смидовичу, который в тот же день переправил все документы Тучкову. 30 июня дело было рассмотрено и принято решение освободить священника. 2 июля Коллегия ОГПУ прекратила дело, и отец Сергий был освобожден.
За то время, пока отец Сергий был в заключении, Марфо-Мариинская обитель была закрыта, а сестры арестованы. Некоторые из них были высланы относительно недалеко – в Тверскую область, но большинство сослано в Казахстан и Среднюю Азию.
Архимандрит Сергий и монахиня Елизавета выехали на родину Елизаветы в село Владычня Тверской области и поселились в бревенчатом, покрытом дранкой родительском доме. Первое время отец Сергий не служил, но часто ходил молиться в Покровский храм, в котором стал служить с 1927 года.
Сразу же по приезде, а еще более после того, как отец Сергий стал служить во Владычне, его стали посещать духовные дети. Среди знавших его он был известен как молитвенник и человек святой жизни. Люди обращались к нему за помощью, и некоторые по своей вере и молитвам праведника получали просимое. Несмотря на пережитые узы и тяжелое время гонений, отец Сергий продолжал подвизаться как духовник и проповедник. Он использовал отпущенное ему время для наставления в вере, поддержки и просвещения ближних. Духовные дети привозили ему продукты и одежду, большую их часть он раздавал нуждающимся.
Однако в селе были люди, которые ненавидели Церковь и ради забвения своих грехов хотели забыть о Боге, – они-то и относились враждебно к архимандриту Сергию за его открытую проповедническую деятельность. Жизнь, которую он проводил, обличала их совесть, и, вознамерившись изгнать его из села, они обратились за помощью к власти.
Архимандрит Сергий среди духовенства Тверской и других епархий
30 и 31 января 1931 года сотрудники ОГПУ допросили этих людей, и те показали об архимандрите Сергии: «По своему общественному, умелому подходу к народу с религиозной стороны заслуживает особого внимания. Действует исключительно религиозным дурманом. Опирается на темноту, выгоняет бесов из человека...
Особенно способен на проповеди… В своих выступлениях с амвона призывает на единение и поддержку Церкви...
Результаты таких проповедей имеются налицо... деревня Гнездцы категорически отказалась от вступления в колхоз... Священник Сребрянский является политически вредным элементом, который должен быть срочно изъят...
Основной метод работы: направляет на чувства репликами, посредством всевозможных нелепых слухов... которые излагает в своих проповедях. Был случай, когда одного рабочего на станции Крючково зарезало поездом. Этим воспользовался Сребрянский, говоря, что тот не веровал в Бога и говорил, что пусть меня накажет Бог, если Он есть, и за это его наказало... Использует статьи из газет в своих проповедях, говоря, что... заграничные студенты, которые не веровали в Бога и были безбожниками, стали стреляться и кончать самоубийством...»
На основании этих показаний отец Сергий был через несколько дней арестован, но «материалов» для создания «дела» недоставало, и 14 февраля следователи дополнительно допросили жителей села Владычня, оставляя в деле показания лишь тех свидетелей, которые подтверждали обвинение. И через призму этих искаженных свидетельств все же видно, что отец Сергий был для народа подлинным пастырем, по молитвам которого Господь творил чудеса.
«Священника Сребрянского знаю постольку, поскольку со всей округи к нему съезжаются крестьяне для получения исцеления от недугов...
Сребрянский в округе слыл за святого человека, исцелителя, народ приезжал к нему на квартиру...» – утверждали свидетели.
Был допрошен священник Иоанн Хренов, служивший в Покровском храме во Владычне. Отвечая на вопросы следователя, он сказал: «Священника Сребрянского я знаю с момента приезда его в село Владычня... народ его посещал... иногда я с ним беседовал... он мне рассказывал про чудо, совершившееся при вскрытии мощей Митрофана Воронежского: “Один комиссар при вскрытии мощей взял икону Митрофана, каковую принес домой и бросил на пол, сказав квартирной хозяйке: “Вот вашего Бога бросаю, и Он меня не наказывает”. И вдруг с ним сделалось плохо, заболел, стал просить, чтобы его отвели к мощам Митрофана, что и выполнили, и там он выздоровел”.
Надо отметить, что он был очень хороший проповедник, но проповеди касались исключительно религиозных вопросов».
10 марта 1931 года сотрудники ОГПУ допросили архимандрита Сергия. Рассказав о своей службе в качестве полкового священника, отец Сергий сказал: «С 1904-го по 1906 год был на театре военных действий в Маньчжурии, награды – скуфья и камилавка. За войну мною получены военные награды: Анна 3-й степени, Анна 2-й степени, Владимир 4-й степени – и по окончании русско-японской войны мною получен наперсный крест на Георгиевской ленте.
С 1909-го по 1918 год служил в Москве настоятелем церквей и духовником Марфо-Мариинской обители милосердия; с 1910 года по 1918 год настоятельницей была Елизавета Федоровна Романова, проект создания этой обители был мой... В 1905 году был издан мой дневник о русско-японской кампании, в каковом описаны дни пребывания на фронте, а также выдержки из моих проповедей. К революционерам я относился как к крамольникам, нарушавшим спокойствие в стране... В проповедях я отмечал, что их, крамольников, надо выдавать в руки правосудия; убийство Сергея Александровича Каляевым на меня в то время произвело сильное впечатление, я считал, что он сделал преступный шаг против Отечества. События в Москве и других городах в 1905 году я считал преступными, как идущие против царя, Отечества и Церкви… О моей деятельности полностью описано в моей книге. Вообще, до революции 1917 года я веровал в монархию как орган управления, но по рассказам Елизаветы Федоровны о жизни двора бывшего царствовавшего дома я был разочарован в людском составе монархического аппарата…
Проживая последнее время во Владычне, я агитацию против советской власти не вел; иногда в беседах с Хреновым говорили, что тяжело стало жить, создание колхозов теоретически хорошо, но народу трудно осознать, как пойдет это практически, но если удастся – то это большой сдвиг; в проповедях я говорил об уравнении бедных и богатых на началах христианской Церкви. Больше мною ничего не говорилось. Народ меня на дому посещал, но я старался избавиться от этих посещений, так как чувствовал себя плохо, а также не хотел распространения каких-либо слухов. Одна женщина приходила ко мне и спрашивала: “Идти ли в колхоз?” Я ей сказал: “В колхоз идти надо”. Она сказала: “А говорят, что в Бога веровать нельзя”. Я ей сказал: “Кто же вырвет из души верование в Бога?”... Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю...»
На этом следствие было закончено, и 23 марта составлено обвинительное заключение: «Обвиняемый Сребрянский, будучи служителем культа, с дореволюционного времени по 1930 год имеет непрерывную цепь активной борьбы против революционного движения... – писал следователь. – Выпущенная книга “Дневник священника 51-го драгунского Черниговского Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елисаветы Федоровны полка Митрофана Васильевича Сребрянского...” ярко рисует жизнь и деятельность обвиняемого как монархиста и его борьбу с революционным движением в 1905 году. Основную мысль, вложенную в книгу, можно охарактеризовать словами обвиняемого: “крепкая вера в святые принципы – вера, царь и святая родина”.
Учитывая, что волна революционного движения захватывает массы, Сребрянский призывал к беспощадной борьбе с революционерами: “Не будем не только слушаться крамольников, но, наоборот, постараемся образумить их, обличить, привлечь к послушанию Богу и царю, а если не пожелают, то без укрывательства и послабления отдать их в руки правосудия”.
Убийство князя Сергея Александровича революционером Каляевым вызвало бурю негодования со стороны обвиняемого: “Гнусное убийство великого князя Сергея Александровича страшно поразило меня. Злодеи, вы кричите о свободе, а сами действуете насилием, – Царство Небесное мученику за правду”.
Революция в столице вызвала также нападки со стороны обвиняемого: “Нашлось так много изменников, фальшивых русских, устраивающих стачки, требующих позорного мира...”
Октябрьская революция в Сребрянском не произвела сдвигов – в 1922 году он усиленно поддерживает контрреволюционное воззвание Патриарха Тихона об укрытии церковных ценностей, за что был присужден Коллегией ОГПУ к высылке. Эта мера воздействия также не произвела переворота – приехав в район сплошной коллективизации, Сребрянский в целях поднятия авторитета стал выдавать себя за “святого человека”...
Обвиняется в том, что, являясь сторонником монархического порядка управления, систематически вел антисоветскую агитацию с целью срыва проводимых мероприятий советской власти в деревне, используя религиозные предрассудки масс...»
7 апреля 1931 года тройка ОГПУ приговорила отца Сергия к пяти годам ссылки в Северный край. Священнику было тогда шестьдесят лет, и после нескольких тюремных заключений, ссылки, этапов здоровье его было сильно подорвано, он испытывал постоянное недомогание. А время было самое тяжелое для ссыльных. Прошла коллективизация. Крестьянские хозяйства были разорены. Хлеб продавался только по карточкам и в самом ограниченном количестве, а посылки доходили лишь в период судоходства, которое прекращалось на всю зиму и на время, пока сплавлялся лес.
Архимандрита Сергия поселили в одной из деревень на реке Пинеге. Здесь жило тогда много сосланного духовенства. Сюда к нему приехали монахиня Елизавета и Мария Петровна Заморина, знавшая отца Сергия еще в период его служения в Орле; впоследствии она приняла монашество с именем Милица. Ссыльные священники работали на лесоразработках и сплаве леса. Архимандрит Сергий работал на ледянке – вел по ледяной колее лошадь, тащившую бревна. Эта работа хотя и была легче пилки и рубки в лесу, но требовала большой ловкости и спорости. Отец Сергий, монахиня Елизавета и Мария Петровна жили в домике как маленькая монастырская община. Отец Сергий, благодаря своей подвижнической жизни, постоянной молитвенной настроенности, духовным советам и умению утешать страждущих в тяжелых для них обстоятельствах, вскоре стал известен как глубоко духовный старец, которому многие стали поверять свои беды, в молитвенное предстательство которого верили.
Величественная и суровая природа Севера произвела большое впечатление на исповедника. «Огромные ели, закутанные снежными одеялами и засыпанные густым инеем, стоят как зачарованные, – вспоминал он, – такая красота – глаз не оторвешь, и кругом необыкновенная тишина... чувствуется присутствие Господа Творца, и хочется без конца молиться Ему и благодарить Его за все дары, за все, что Он нам посылает в жизни, молиться без конца...»
Несмотря на болезни и преклонный возраст, старец с помощью Божией выполнял норму, отмеренную ему начальством. Когда приходилось корчевать пни, он делал это один и в короткое время. Иногда он даже специально замечал по часам, за какое время ему удастся выкорчевать пень, над каким, бывало, трудились несколько человек ссыльных.
С местным начальством у отца Сергия сложились вполне благоприятные отношения, все любили подвижника и неутомимого труженика, со смирением воспринимавшего свою участь ссыльного. Деревенским детям он вырезал и склеил, а затем и раскрасил макет паровоза с пассажирскими и товарными вагонами, которых они не видели ни разу в жизни по дальности тех мест от железных дорог.
В 1933 году отец Сергий был освобожден и вернулся в Москву, где пробыл всего один день – простился с закрытой и разоренной обителью и отправился с монахиней Елизаветой и Марией Петровной во Владычню.
На этот раз они поселились в доме, купленном духовными детьми отца Сергия. Это была небольшая изба с русской печью, кирпичной лежанкой и просторным двором. Здесь прошли последние годы жизни старца. Покровский храм во Владычне был закрыт, и отец Сергий ходил молиться в соседнее село в Ильинский храм. Впоследствии власти стали выказывать неудовольствие по поводу его появления в храме, и он был вынужден молиться дома. Последний период жизни отца Сергия стал временем старческого окормления духовных детей и обращавшихся к нему страждущих православных людей, что было особенно насущно в то время, когда большинство храмов было закрыто, а священники арестованы.
Во время Великой Отечественной войны, когда немцы захватили Тверь, во Владычне расположилась русская воинская часть и предполагалось, что здесь будет тяжелый бой с немцами. Офицеры предлагали жителям отойти дальше от передовых позиций, кое-кто ушел, а отец Сергий и монахини Елизавета и Милица остались. Почти каждый день над расположением воинской части летали немецкие самолеты, но ни разу ни одна бомба не упала ни на храм, ни на село. Это отметили и военные, у которых возникло ощущение, что село находится под чьей-то сугубой молитвенной защитой. Однажды отец Сергий пошел на другой конец села со Святыми Дарами причастить тяжелобольного. Идти нужно было мимо часовых. Один из них остановил его и, пораженный видом убеленного сединами старца, бесстрашно шедшего через село, непроизвольно высказал ту мысль, которая владела умами многих: «Старик, тут кто-то молится».
Неожиданно воинская часть была снята с этой позиции, так как бои развернулись на другом направлении, неподалеку от села Медного. Местные жители, очевидцы событий, приписывают чудесное избавление села от смертельной опасности молитвам архимандрита Сергия.
За исповеднический подвиг, за праведную жизнь и глубокое смирение Господь наделил отца Сергия дарами прозорливости и исцеления. Со смирением отец Сергий рассказывал как-то Наталье Соколовой, что люди считают его прозорливым, а «это действует благодать священства, – говорил он. – Вот пришел ко мне этим летом молоденький пастушок. Плачет, убивается. Три коровы у него из стада пропали.
– Меня, – говорит, – засудят, а у меня семья на руках.
– А ты где искал их? – спрашиваю.
– Да двое суток и я, и родные, и товарищи всю местность кругом обошли – нет трех коров! Погиб я теперь!
Мы пошли с ним к развалинам разрушенной церкви, которые метрах в двухстах от избушки моей. Там горка разбитых кирпичей на месте престола. А перед Богом ведь все равно это место святое – там, где алтарь был. Там таинство свершалось, там благодать сходила. Вот мы с пастухом помолились там Спасителю, попросили Его помочь нам найти коровушек. Я сказал пастуху:
– Иди теперь с верой на такой-то холм, садись и играй в свою свирель, они на звук к тебе сами придут.
– Ох, батюшка, да мы там с братьями все кустики уж облазили!
Ну, и на самом деле. Сидел пастух и играл на своей дудочке, а к нему в течение получаса все три коровы пришли. “Смотрю, – говорит, – рыжая из кустов выходит, за ней вскоре и белянка... Немного погодя и третья показалась! Как из земли выросли!”»
В деревне Губка Тверской области, как свидетельствует уроженка этих мест Тамара Ивановна Круг, у одной девушки заболела нога, и болезнь приняла настолько тяжелый характер, что врачи посоветовали ей ехать в Тверь в областную больницу и делать операцию. Прежде чем ехать в больницу, девушка с матерью пришли к отцу Сергию. Он помолился об исцелении больной и сказал:
– В больницу поезжайте, но вы вскоре вернетесь.
Перед выездом в Тверь они сообщили близким, что болезнь приняла такой характер, что требуется встретить больную на вокзале, а иначе она не дойдет. Дочь с матерью сели в поезд в Лихославле и отправились в Тверь. И в поезде произошло полное исцеление больной, так что, когда они приехали в Тверь, девушка вышла на перрон совершенно здоровой.
Архимандрит Сергий (Сребрянский). 1940-е годы
В последние годы жизни архимандрита Сергия, начиная с 1945 года, его духовником стал протоиерей Квинтилиан Вершинский, служивший в Твери и часто приезжавший к старцу. Отец Квинтилиан сам несколько лет пробыл в заключении и хорошо знал, что это такое – нести тяготы и горечь гонений.
Впоследствии он вспоминал об отце Сергии: «Всякий раз, когда я беседовал с ним, слушал его проникновенное слово, передо мной из глубины веков вставал образ подвижника-пустынножителя... Он весь был объят божественным желанием... Это чувствовалось во всем, особенно – когда он говорил. Говорил он о молитве, о трезвении – излюбленные его темы. Говорил он просто, назидательно и убедительно. Когда он подходил к сущности темы, когда мысль его как бы касалась предельных высот христианского духа, он приходил в какое-то восторженно-созерцательное состояние и, видимо под влиянием охватившего его волнения, помыслы его облекались в форму глубоко-душевного лирического излияния.
“Звонят ко всенощной, – говорил он, – к молитве сладостной, вхожу в храм... Полумрак, мерцают лампады, чувствуется запах ладана, веяние чего-то неземного, вечного, чистого и сладостного, все замерло... Чувствуется присутствие великой творческой силы, всемогущей, премудрой, благой, которая вот-вот сейчас вспыхнет и начнет творить... Трепетно жду... Когда же окончится это таинственное безмолвие и раздастся могучий Божий голос: “Да будет вселенная и жизнь в ней!” Вдруг слышу: “Востаните! Господи, благослови!” – “Слава Святей...” Непосредственно за сим поется псалом “Благослови, душе моя, Господа”, которым псалмопевец Давид изображает творение мира... Что скажу я, ничтожный, о чувствах, наполнявших мою душу в это время? Не стыжусь сознаться, что почти всегда я в это время плакал слезами умиления, восторга духовного от воспоминания и переживания дивной, творческой, животворящей деятельности Святой Троицы, так чудно изображавшейся этим обрядом – обхождением храма с каждением. Так ясно сознавала душа моя необходимость этой деятельности Божией для людей, и я молился, каялся в грехах, благодарил Господа за все, за все в жизни мира, лично моей, просил, умолял не оставлять нас одинокими... Мне было радостно невыразимо на душе, когда я видел, ощущал, переживал это единение Бога и человека, Бога и всего мира с его животными, птицами, рыбами, растениями, цветами. Мне казалось, что я излиюсь слезами радости и восторга...”
Перед мысленными созерцательными взорами старца раскрывается таинственный духовный мир с неисчерпаемыми красотами и умилением... Он в миру вел жизнь пустынника. Несомненно, эта способность созерцания стояла в связи с его душевной чистотой. Его ангельская чистота и бесстрастие, которыми была проникнута последняя, предсмертная исповедь, которую я принимал от него, привели меня в какой-то священный ужас. Я после этого понял душевное состояние Петра, когда он воскликнул: “Господи, отойди от меня, ибо я человек грешный”. В нем меня все удивляло, все было необыкновенно. Удивляло его незлобие. Как-то раз он заметил мне: “Плохих людей нет, есть люди, за которых особенно нужно молиться”. В беседах его не было даже и тени неприязни к людям, хотя он и много страдал от них. Не менее поразительно было и смирение его. Как-то раз он сказал мне: “Вы счастливы, очень счастливы, ибо стоите у Престола Божия, а я вот за свои грехи и недостоинство лишен этой милости Божией”. С людьми он был необыкновенно кроток и ласков. В душе собеседника он быстро находил больное место и врачевал. Несомненно, он имел дар утешать людей. Это я испытал на себе. Как-то раз я пришел к нему с тяжелым чувством на душе; лишь только переступил порог его убогой хижины, он с трудом встает со своего стула, – ноги его уже плохо держали, – сложивши крестообразно руки на груди, устремив свой взор кверху, вместо обычного приветствия он говорит мне: “Я страдаю и молюсь за вас”; помолчав немного, продолжил: “Если бы вы только знали, какой вы счастливый, какая милость Божия почивает над вами”. На этом речь его оборвалась. Я не посмел искушать его вопросами. Когда я уходил от него, мне казалось, что я всю тяжесть души своей оставил у его ног.
Пошел я от него радостный, – хотя скорби меня долго не покидали, однако я переносил их уже с удивительным благодушием. Несомненно, он имел дар постоянной молитвы. “Бывало, придешь к нему, – говорила мне местная обывательница, – а он, сердешный, стоит в переднем углу на коленочках, поднявши руки кверху, как мертвый; постоишь, бывало, так и пойдешь...”
Наступило приснопамятное весеннее утро, – вспоминал отец Квинтилиан. – На востоке загоралась заря, предвещавшая восход весеннего солнца. Еще было темно, но около хижины, где жил старец, толпились люди: несмотря на весеннюю распутицу, они собрались сюда, чтобы отдать последний долг почившему старцу. Когда я вошел в самое помещение, оно было забито народом, который всю ночь провел у гроба старца. Начался отпев. Это было сплошное рыдание. Плакали не только женщины, но и мужчины...
С большим трудом вынесли гроб через малые узенькие сенцы на улицу. Гроб хотели поставить на дровни, нести на себе его на кладбище было невозможно, ибо дорога на кладбище представляла местами топкую грязь, местами была покрыта сплошной водой. Тем не менее из толпы неожиданно выделяются люди, поднимают гроб на плечи... потянулись сотни рук, чтобы хотя коснуться края гроба, и печальная процессия с неумолкаемым пением “Святый Боже” двинулась к месту последнего упокоения. Когда пришли на кладбище, гроб поставили на землю, толпа хлынула к гробу. Спешили проститься. Прощавшиеся целовали руки старцу, при этом некоторые как бы замирали, многие вынимали из кармана белые платки, полотенца, маленькие иконки, прикладывали к телу усопшего и снова убирали в карман.
Когда гроб опускали на дно могилы, мы пели “Свете Тихий”. Песчаный грунт земли, оттаявшие края могилы грозили обвалом. Несмотря на предупреждение, толпа рванулась к могиле, и горсти песку посыпались на гроб почившего. Скоро послышались глухие удары мерзлой земли о крышку гроба.
Мы продолжали петь, но не мы одни. “Смотрите! смотрите!” – послышался голос. – Это кричал человек с поднятой рукою кверху. Действительно, нашим взорам представилась умилительная картина. Спустившийся с небесной лазури необычайно низко, над самой могилой делал круги жаворонок и пел свою звонкую песню, – да, мы пели не одни, нам как бы вторило творение Божие, хваля Бога, дивного в Своих избранниках.
Скоро на месте упокоения старца вырос надмогильный холмик. Водрузили большой белый крест с неугасимой лампадой и надписью: “Здесь покоится тело священноархимандрита Сергия – протоиерея Митрофана. Скончался 23 марта* 1948 года. “Подвигом добрым подвизахся, течение жизни скончав”».
Еще при жизни батюшка говорил своим духовным детям: «Не плачьте обо мне, когда я умру. Вы придете на мою могилку и скажете, что нужно, и я, если буду иметь дерзновение у Господа, помогу вам».
После кончины архимандрита Сергия почитание его как подвижника и молитвенника не только не уменьшилось, но со временем еще более возросло. Многие верующие приходили на могилу отца Сергия помолиться, получить духовное утешение и заступничество. Мощи преподобноисповедника Сергия были обретены 11 декабря 2000 года и ныне находятся в Воскресенском кафедральном соборе города Твери.
Использован материал книги: «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Март». Тверь. 2006. С. 227–251
Источник: http://www.fond.ru