Акафист священномученику Прокопию, архиепископу Херсонскому

Свя­щен­но­му­че­ник Про­ко­пий (в ми­ру Петр Се­ме­но­вич Ти­тов) ро­дил­ся 25 де­каб­ря 1877 го­да в се­мье свя­щен­ни­ка го­ро­да Куз­нец­ка Том­ской гу­бер­нии. Ко­гда Пет­ру ис­пол­ни­лось де­вять лет, он по­сту­пил в ду­хов­ное учи­ли­ще, а за­тем в се­ми­на­рию го­ро­да Том­ска, ко­то­рую окон­чил в 1897 го­ду. В 1901 го­ду Петр Се­ме­но­вич окон­чил Ка­зан­скую Ду­хов­ную ака­де­мию и был опре­де­лен пре­по­да­ва­те­лем Том­ско­го Ду­хов­но­го учи­ли­ща; на этой долж­но­сти он про­был несколь­ко ме­ся­цев. 21 ав­гу­ста 1901 го­да в Успен­ском мо­на­сты­ре го­ро­да Уфы он был по­стри­жен в мо­на­ше­ство с на­ре­че­ни­ем име­ни Про­ко­пий, 23-го – ру­ко­по­ло­жен в сан иеро­мо­на­ха. По­сле это­го он по­лу­чил на­зна­че­ние на долж­ность за­ве­ду­ю­ще­го Том­ской цер­ков­но-учи­тель­ской муж­ской шко­лы при ар­хи­ерей­ском до­ме. Шко­ла со­сто­я­ла из че­ты­рех клас­сов, и в нее по­сле пред­ва­ри­тель­ных эк­за­ме­нов при­ни­ма­лись маль­чи­ки от две­на­дца­ти до пят­на­дца­ти лет, окон­чив­шие од­но­класс­ную шко­лу. За­да­ча шко­лы со­сто­я­ла в том, чтобы за че­ты­ре го­да дать все необ­хо­ди­мые све­де­ния для учи­те­ля од­но­класс­ной шко­лы. Пре­по­да­ва­тель­ский кол­лек­тив шко­лы со­сто­ял из за­ве­ду­ю­ще­го и за­ко­но­учи­те­ля, долж­ность ко­то­рых ис­пол­нял иеро­мо­нах Про­ко­пий, свя­щен­ни­ка-за­ко­но­учи­те­ля, се­ми учи­те­лей и эко­но­ма. Уча­щих­ся бы­ло око­ло ста пя­ти­де­ся­ти че­ло­век. Том­ская цер­ков­но-учи­тель­ская шко­ла в со­от­вет­ствии с ре­ше­ни­ем Свя­тей­ше­го Си­но­да долж­на бы­ла го­то­вить учи­те­лей для Том­ской, Ом­ской, То­боль­ской и Ени­сей­ской епар­хий.
Од­ним из глав­ных эле­мен­тов ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­но­го вос­пи­та­ния уче­ни­ков бы­ло уча­стие в бо­го­слу­же­ни­ях; они по­се­ща­ли все вос­крес­ные и празд­нич­ные бо­го­слу­же­ния при ар­хи­ерей­ском до­ме, участ­вуя в цер­ков­ном пе­нии и чте­нии. Уче­ни­ки двух стар­ших клас­сов, изу­ча­ю­щие цер­ков­ный устав, по­оче­ред­но по­се­ща­ли буд­нич­ные бо­го­слу­же­ния. По вос­крес­ным дням в шко­ле устра­и­ва­лись ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ные чте­ния, в ко­то­рых при­ни­ма­ли уча­стие не толь­ко учи­те­ля, но и наи­бо­лее спо­соб­ные уче­ни­ки. При цер­ков­но-учи­тель­ской шко­ле су­ще­ство­ва­ла вос­крес­ная шко­ла, ко­то­рой так­же ру­ко­во­дил иеро­мо­нах Про­ко­пий.
В это вре­мя во гла­ве Том­ской епар­хии сто­ял вы­да­ю­щий­ся мис­си­о­нер и про­све­ти­тель Ал­тая епи­скоп Ма­ка­рий (Нев­ский), ко­то­рый был ини­ци­а­то­ром мно­гих цер­ков­ных ме­ро­при­я­тий в епар­хии, и в част­но­сти ос­но­ва­те­лем цер­ков­но-учи­тель­ской шко­лы.
«Для рас­ши­ре­ния воз­мож­но­сти вли­ять на об­ще­ство про­по­ве­дью, – пи­сал Хар­лам­по­вич в бро­шю­ре о епи­ско­пе Ма­ка­рии, – епи­скоп Ма­ка­рий за­вел в Том­ске, в за­ле сво­е­го до­ма, чи­таль­ню, в ко­то­рой по вос­крес­ным дням в те­че­ние все­го го­да, бо­лее де­ся­ти лет, пре­по­да­ва­лись уро­ки ве­ры, со­сто­я­щие из объ­яс­не­ний еван­гель­ских чте­ний и цер­ков­но­го уче­ния, а так­же со­об­ща­лись ис­то­ри­че­ские и гео­гра­фи­че­ские све­де­ния о рус­ской зем­ле и го­су­дар­стве и чи­та­лись све­де­ния о войне и дру­гих совре­мен­ных им со­бы­ти­ях...
В 1903 го­ду со­бра­ния лек­то­ров, схо­див­ших­ся по по­не­дель­ни­кам в ком­на­тах вла­ды­ки для "счит­ки", пре­об­ра­зо­вы­ва­лись в пас­тыр­ские со­бра­ния том­ско­го ду­хо­вен­ства и пре­по­да­ва­те­лей ду­хов­но-учеб­ных за­ве­де­ний, про­ис­хо­див­шие еже­не­дель­но, ча­ще все­го под пред­се­да­тель­ством са­мо­го прео­свя­щен­но­го Ма­ка­рия».
В этих пас­тыр­ских со­бра­ни­ях при­ни­мал са­мое ак­тив­ное уча­стие иеро­мо­нах Про­ко­пий. При­чем на со­бра­ни­ях по ини­ци­а­ти­ве прео­свя­щен­но­го Ма­ка­рия об­суж­да­лись все на­сущ­ные и ост­рые во­про­сы цер­ков­ной жиз­ни епар­хии. Эти со­бра­ния бы­ли для всех весь­ма по­лез­ны­ми. На­при­мер, на со­бра­нии, со­сто­яв­шем­ся 2 сен­тяб­ря 1905 го­да в при­ем­ном за­ле епи­ско­па, вла­ды­ка по­ста­вил на об­суж­де­ние во­прос: в чем за­клю­ча­ет­ся нрав­ствен­ная связь меж­ду при­хо­жа­на­ми и пас­ты­рем, ко­то­рая со­став­ля­ет необ­хо­ди­мый при­знак пра­виль­ной при­ход­ской жиз­ни. В чем при­чи­на разъ­еди­нен­но­сти меж­ду пас­ты­рем и при­хо­дом, и ка­ким об­ра­зом ее устра­нить. Про­изо­шло об­суж­де­ние этих во­про­сов, при­чем вла­ды­ка спра­вед­ли­во ука­зал на недо­ста­точ­ное со­об­ще­ние пас­ты­рей меж­ду со­бой и пред­ло­жил устра­нить этот недо­ста­ток с по­мо­щью бла­го­чин­ни­че­ских съез­дов, убе­ди­тель­но по­ка­зав, что это наи­луч­ший спо­соб до­бить­ся един­ства сре­ди са­мих пас­ты­рей. Иеро­мо­нах Про­ко­пий вы­ска­зал мысль, что на­до бы Церк­ви иметь епи­ско­пов не толь­ко во гла­ве огром­ных епар­хий, но и ру­ко­во­ди­те­ля­ми цер­ков­ных еди­ниц, рав­ных уез­дам; в этом слу­чае они спо­соб­ство­ва­ли бы объ­еди­не­нию пас­ты­рей.
«В об­ще­е­пар­хи­аль­ной де­я­тель­но­сти епи­ско­па Ма­ка­рия на вид­ном ме­сте сто­я­ла его за­бо­та о при­го­тов­ле­нии до­стой­ных пас­ты­рей и учи­те­лей на­ро­да, в част­но­сти его близ­кие от­но­ше­ния к ду­хов­но-учеб­ным за­ве­де­ни­ям. Но, утвер­ждая в пи­том­цах их ве­ру в Бо­га и ограж­дая их "от втор­же­ния с улиц вред­ных нра­вов", прео­свя­щен­ный "да­лек от мыс­ли за­сло­нить их от жиз­ни и за­пе­реть в сте­нах от­ста­ло­сти". Он предо­став­лял сво­им со­ра­бот­ни­кам ве­сти учеб­но-вос­пи­та­тель­ное де­ло, со­об­ра­жа­ясь с на­зрев­ши­ми по­треб­но­стя­ми вре­ме­ни. При его бла­го­же­ла­тель­ном уча­стии две­ри том­ских ду­хов­ных и цер­ков­но-учеб­ных за­ве­де­ний – рань­ше мно­гих дру­гих рус­ских ду­хов­но-учеб­ных учре­жде­ний – от­кры­лись для совре­мен­ной свет­ской на­у­ки и ис­кусств...
Ос­но­ван­ное в 1891 го­ду, Том­ское епар­хи­аль­ное учи­ли­ще на­столь­ко рас­ши­ри­лось, что яви­лась нуж­да в но­вом зда­нии для него, ко­то­рое бы­ло воз­двиг­ну­то за­бо­та­ми епи­ско­па Ма­ка­рия. При нем же рас­ши­ре­ны по­ме­ще­ния муж­ско­го ду­хов­но­го учи­ли­ща, что да­ло воз­мож­ность удво­ить чис­ло поль­зу­ю­щих­ся удоб­ства­ми учи­лищ­но­го об­ще­жи­тия. На­ко­нец, в за­слу­гу епи­ско­пу Ма­ка­рию ста­вят и то, что при его са­мой де­я­тель­ной по­мо­щи Том­ская се­ми­на­рия, со­рок лет ски­тав­ша­я­ся по част­ным квар­ти­рам в раз­лич­ных угол­ках и за­ко­ул­ках го­ро­да, на­шла "по­кой­ный, удоб­ный, про­стор­ный и свет­лый при­ют в рос­кош­ном зда­нии, на про­сто­ре гро­мад­но­го по­ме­стья".
На­ря­ду с за­бо­та­ми о про­све­ще­нии де­тей ду­хо­вен­ства, у прео­свя­щен­но­го Ма­ка­рия сто­ял во­прос о ре­ли­ги­оз­ном об­ра­зо­ва­нии и вос­пи­та­нии на­ро­да, по­став­лен­ный при нем с небы­ва­лой для Том­ской епар­хии ши­ро­той. До при­бы­тия его в Томск да­же в са­мом го­ро­де не бы­ло цер­ков­ных школ, – при нем Том­ская епар­хия по чис­лу их за­ня­ла пер­вое ме­сто сре­ди дру­гих Си­бир­ских епар­хий. Под­чи­нен­но­му ду­хо­вен­ству он дал хо­ро­ший при­мер, от­крыв шко­лу гра­мо­ты при сво­ем ар­хи­ерей­ском до­ме. Шко­ла эта с те­че­ни­ем вре­ме­ни вы­рос­ла во вто­ро­класс­ную, а за­тем в цер­ков­но-учи­тель­скую, по­ме­ща­ю­щу­ю­ся в со­лид­ном двух­этаж­ном ка­мен­ном зда­нии близ ар­хи­ерей­ско­го до­ма»^[1].
В 1906 го­ду иеро­мо­нах Про­ко­пий был на­зна­чен на долж­ность пре­по­да­ва­те­ля Ир­кут­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии, рек­то­ром ко­то­рой был то­гда ар­хи­манд­рит Ев­ге­ний (Зер­нов). В 1909 го­ду иеро­мо­нах Про­ко­пий был вклю­чен в со­став ко­мис­сии по осви­де­тель­ство­ва­нию остан­ков свя­ти­те­ля Со­фро­ния Ир­кут­ско­го, по мо­лит­вам ко­то­ро­го про­ис­хо­ди­ли мно­го­чис­лен­ные чу­де­са и ис­це­ле­ния. 30 ав­гу­ста 1909 го­да иеро­мо­нах Про­ко­пий был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та и на­зна­чен на долж­ность по­мощ­ни­ка за­ве­ду­ю­ще­го пас­тыр­ско­го учи­ли­ща в го­ро­де Жи­то­ми­ре.
С ис­крен­ним со­жа­ле­ни­ем про­ща­лись с от­цом Про­ко­пи­ем рек­тор се­ми­на­рии ар­хи­манд­рит Ев­ге­ний, пре­по­да­ва­те­ли, уча­щи­е­ся и ду­хо­вен­ство Ир­кут­ска. Ха­рак­те­ри­зуя его тру­ды, цер­ков­ные де­я­те­ли Ир­кут­ска пи­са­ли, что он яв­лял­ся од­ним из са­мых вдох­но­вен­ных про­по­вед­ни­ков го­ро­да. Для то­го, чтобы по­слу­шать его в со­бра­ни­ях цер­ков­но­го Ир­кут­ско­го Брат­ства во имя свя­ти­те­ля Ин­но­кен­тия, схо­ди­лись сот­ни лю­дей. Во все празд­ни­ки он слу­жил ака­фи­сты в Кре­сто­вой ар­хи­ерей­ской церк­ви, при­чем его слу­же­ние от­ли­ча­лось боль­шой мо­лит­вен­но­стью, и по­сле каж­дой служ­бы он про­из­но­сил глу­бо­ко на­зи­да­тель­ное сло­во. При­хо­жане на­столь­ко по­лю­би­ли его, что во вре­мя по­след­ней служ­бы и про­по­ве­ди мно­гие ис­кренне пла­ка­ли. Отец Про­ко­пий был вдох­но­ви­те­лем и ор­га­ни­за­то­ром бла­го­тво­ри­тель­но­го от­де­ла при Брат­стве свя­ти­те­ля Ин­но­кен­тия. Бла­го­да­ря глав­ным об­ра­зом его тру­дам, уда­лось по­мочь мно­гим бед­ня­кам. От­ме­чая при про­ща­нии де­я­тель­ность от­ца Про­ко­пия в ка­че­стве пре­по­да­ва­те­ля се­ми­на­рии, ар­хи­манд­рит Ев­ге­ний ска­зал:
«Пре­по­да­ва­ние Свя­щен­но­го Пи­са­ния в на­сто­я­щее вре­мя – труд весь­ма тя­же­лый, при той хо­лод­но­сти, ка­кая неред­ко на­блю­да­ет­ся в уча­щих­ся к это­му пред­ме­ту, и на­до иметь мно­го ума, люб­ви и ста­ра­ния, чтобы им за­ин­те­ре­со­вать уче­ни­ков и за­ста­вить от­но­сить­ся к нему ес­ли не с лю­бо­вью, то во вся­ком слу­чае с вни­ма­ни­ем и ува­же­ни­ем. И вы это­го до­стиг­ли. В этом от­но­ше­нии нема­лое зна­че­ние име­ла ва­ша лич­ность, как че­ло­ве­ка доб­ро­го, ис­крен­не­го и по­сле­до­ва­тель­но­го. Уче­ни­ки не мог­ли не по­нять, что то, че­му вы учи­ли, – для вас не звук, а жизнь, и что вы стре­ми­тесь не толь­ко на­учить, но и вос­пи­тать. Честь и сла­ва вам за это»^[2].
Ос­но­ва­ние в 1908 го­ду при Бо­го­яв­лен­ском мо­на­сты­ре в го­ро­де Жи­то­ми­ре ста­ра­ни­я­ми ар­хи­епи­ско­па Во­лын­ско­го Ан­то­ния (Хра­по­виц­ко­го) пас­тыр­ско­го учи­ли­ща ста­ло од­ним из круп­ней­ших цер­ков­ных со­бы­тий в жиз­ни Во­лы­ни. Учи­ли­ще пас­тыр­ства ста­ви­ло сво­ей спе­ци­аль­ной це­лью не толь­ко об­ра­зо­вать уча­щих­ся, но, преж­де все­го, вос­пи­тать доб­рых пас­ты­рей Пра­во­слав­ной Церк­ви через пре­по­да­ва­ние необ­хо­ди­мых для пас­ты­ря зна­ний, а так­же через про­хож­де­ние ими необ­хо­ди­мых слу­жи­те­лю Бо­жию по­дви­гов хри­сти­ан­ской жиз­ни и де­я­тель­но­сти. Имея та­кую цель, учи­ли­ще со­бра­ло в сво­их сте­нах не де­тей и под­рост­ков, но лишь взрос­лых, со­зна­тель­но опре­де­лив­ших свое жиз­нен­ное по­при­ще. В учи­ли­ще при­ни­ма­лись или же­на­тые лю­ди, со­би­рав­ши­е­ся стать пас­ты­ря­ми, или мо­на­хи, или по­слуш­ни­ки, име­ю­щие на­ме­ре­ние при­нять мо­на­ше­ский по­стриг. Все пре­по­да­ва­те­ли учи­ли­ща бы­ли в свя­щен­ном сане, а уче­ни­ки но­си­ли ду­хов­ную одеж­ду. Быт учи­ли­ща, ор­га­ни­зо­ван­но­го в сте­нах мо­на­сты­ря, был при­бли­жен к мо­на­стыр­ско­му – с об­щей мо­лит­вой, уча­сти­ем по оче­ре­ди в еже­днев­ных служ­бах и чте­ни­ем жи­тий на тра­пе­зе. В учи­ли­ще мог­ли по­сту­пить все, окон­чив­шие кур­сы цер­ков­но-учи­тель­ской шко­лы, учи­тель­ской се­ми­на­рии и во­об­ще сред­ние учеб­ные за­ве­де­ния. На­чаль­ник учи­ли­ща и учи­те­ля пред­став­ля­ли со­бой не столь­ко уче­ную кор­по­ра­цию, сколь­ко ду­хов­ное брат­ство, объ­еди­нен­ное стро­гим по­слу­ша­ни­ем на­чаль­ни­ку и об­щей вза­им­ной лю­бо­вью. Боль­шая часть пре­по­да­ва­те­лей со­сто­я­ла из свя­щен­но­и­но­ков, но бы­ли и про­то­и­е­реи и свя­щен­ни­ки. Учи­те­ля по­оче­ред­но про­во­ди­ли день с уче­ни­ка­ми, с ни­ми мо­ли­лись, тра­пе­зо­ва­ли и спа­ли сре­ди них. В учи­ли­ще пре­по­да­ва­лись: Свя­щен­ное Пи­са­ние, па­тро­ло­гия, но­мо­ка­нон, цер­ков­ное пе­ние, цер­ков­ная жи­во­пись, ар­хи­тек­ту­ра, цер­ков­ная гео­гра­фия, цер­ков­ная ис­то­рия, уче­ние о ду­хов­ной жиз­ни, бо­го­сло­вие об­щее и бо­го­сло­вие по­ле­ми­че­ское. Срок обу­че­ния в учи­ли­ще был трех­го­дич­ный.
В 1913 го­ду учи­ли­ще по­се­тил обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да Вла­ди­мир Кар­ло­вич Саб­лер, на ко­то­ро­го жизнь учи­ли­ща про­из­ве­ла боль­шое впе­чат­ле­ние. Под­во­дя ито­ги сво­е­го по­се­ще­ния, обер-про­ку­рор, об­ра­ща­ясь к уча­щим­ся, ска­зал: «Не взи­рая на окру­жа­ю­щий вас го­род­ской со­блазн, с его без­нрав­ствен­ной ат­мо­сфе­рой, гро­мом му­зы­ки и трес­ком ки­не­ма­то­гра­фов, вы в сво­ем ти­хом уеди­не­нии за мо­на­стыр­ской сте­ной, сво­и­ми незри­мы­ми по­дви­га­ми и мо­лит­вой при­но­си­те Бо­гу еди­ную яр­кую лам­па­ду... Это во­ис­ти­ну – учи­ли­ще бла­го­че­стия!»
Под­во­дя ито­ги сво­ей по­езд­ки, обер-про­ку­рор на­пи­сал: «Ве­ли­кая бу­дет поль­за от учре­жде­ния по­доб­ных учи­лищ в дру­гих епар­хи­ях. Доб­рые на­ча­ла цер­ков­но­го учи­тель­ства и вос­пи­та­ния на хри­сти­ан­ских на­ча­лах бла­го­че­стия, по­ло­жен­ные в ос­но­ва­ние это­го учре­жде­ния, по­сле­до­ва­тель­но про­во­дят­ся в по­все­днев­ную жизнь учи­ли­ща и да­ют бла­гие пло­ды, как о том сви­де­тель­ству­ют ар­хи­пас­ты­ри, предо­ста­вив­шие при­хо­ды окон­чив­шим учи­ли­ще кан­ди­да­там свя­щен­ства»^[3].
В 1914 го­ду пас­тыр­ское учи­ли­ще по­се­тил пред­се­да­тель учеб­но­го ко­ми­те­та при Свя­тей­шем Си­но­де ар­хи­епи­скоп Фин­лянд­ский Сер­гий (Стра­го­род­ский). По­дроб­но озна­ко­мив­шись с жиз­нью и уста­вом учи­ли­ща, ар­хи­епи­скоп при­шел к вы­во­ду, что его устав дол­жен быть по­ло­жен в ос­но­ву об­ще­го уста­ва для всех пас­тыр­ских школ в Рос­сии и стать обя­за­тель­ным для всех.
Жизнь учи­ли­ща за все шесть лет пре­бы­ва­ния в нем ар­хи­манд­ри­та Про­ко­пия в ка­че­стве по­мощ­ни­ка на­чаль­ни­ка не зна­ла со сто­ро­ны уче­ни­ков ка­ких-ли­бо про­ступ­ков. На­про­тив, их при­хо­ди­лось удер­жи­вать от чрез­мер­но­го при­ле­жа­ния к уче­нию и мо­лит­ве. Огром­ная за­слу­га в ор­га­ни­за­ции ду­хов­ной жиз­ни учи­ли­ща при­над­ле­жа­ла ар­хи­манд­ри­ту Про­ко­пию. Он был вдох­но­вен­ным пре­по­да­ва­те­лем и про­по­вед­ни­ком. Его лек­ции и про­по­ве­ди про­из­во­ди­ли неот­ра­зи­мое дей­ствие на ду­ши слу­ша­те­лей. Пре­по­да­ва­ние им пред­ме­тов ас­ке­ти­ки, по­ле­ми­че­ско­го и пас­тыр­ско­го бо­го­сло­вия бы­ло вдох­нов­ле­но ас­ке­ти­че­ским жиз­не­по­ни­ма­ни­ем, вос­при­я­ти­ем жиз­ни как хри­сти­ан­ско­го по­дви­га бла­го­че­стия, по­дви­га ду­хов­ной борь­бы. Слу­ша­те­ли не от­ры­ва­ясь, по несколь­ко ча­сов под­ряд, несмот­ря ни на ка­кую уста­лость, жад­но ло­ви­ли каж­дое сло­во вдох­но­вен­но­го учи­те­ля. Совре­мен­ни­ки пи­са­ли о нем, что его от­но­ше­ние к под­чи­нен­ным и со­слу­жив­цам все­гда от­ли­ча­лось пол­ной опре­де­лен­но­стью: непо­бе­ди­мой вер­но­стью сво­им убеж­де­ни­ям и оте­че­ской снис­хо­ди­тель­но­стью. Они пи­са­ли о нем: «Об­раз от­ца Про­ко­пия, его бле­стя­щий ог­нем пра­вед­но­сти взгляд, с ми­лой и все­про­ща­ю­щей улыб­кой на доб­ром от­кры­том рус­ском ли­це, на­все­гда за­пе­чат­лел­ся в ду­шах знав­ших его»^[4].
30 ав­гу­ста 1914 го­да ар­хи­манд­рит Про­ко­пий в ка­фед­раль­ном со­бо­ре Одес­сы был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Ели­са­вет­град­ско­го, ви­ка­рия Одес­ской и Хер­сон­ской епар­хии.
При на­ре­че­нии его во епи­ско­па Ели­са­вет­град­ско­го ар­хи­манд­рит Про­ко­пий ска­зал: «Слу­же­ние епи­скоп­ское по­ис­ти­не есть по­двиг и труд. Про­шло вре­мя спо­кой­ствия в на­шей цер­ков­но-об­ще­ствен­ной жиз­ни, ко­гда внеш­ние на­блю­да­те­ли по­ла­га­ли, что епи­скоп­ский сан несет с со­бою лишь ве­ли­чие по­ло­же­ния и все­об­щее по­чи­та­ние. Те­перь яс­но ста­ло всем, что в на­ше вре­мя по­все­мест­ной сек­тант­ской вак­ха­на­лии и хлы­стов­ско­го пси­хо­за, под­дер­жи­ва­е­мо­го мно­ги­ми об­ще­ствен­ны­ми кру­га­ми, вся­ко­му че­ло­ве­ку, име­ю­ще­му хоть ма­лую до­лю чув­ства пас­тыр­ско­го ду­ше­по­пе­че­ния и со­стра­да­ния к за­блуж­да­ю­щим­ся и по­ги­ба­ю­щим, епи­скоп­ское слу­же­ние несет мно­гие скор­би и непре­стан­ные тру­ды, на­ла­га­ет ве­ли­кий по­двиг, тре­бу­ет, чтобы доб­рый пас­тырь за­был о се­бе, о сво­ем по­кое и удоб­ствах и пре­иму­ще­ствах жиз­ни, от­дал бы все си­лы свои на слу­же­ние Бо­жи­ей Церк­ви, на за­щи­ту ее от на­па­де­ний вра­жи­их, обу­ре­ва­ю­щих вол­на­ми стра­стей че­ло­ве­че­ское об­ще­ство...
Но глав­ный труд свя­ти­тель­ский за­клю­ча­ет­ся как бы в усу­губ­ле­нии по­дви­га об­ще­хри­сти­ан­ско­го, по­дви­га очи­ще­ния сво­е­го серд­ца и жиз­ни доб­ро­де­тель­ной, тер­пе­ния, люб­ви и снис­хож­де­ния к немо­щам бра­тий и чад ду­хов­ных, несо­вер­шен­ных, но гря­ду­щих ко спа­се­нию; по­дви­га сми­ре­ния и непре­воз­но­ше­ния пред мень­ши­ми, несмот­ря на вы­со­кость са­на. Ведь ес­ли ар­хи­пас­тырь дол­жен на­учить па­со­мых доб­ро­де­те­ли по­ста и бла­го­дат­ной мо­лит­вы, он сам дол­жен непре­стан­но воз­но­сить свои сер­деч­ные воз­ды­ха­ния ко Гос­по­ду, пре­бы­вая в по­сте и воз­дер­жа­нии. Чтобы не до­пу­стить чад сво­их до пре­воз­но­ше­ния и гор­ды­ни, он сам дол­жен явить при­мер Хри­сто­вой кро­то­сти, тер­пе­ния и люб­ви, и толь­ко сво­им сми­ре­ни­ем по­сра­мит он гор­ды­ню че­ло­ве­че­скую. И по­то­му, хо­тя епи­скоп и не мо­жет быть со­вер­шен­но чужд вся­кой немо­щи, гре­ха и нечи­сто­ты, ибо "несть че­ло­век, иже жив бу­дет и не со­гре­шит", но во вся­ком слу­чае он дол­жен непре­стан­но тру­дить­ся и под­ви­зать­ся доб­рым по­дви­гом всей сво­ей жиз­ни ра­ди очи­ще­ния серд­ца, ис­ко­ре­не­ния стра­стей, из­гна­ния вся­кой нечи­сто­ты чрез непре­стан­ное са­мо­уко­ре­ние, мо­лит­ву, пост­ное воз­дер­жа­ние и труд. Но по­се­му-то свя­той апо­стол Па­вел и пи­шет апо­сто­лу Ти­мо­фею: "аще кто епи­скоп­ства хо­щет, добра де­ла же­ла­ет" (1Тим.3,1); ибо та­ко­вой же­ла­ет по­дви­га бла­го­че­стия, чи­сто­ты и свя­то­сти»^[5].
Епи­скоп Про­ко­пий был участ­ни­ком Все­рос­сий­ско­го По­мест­но­го Со­бо­ра 1917/18 го­дов, восcта­но­вив­ше­го пат­ри­ар­ше­ство в Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви. На Со­бо­ре епи­скоп Про­ко­пий сде­лал до­клад о свя­ти­те­ле Со­фро­нии Ир­кут­ском и под­пи­сал­ся под ак­том о при­чис­ле­нии его к ли­ку свя­тых. То­гда же, на Со­бо­ре, епи­скоп был на­зна­чен на­мест­ни­ком Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ры в Пет­ро­гра­де. Ука­зом от 26 ян­ва­ря 1918 го­да он был осво­бож­ден от на­сто­я­тель­ства и на­зна­чен епи­ско­пом Ни­ко­ла­ев­ским, ви­ка­ри­ем Одес­ской епар­хии. В 1921 го­ду он стал епи­ско­пом Одес­ским и Хер­сон­ским. С это­го вре­ме­ни на­ча­лась его ак­тив­ная де­я­тель­ность как пра­во­слав­но­го ар­хи­пас­ты­ря в усло­ви­ях го­не­ний на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь. Чи­сто­та и без­упреч­ность его нрав­ствен­ной жиз­ни, твер­дые убеж­де­ния свя­ти­те­ля, по­движ­ни­че­ская лич­ная жизнь – все это со­зда­ло ему ре­пу­та­цию ар­хи­пас­ты­ря вы­со­кой ду­хов­ной жиз­ни.
В 1922 го­ду боль­ше­ви­ки на­ча­ли оже­сто­чен­ную борь­бу с Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью, ис­поль­зуя для это­го об­нов­лен­че­ское дви­же­ние. 16 фев­ра­ля 1923 го­да епи­скоп Про­ко­пий был аре­сто­ван и за­клю­чен в Хер­сон­скую тюрь­му, а 26 ав­гу­ста был пе­ре­ве­ден в Одес­скую тюрь­му. Впо­след­ствии, из­ла­гая сле­до­ва­те­лю ис­то­рию сво­е­го аре­ста в Хер­соне, вла­ды­ка Про­ко­пий ска­зал: «В 1923 го­ду в свя­зи с по­яв­ле­ни­ем в Церк­ви об­нов­лен­че­ства, к ко­то­ро­му я по сво­им убеж­де­ни­ям не при­мкнул, я был при­вле­чен к су­ду за со­дей­ствие бе­лым; ме­ня об­ви­ня­ли в том, что я для бе­лых устра­и­вал мо­леб­ствия и сбор по­жерт­во­ва­ний. По­след­ние устра­и­ва­ли в церк­вях, но не по мо­е­му рас­по­ря­же­нию, а по рас­по­ря­же­нию управ­ля­ю­ще­го епар­хи­ей епи­ско­па – ви­ка­рия Алек­сея Ба­же­но­ва, ко­то­рый сей­час слу­жит об­нов­лен­че­ским мит­ро­по­ли­том в Ка­за­ни. Он к от­вет­ствен­но­сти при­вле­чен не был, по­то­му что был то­гда уже об­нов­лен­цем. Мест­ные пра­ви­тель­ствен­ные ор­га­ны к но­вым те­че­ни­ям- ори­ен­та­ци­ям цер­ков­но­го ха­рак­те­ра от­но­си­лись луч­ше, неже­ли к Церк­ви. Им боль­ше да­ва­лось при­ви­ле­гий в от­да­че хра­мов: груп­па ве­ру­ю­щих неболь­шая, а им да­ва­ли храм, а в нем от­ка­зы­ва­ли на­шей груп­пе. Им лег­че раз­ре­ша­ли со­зыв со­бра­ний... При­мер сле­ду­ю­щий от­но­си­тель­но Алек­сея Ба­же­но­ва: его к от­вет­ствен­но­сти не при­вле­ка­ли, а дру­гих, оди­на­ко­во ви­нов­ных, при­влек­ли».
По­пуляр­ность епи­ско­па Про­ко­пия бы­ла столь ве­ли­ка, что пра­во­слав­ное на­се­ле­ние го­ро­да Хер­со­на вы­бра­ло боль­шую груп­пу упол­но­мо­чен­ных, чтобы хло­по­тать об осво­бож­де­нии свя­ти­те­ля. Ими бы­ло по­да­но про­ше­ние Пат­ри­ар­ху Ти­хо­ну с прось­бой хо­да­тай­ство­вать об осво­бож­де­нии епи­ско­па Про­ко­пия. Они пи­са­ли: «Осме­ли­ва­ем­ся хо­да­тай­ство­вать пе­ред Ва­шим Свя­тей­ше­ством о на­прав­ле­нии по адре­су при­ла­га­е­мо­го об­ра­ще­ния на­ше­го к со­вет­ской вла­сти об осво­бож­де­нии на­ше­го до­ро­го­го ар­хи­пас­ты­ря епи­ско­па Про­ко­пия (Ти­то­ва) и об ока­за­нии воз­мож­но­го со­дей­ствия с Ва­шей сто­ро­ны к наи­ско­рей­ше­му воз­вра­ще­нию епи­ско­па Про­ко­пия к его лю­бя­щей пастве». 25 ок­тяб­ря 1924 го­да хо­да­тай­ство Пат­ри­ар­ха бы­ло по­да­но в ОГПУ.
Епи­скоп Про­ко­пий был при­го­во­рен к рас­стре­лу, ко­то­рый за­ме­ни­ли вы­сыл­кой за пре­де­лы Укра­и­ны. 12 ян­ва­ря 1925 го­да он был осво­бож­ден и вы­ехал в Моск­ву. В это вре­мя Пат­ри­арх Ти­хон пред­при­ни­мал хло­по­ты, ка­са­ю­щи­е­ся ле­га­ли­за­ции Си­но­да Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, в со­став ко­то­ро­го был вклю­чен и епи­скоп Про­ко­пий. 7 ап­ре­ля Пат­ри­арх Ти­хон скон­чал­ся. Епи­скоп Про­ко­пий участ­во­вал в по­гре­бе­нии Свя­тей­ше­го и в из­бра­нии мит­ро­по­ли­та Пет­ра (По­лян­ско­го) на пост Ме­сто­блю­сти­те­ля в со­от­вет­ствии с за­ве­ща­тель­ны­ми рас­по­ря­же­ни­я­ми по­чив­ше­го Пат­ри­ар­ха.
Вме­сте с неко­то­ры­ми дру­ги­ми ар­хи­ере­я­ми епи­скоп Про­ко­пий при­ни­мал ак­тив­ное уча­стие в по­мо­щи Ме­сто­блю­сти­те­лю в де­лах по управ­ле­нию Рус­ской Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью. В июне 1925 го­да епи­скоп Про­ко­пий был воз­ве­ден в сан ар­хи­епи­ско­па Одес­ско­го и Хер­сон­ско­го.
Осе­нью 1925 го­да вла­сти про­ве­ли ак­цию по уни­что­же­нию ка­но­ни­че­ско­го воз­гла­вия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, в ре­зуль­та­те ко­то­рой бы­ли аре­сто­ва­ны де­сят­ки вы­да­ю­щих­ся ар­хи­ере­ев во гла­ве с Пат­ри­ар­шим Ме­сто­блю­сти­те­лем мит­ро­по­ли­том Пет­ром. Сре­ди дру­гих 19 но­яб­ря 1925 го­да был аре­сто­ван и ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий^[6].
Сле­до­ва­тель во вре­мя до­про­са спро­сил, на­ве­щал ли ар­хи­епи­скоп быв­ше­го обер-про­ку­ро­ра Си­но­да Саб­ле­ра и ка­кие цер­ков­ные во­про­сы они об­суж­да­ли. Ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий от­ве­тил: «За вре­мя мо­е­го пре­бы­ва­ния в Москве я был у Вла­ди­ми­ра Кар­ло­ви­ча Саб­ле­ра, на­сколь­ко пом­нит­ся, три ра­за. По­шел я его на­ве­стить в пер­вый раз при­бли­зи­тель­но в мар­те 1925 го­да, при­чем ни­ка­кой осо­бой при­чи­ны к это­му по­се­ще­нию не бы­ло, кро­ме же­ла­ния несколь­ко уте­шить стар­ца. Вто­рой раз я был у него вес­ной или в на­ча­ле ле­та 1925 го­да. Ни­ко­го у него не встре­тил. Бе­се­да шла во­круг недав­них цер­ков­ных со­бы­тий – по­гре­бе­ния Пат­ри­ар­ха и его по­след­не­го по­сла­ния (или, как его на­зы­ва­ли в га­зе­тах, за­ве­ща­ния). Го­во­ри­ли о за­ве­ща­нии Пат­ри­ар­ха. Суж­де­ние на­ше по это­му по­во­ду бы­ло та­ко­во: тон по­сла­ния и из­ло­же­ние ме­ста­ми неудач­ны. Са­мый стиль не пат­ри­ар­ший, и не вы­дер­жан­ный, и недо­ста­точ­но со­лид­ный. Что же ка­са­ет­ся неко­то­рых мо­мен­тов прак­ти­че­ско­го ха­рак­те­ра, как на­при­мер су­да над за­гра­нич­ны­ми цер­ков­ни­ка­ми, то то­гда по это­му во­про­су раз­го­во­ра не бы­ло. Ве­ро­ят­нее все­го, в этот же раз за­шел раз­го­вор о за­гра­нич­ни­ках во­об­ще, при­чем Саб­лер с пря­мым осуж­де­ни­ем от­но­сил­ся к Кар­ло­вац­ко­му со­бо­ру и к эми­гра­ции, а так­же к за­тее Ки­рил­ла^[7], на­звав его да­же "мер­зо­па­кост­ным". В ка­ком от­но­ше­нии и в чем его "мер­зо­па­кост­ность", я не рас­спра­ши­вал, а он сам не го­во­рил.
Во вре­мя мо­е­го по­след­не­го ви­зи­та к Саб­ле­ру, быв­ше­му в ок­тяб­ре ме­ся­це, при­бли­зи­тель­но в по­ло­вине это­го ме­ся­ца, го­во­рил я с ним по по­во­ду те­ку­ще­го цер­ков­но­го по­ло­же­ния; го­во­ри­ли о вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях Церк­ви с го­су­дар­ством, об об­нов­лен­цах, о непри­лич­ном по­ве­де­нии епи­ско­па Бо­ри­са (Ру­ки­на. – И. Д.) в от­но­ше­нии мит­ро­по­ли­та Пет­ра, о его ин­три­гах^[8], на­ко­нец, о мит­ро­по­ли­те Ми­ха­и­ле (Ер­ма­ко­ве. – И. Д.), ко­то­рый к это­му вре­ме­ни на­чал под­пи­сы­вать­ся "Ки­ев­ским мит­ро­по­ли­том" и но­сить две па­на­гии, о воз­мож­но­стях ле­га­ли­за­ции. К за­те­ям мит­ро­по­ли­та Ми­ха­и­ла Саб­лер от­нес­ся от­ри­ца­тель­но. Что же ка­са­ет­ся во­про­са о ле­га­ли­за­ции Церк­ви, то го­во­ри­ли о невоз­мож­но­сти цер­ков­но­го су­да над эми­грант­ским ду­хо­вен­ством как о глав­ном пре­пят­ствии к ле­га­ли­за­ции^[9]. Нам пред­став­ля­лось, что этот суд невоз­мо­жен, во-пер­вых, в си­лу ма­лой ав­то­ри­тет­но­сти Пат­ри­ар­ше­го Ме­сто­блю­сти­те­ля мит­ро­по­ли­та Пет­ра и, во-вто­рых, в си­лу невоз­мож­но­сти по ка­но­ни­че­ским пра­ви­лам за­оч­но­го су­да. При про­ща­нии Саб­лер про­сил ме­ня пе­ре­дать мит­ро­по­ли­ту Пет­ру по­клон и ска­зать, что он, Саб­лер, за него, Пет­ра, мо­лит­ся, со­ве­ту­ет ему на­де­ять­ся и быть тер­пе­ли­вым в этом во­про­се, ожи­дая, что власть со вре­ме­нем са­ма уве­рит­ся в ло­яль­но­сти Церк­ви и ле­га­ли­зу­ет ее. Этот по­клон Саб­ле­ра и его сло­ва я пе­ре­дал мит­ро­по­ли­ту Пет­ру при по­след­нем его по­се­ще­нии, быв­шем в на­ча­ле но­яб­ря 1925 го­да».
26 мая 1926 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ при­го­во­ри­ло ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия к трем го­дам за­клю­че­ния; он был от­прав­лен вме­сте с аре­сто­ван­ным по то­му же де­лу епи­ско­пом Ам­вро­си­ем (По­лян­ским) в Со­ло­вец­кий конц­ла­герь. В де­каб­ре 1928 го­да вла­сти без предъ­яв­ле­ния но­во­го об­ви­не­ния при­го­во­ри­ли его и епи­ско­па Ам­вро­сия к трем го­дам ссыл­ки на Урал, они бы­ли со­сла­ны сна­ча­ла в Тю­мен­ский округ, а за­тем в То­боль­ский.
«Ко­гда мы еха­ли из Со­лов­ков в ссыл­ку, нас от Ле­нин­гра­да со­про­вож­да­ла Ека­те­ри­на Вла­ди­ми­ров­на Ска­дов­ская, ко­то­рая при­е­ха­ла из Хер­со­на по­слу­жить нам. До­ро­гой мы шли эта­пом, а она еха­ла сво­бод­но. На оста­нов­ках – в до­ме за­клю­че­ния – при­но­си­ла нам пе­ре­да­чи. И так от Ле­нин­гра­да с на­ми до­е­ха­ла до го­ро­да То­боль­ска.
В го­ро­де То­боль­ске нас всех тро­их – ме­ня (ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия. – И. Д.), епи­ско­па Ам­вро­сия По­лян­ско­го и свя­щен­ни­ка Иоан­на Ска­дов­ско­го – аре­сто­ва­ли и предъ­яви­ли об­ви­не­ние в ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции, и глав­ным об­ра­зом в том, что мы буд­то бы ру­га­ли мест­ное ду­хо­вен­ство, что оно без­дей­ству­ет. Тут же при аре­сте во вре­мя обыс­ка бы­ла най­де­на цер­ков­ная ли­те­ра­ту­ра – ру­ко­пис­ная и на­пе­ча­тан­ная на ма­шин­ках, ко­то­рая ха­рак­те­ри­зо­ва­ла об­щее со­сто­я­ние цер­ков­ной жиз­ни по от­дель­ным те­че­ни­ям, где, ко­неч­но, ка­са­лась и су­ще­ству­ю­ще­го по­ли­ти­че­ско­го строя в во­про­се об от­но­ше­ни­ях Церк­ви и го­су­дар­ства.
Нас про­дер­жа­ли в изо­ля­то­ре в го­ро­де То­боль­ске пол­то­ра ме­ся­ца, по­сле че­го за пре­кра­ще­ни­ем де­ла мы бы­ли осво­бож­де­ны. Нас на­пра­ви­ли в се­ло Об­дорск, Ска­дов­ская по­еха­ла об­рат­но в Хер­сон. В Об­дор­ске мы про­жи­ли ме­сяц. Ме­ня на­зна­чи­ли в се­ло Му­жи, а По­лян­ско­го в се­ло Шу­рыш­ка­ры.
В Му­жах я про­жил пять-шесть дней, а от­ту­да был на­прав­лен в Ки­е­ват, где про­жил с 1929 го­да по июль 1931 го­да. В Му­жах мы сна­ча­ла оста­но­ви­лись у Дьяч­ко­ва, на вто­рой же день пе­ре­шли на квар­ти­ру, ка­жет­ся, к Ко­не­вой. Там я по­зна­ко­мил­ся с Хри­сти­ни­ей Те­рен­тье­вой, чле­ном цер­ков­но­го со­ве­та. Я у нее бы­вал в до­ме, ко­гда толь­ко при­е­хал в Му­жи и ко­гда при­ез­жал в Му­жи из Ки­е­ва­та по сво­им лич­ным де­лам. С ней объ­яс­нять­ся очень труд­но, так как по-рус­ски она го­во­рит неваж­но. Бы­ла один раз и она у ме­ня, за­хо­ди­ла ко мне в квар­ти­ру, так как я до­го­во­рил­ся, чтобы она по­лу­ча­ла с по­чты всю мою кор­ре­спон­ден­цию и пе­реот­прав­ля­ла мне. Она этим ока­зы­ва­ла мне боль­шую услу­гу.
Ко мне в Ки­е­ват при­ез­жа­ла Ека­те­ри­на Вла­ди­ми­ров­на Ска­дов­ская из го­ро­да Хер­со­на в ок­тяб­ре 1929 го­да. Она мне то­гда при­вез­ла про­дук­тов, цер­ков­ное об­ла­че­ние и цер­ков­ную утварь, в том чис­ле и ан­ти­минс. Ан­ти­минс она взя­ла для ме­ня в мо­ей епар­хии, и мне от­ка­зать по су­ще­ству ни­кто не мо­жет, так как я ни­кем не устра­нен от управ­ле­ния епар­хи­ей и не ли­шен са­на ар­хи­епи­ско­па Хер­сон­ской епар­хии. Ко­гда я был с ней в То­боль­ске, я у нее про­сил при­вез­ти (или с кем дру­гим по­слать) цер­ков­ную утварь и ан­ти­минс, ко­то­рый мне в ссыл­ке необ­хо­дим. Она мне при­вез­ла ан­ти­минс и цер­ков­ную утварь, а так­же и епи­ско­пу Ам­вро­сию По­лян­ско­му, а так­же и об­ла­че­ние, ко­то­рое оста­ви­ла у ме­ня, а я пе­ре­дал По­лян­ско­му. Ра­нее по цер­ков­но­му за­ко­но­по­ло­же­нию ан­ти­мин­сы на ру­ки ни­ко­му не да­ва­лись, но в свя­зи с вой­ной и по­след­ни­ми со­бы­ти­я­ми мы раз­ре­ши­ли ду­хо­вен­ству иметь ан­ти­мин­сы на ру­ках».
30 июля 1931 го­да вла­сти в ссыл­ке аре­сто­ва­ли ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия. Ста­ли вы­зы­вать на до­про­сы в ОГПУ жи­те­лей, чтобы со­брать про­тив него об­ви­ни­тель­ный ма­те­ри­ал. Был вы­зван хо­зя­ин квар­ти­ры, где жил вла­ды­ка, Дмит­рий Ильин. Он по­ка­зал: «В его раз­го­во­ре (ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия. – И. Д.) про­скаль­зы­ва­ло недо­воль­ство со­вет­ской вла­стью, что его вы­сла­ли из сво­ей мест­но­сти и не да­ют воз­мож­но­сти слу­жить Церк­ви. Из от­дель­ных кон­крет­ных раз­го­во­ров с ним пом­ню сле­ду­ю­щее. Он мне рас­ска­зы­вал о при­чи­нах сво­ей вы­сыл­ки так: "Со­вет­ская власть сво­им де­кре­том от­де­ли­ла Цер­ковь от го­су­дар­ства, а са­ма в цер­ков­ную жизнь все вре­мя вме­ши­ва­лась и вме­ши­ва­ет­ся. Возь­ми­те за­кры­тие церк­вей, это про­ис­хо­дит под дав­ле­ни­ем вла­сти... При­тес­ня­ют слу­жи­те­лей... на­ло­га­ми, об­ви­ня­ют в раз­ных пре­ступ­ле­ни­ях... А раз Цер­ковь от­де­ле­на, им до цер­ков­ной жиз­ни не долж­но быть де­ла, не долж­ны на­жи­мать на ве­ру­ю­щих, чтобы за­кры­ва­ли церк­ви; что де­ла­ет­ся внут­ри Церк­ви, их так­же ин­те­ре­со­вать не долж­но, а то они по-раз­но­му от­но­сят­ся к на­шим от­дель­ным цер­ков­ным ори­ен­та­ци­ям. На­при­мер, ко­гда Цер­ковь раз­де­ли­лась на об­нов­лен­цев и ста­ро­цер­ков­ни­ков, пра­ви­тель­ство вся­че­ски спо­соб­ство­ва­ло укреп­ле­нию об­нов­лен­цев, а нас, ста­ро­цер­ков­ни­ков, вся­че­ски за­жи­ма­ли".
В про­шлом го­ду, ко­гда из Хэ увез­ли мит­ро­по­ли­та Пет­ра Кру­тиц­ко­го и я ему об этом со­об­щил, что, вот, увез­ли мит­ро­по­ли­та, ви­ди­мо, осво­бо­дил­ся, он на это ска­зал: "Ка­кая раз­ни­ца, что его увез­ли из од­ной мест­но­сти, все рав­но по­шлют в ссыл­ку в дру­гое ме­сто. Вот я от­был срок в Со­лов­ках, а по­сле это­го, вот ви­ди­те, по­сла­ли в ссыл­ку. От­бу­ду здесь срок ссыл­ки, все рав­но по­шлют в дру­гое ме­сто. В дан­ное вре­мя нам, ду­хо­вен­ству, по­пав­ше­му и по­па­да­ю­ще­му в ссыл­ку, ссыл­ку ни­ко­гда не от­быть, нам власть не толь­ко не раз­ре­шит слу­жить в церк­вях, но и быть на ро­дине".
В 1930 го­ду в се­ле Му­жи ста­ли за­кры­вать цер­ковь. Я ему в бе­се­де со­об­щил об этом, и он мне ска­зал: "Это для вас но­во, а для ме­ня ста­ро, так как в Рос­сии и цен­тре за­кры­тие церк­вей идет уже дав­но.
Как-то, пом­ню, я тол­ко­вал с ар­хи­епи­ско­пом Про­ко­пи­ем о ве­ре и о иде­ях ком­му­ни­сти­че­ской пар­тии. Он мне на это ска­зал: «Для нас не но­во то, что сей­час то, что сей­час, так как что сей­час де­ла­ет­ся все идет, как на­пи­са­но в Свя­щен­ном Пи­са­нии, где го­во­рит­ся, что бу­дет го­не­ние на ре­ли­гию, мы ви­дим это во­очию – и тер­пим это го­не­ние, хо­тя и неспра­вед­ли­вое; ведь мы то­же за брат­ство… Возь­ми­те сей­час ком­му­ны, кол­хо­зы. По­че­му они бы­ва­ют неудач­ные? Да по­то­му, что ту­да по­па­да­ют ло­ды­ри, ту­не­яд­цы и вся­кий сброд. А возь­ми­те мо­на­сты­ри, в них мно­го об­ще­го с ком­му­на­ми… Мож­но стро­ить кол­хо­зы, но не при­тес­нять ре­ли­гию, а в ре­зуль­та­те та­ко­го враж­деб­но­го от­но­ше­ния к ре­ли­гии и рож­да­ют­ся их кол­хо­зы-ком­му­ны. Ес­ли бы ве­ру оста­ви­ли в по­кое и власть не об­ра­ща­ла бы вни­ма­ния на нее, бы­ло бы луч­ше. Ко­гда на­род стал бы куль­тур­нее, гра­мот­нее, он сам бы опре­де­лил, нуж­на ему ве­ра или нет; и сам бы по се­бе куль­тур­ный на­род у ре­ли­гии стал бы от­но­сит­ся по-ино­му, и но­вым на­чи­на­ни­ям она ни­сколь­ко не по­ме­ша­ла».
В 1929 го­ду в Рож­де­ство он со­вер­шил в сво­ей квар­ти­ре бо­го­слу­же­ние, об­ла­чил­ся во все об­ла­че­ния и пел так, что во всем до­ме бы­ло слыш­но. По­сто­рон­них у него не бы­ло, кро­ме од­ной жен­щи­ны, ко­то­рая к нему при­ез­жа­ла из Хер­со­на – же­на свя­щен­ни­ка, она ему при­вез­ла об­ла­че­ние и про­дук­ты...
Из мест­но­го на­се­ле­ния де­рев­ни Ки­е­ват у него мас­са зна­ко­мых, к ко­то­рым он при­гла­ша­ет­ся на име­ни­ны и в слу­чае ока­за­ния ме­ди­цин­ской по­мо­щи, так как у него мас­са раз­ных ле­карств. Что он там го­во­рил, я не знаю. Но он со всем мест­ным на­се­ле­ни­ем сжил­ся, так что не раз го­во­рил мне, что ему здесь хо­ро­шо и он чув­ству­ет се­бя как до­ма. Ко­гда при­хо­дят по­сыл­ки, а они к нему по­сту­па­ют ча­сто, он все­гда да­ет де­тям по­дар­ки. В част­но­сти, ман­ной и дру­гой кру­пы он да­вал мне и дру­гим, так как зи­мой кру­пы в ма­га­зине не бы­ло».
Сле­до­ва­те­ли вы­зва­ли для до­про­са за­клю­чен­ных тюрь­мы; один из них по­ка­зал: «За вре­мя на­хож­де­ния в ка­ме­ре вме­сте с аре­сто­ван­ным Про­ко­пи­ем Ти­то­вым и Ам­вро­си­ем По­лян­ским 15 ав­гу­ста се­го го­да они сре­ди аре­сто­ван­ных не стес­ня­ясь ве­ли ан­ти­со­вет­ские раз­го­во­ры, вы­ра­жа­ю­щи­е­ся в том, что Ти­тов го­во­рил: все за­ко­ны, из­дан­ные ВЦИКом, ком­му­ни­сты не счи­та­ют се­бя обя­зан­ны­ми вы­пол­нять; ес­ли бу­дешь от них тре­бо­вать что по за­ко­ну, то они те­бя аре­сту­ют, осо­бен­но боль­шую роль здесь иг­ра­ет ОГПУ. Он уве­рял аре­сто­ван­ных в чис­ле де­ся­ти че­ло­век, что со­вет­ские за­ко­ны – это про­сто бу­маж­ки, в этом ему ни­кто из аре­сто­ван­ных не воз­ра­жал. Ти­тов го­во­рил, что… та­кой вла­сти, как в СССР, не зна­ет ис­то­рия… пе­ре­пол­не­ны тюрь­мы, Со­лов­ки… чест­ным, тру­до­лю­би­вым на­ро­дом…»
За­клю­чен­ный Ва­си­лий Лож­кин, из рас­ку­ла­чен­ных, на до­про­се ска­зал: «Епи­ско­пов Про­ко­пия Ти­то­ва и Ам­вро­сия По­лян­ско­го, ко­то­рые на­хо­дят­ся в од­ной с на­ми ка­ме­ре, я знаю, но ни­ка­ких раз­го­во­ров от них я не слы­шал, так как на­хо­жусь все вре­мя на внеш­них ра­бо­тах. Го­во­рят они ино­гда что-то, но ти­хонь­ко меж­ду со­бой, так что труд­но по­нять их раз­го­вор. По утрам и ве­че­рам они мо­лят­ся Бо­гу. Ино­гда чи­та­ют кни­ги. Боль­ше ни­че­го не слы­шал, не знаю».
От­ве­чая на во­про­сы сле­до­ва­те­ля, ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий ска­зал, что «про­во­ди­мая по­ли­ти­ка со сто­ро­ны су­ще­ству­ю­ще­го строя по от­но­ше­нию к ре­ли­гии стес­ня­ет цер­ков­но-ре­ли­ги­оз­ную де­я­тель­ность, в чрез­вы­чай­но тя­же­лые усло­вия ста­вит ду­хо­вен­ство… я не пом­ню, чтобы ко­му-ли­бо го­во­рил, что ду­хо­вен­ству да­ют срок ссыл­ки неопре­де­лен­ный, этим же­лая под­черк­нуть, что к нам, ду­хо­вен­ству, вла­сти от­но­сят­ся по-ино­му, неже­ли к дру­гим. Я лич­но мог го­во­рить толь­ко про се­бя, так как по об­ще­му сло­жив­ше­му­ся по­ряд­ку мне по­сле Со­лов­ков да­ли ссыл­ку, а по­сле ссыл­ки по­ла­га­ет­ся ми­нус. С кем на эту те­му го­во­рил, не пом­ню, но воз­мож­но, что и с хо­зя­и­ном квар­ти­ры.
С хо­зя­и­ном квар­ти­ры Ильи­ным у ме­ня был как-то в шу­точ­ной фор­ме раз­го­вор, в ко­то­ром я ука­зы­вал, "что вы хва­ли­тесь, что ком­му­ну на­шли, она бы­ла и рань­ше – об­ще­жи­тель­ные мо­на­сты­ри с внеш­ней сто­ро­ны во мно­гом сход­ны с совре­мен­ны­ми ком­му­на­ми". Се­рьез­но­го раз­го­во­ра у ме­ня с ним по во­про­су кол­лек­ти­ви­за­ции не бы­ло, и сво­их мне­ний, пред­по­ло­же­ний, как совре­мен­ную ком­му­ну сде­лать ре­ли­ги­оз­ной, я не вы­ска­зы­вал.
Бо­лез­нен­ность пе­ре­жи­ва­ний но­вых усло­вий цер­ков­ной жиз­ни от­ча­сти за­ви­сит, несо­мнен­но, от то­го, что пе­ре­стра­и­ва­ет­ся вся жизнь, ме­ня­ют­ся все усло­вия, к ко­то­рым еще не при­ме­не­ны фор­мы ре­ли­ги­оз­ной жиз­ни».
29 сен­тяб­ря след­ствие бы­ло за­кон­че­но, и сле­до­ва­тель дал про­честь ар­хи­епи­ско­пу об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние, в ко­то­ром, в част­но­сти, го­во­ри­лось: «В Ямаль­ский Окруж­ной от­дел ОГПУ по­сту­пи­ли све­де­ния, что адми­ни­стра­тив­но-ссыль­ные епи­ско­пы По­лян­ский и Ти­тов, на­хо­дясь в ссыл­ке в се­ле Му­жи в 1929 го­ду, устра­и­ва­ли с мест­ным зы­рян­ским и ту­зем­ным остяк­ским на­се­ле­ни­ем ши­ро­кие свя­зи, сна­ча­ла на поч­ве ве­де­ния бе­сед на ре­ли­ги­оз­ные те­мы, при­да­вая им ан­ти­со­вет­ский уклон, од­новре­мен­но со­вер­ша­ли неза­кон­но в до­мах бо­го­слу­же­ния, а так­же про­во­ди­ли яв­но ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию.
Впо­след­ствии упол­но­мо­чен­ным ОГПУ бы­ли пе­ре­ве­де­ны По­лян­ский в Шу­рыш­ка­ры, а Ти­тов в Ки­е­ват, где про­дол­жа­ли ту же са­мую де­я­тель­ность, ока­зы­вая вред­ное вли­я­ние на окру­жа­ю­щие их тем­ные мас­сы, в ре­зуль­та­те че­го ли­ца, на­хо­дя­щи­е­ся с ни­ми в наи­бо­лее тес­ных свя­зях, ста­ли ак­тив­но вы­сту­пать про­тив про­во­ди­мых ме­ро­при­я­тий со­вет­ской вла­сти, как на­при­мер про­тив за­кры­тия церк­ви, про­тив кол­лек­ти­ви­за­ции, рас­про­стра­не­ния зай­мов».
Про­чи­тав об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние, вла­ды­ка на­пи­сал: «В по­ряд­ке до­пол­не­ния след­ствия, со сво­ей сто­ро­ны счи­таю необ­хо­ди­мым за­явить сле­ду­ю­щее. Мне предъ­яв­ле­но об­ви­не­ние в "си­сте­ма­ти­че­ской ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции", ко­то­рую буд­то бы я про­во­дил во вре­мя от­бы­ва­ния ссыл­ки в Об­дор­ском рай­оне. Два го­да ссыл­ки я про­жил без­вы­езд­но в де­ревне Но­вый Ки­е­ват (все­го пять до­мов) на од­ной квар­ти­ре у мест­но­го ак­ти­ви­ста и со­вет­ско­го де­я­те­ля, чле­на Му­жев­ско­го сель­со­ве­та, быв­ше­го ком­му­ни­ста Д.Н. Ильи­на, на­блю­де­нию ко­то­ро­го я и был по­ру­чен. От­дель­ной ком­на­ты я не имел, а по­ме­щал­ся за шир­мой в ком­на­те хо­зя­ев; ни­ку­да, ни в ка­кие дру­гие до­ма без нуж­ды ка­кой-ни­будь мел­кой не хо­дил. Ес­ли бы я си­сте­ма­ти­че­ски аги­ти­ро­вал, то хо­зя­е­вам мо­им бы­ло бы из­вест­но, вви­ду усло­вий по­ме­ще­ния в та­ком ма­лень­ком по­сел­ке. Еже­год­но зи­мой через Ки­е­ват про­ез­жа­ли раз до пя­ти в зи­му упол­но­мо­чен­ный ГПУ и его по­мощ­ник. У ме­ня про­из­ве­ден был в первую зи­му мо­ей ссыл­ки обыск, в дру­гую зи­му лишь осмотр по­ме­ще­ния. Каж­дый раз аген­ты ГПУ рас­спра­ши­ва­ли о мо­ей жиз­ни и по­ве­де­нии мо­их хо­зя­ев, и ес­ли бы я си­сте­ма­ти­че­ски аги­ти­ро­вал во вре­мя сво­ей ссыл­ки, то я был бы аре­сто­ван и при­вле­чен к от­вет­ствен­но­сти мно­го рань­ше июля се­го 31 го­да. От­дель­ные же фра­зы слу­чай­ных и шут­ли­вых раз­го­во­ров с хо­зя­е­ва­ми ед­ва ли мож­но счи­тать аги­та­ци­ей. Га­зет я не имел и не чи­тал. Свои воз­зре­ния по за­тро­ну­тым при до­про­се во­про­сам я вы­ска­зы­вал упол­но­мо­чен­но­му Ло­пат­ки­ну. Об этих бе­се­дах с ним я, ко­неч­но, рас­ска­зы­вал вме­сте со мной аре­сто­ван­но­му и со­дер­жи­мо­му Ам­вро­сию По­лян­ско­му. Но это то­же не мо­жет быть при­зна­но аги­та­ци­ей».
14 де­каб­ря 1931 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ при­го­во­ри­ло ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия к трем го­дам ссыл­ки в Ка­зах­стан. Осво­бо­див­шись в ап­ре­ле 1934 го­да, вла­ды­ка сра­зу же уехал к ма­те­ри в Томск, на­де­ясь здесь вы­ле­чить­ся от ма­ля­рии, ко­то­рой тя­же­ло за­бо­лел, на­хо­дясь в ссыл­ке. Но кли­мат Том­ска ма­ло по­мог вы­здо­ров­ле­нию. Меж­ду тем вла­ды­ке ча­сто пи­сал один из бли­жай­ших к нему хер­сон­ских свя­щен­ни­ков, отец Иоанн Ска­дов­ский, ко­то­рый от­бы­вал в то вре­мя ссыл­ку в го­ро­де Ка­мы­шине Ста­лин­град­ской об­ла­сти, и при­гла­шал ар­хи­епи­ско­па к се­бе.
По до­ро­ге в Ка­мы­шин ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий за­ехал сна­ча­ла в Моск­ву узнать о по­след­них цер­ков­ных со­бы­ти­ях. 16 сен­тяб­ря 1934 го­да ар­хи­епи­скоп при­е­хал в Ка­мы­шин и по­се­лил­ся у свя­щен­ни­ка Иоан­на Ска­дов­ско­го. Но со­всем крат­ким ста­ло его пре­бы­ва­ние на во­ле в этот раз. Через две неде­ли, 2 ок­тяб­ря, ар­хи­епи­скоп был аре­сто­ван по по­до­зре­нию в мо­нар­хи­че­ской и ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти. Арест вла­ды­ки Про­ко­пия был в ка­кой-то ме­ре слу­ча­ен. НКВД со­би­рал­ся аре­сто­вать жив­ше­го в ссыл­ке епи­ско­па Иоаса­фа (По­по­ва) и близ­ких ему лю­дей, в это вре­мя при­е­хал ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий – аре­сто­ва­ли и его. На до­про­се 4 ок­тяб­ря сле­до­ва­тель спро­сил вла­ды­ку:
– У ко­го вы бы­ли здесь, в Ка­мы­шине, кро­ме Ска­дов­ско­го?
– Из пе­ре­пис­ки со Ска­дов­ским я знал, что в Ка­мы­шине жи­вет ар­хи­ерей Иоасаф, и ко­гда при­е­хал в Ка­мы­шин, по­зна­ко­мил­ся с ним, был у него на квар­ти­ре, и он у ме­ня. Ко­гда я был у Иоаса­фа, то там, кро­ме ме­ня и Иоаса­фа, ни­ко­го не бы­ло. Рань­ше я Иоаса­фа не знал и о нем не слы­шал.
– Вы с ним од­ной ори­ен­та­ции?
– Здесь я вы­яс­нил, что мы с ним од­ной ори­ен­та­ции Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на.
В Рож­де­ствен­ский со­чель­ник, 6 ян­ва­ря 1935 го­да, со­сто­ял­ся по­след­ний до­прос.
– Из­ло­жи­те ва­ши по­ли­ти­че­ские взгля­ды, – ска­зал сле­до­ва­тель.
– Я счи­таю се­бя че­ло­ве­ком апо­ли­тич­ным, – от­ве­тил вла­ды­ка, – од­на­ко я яв­ля­юсь убеж­ден­ным по­сле­до­ва­те­лем Пра­во­слав­ной Церк­ви и, как пред­ста­ви­тель по­след­ней, есте­ствен­но, не мо­гу от­но­сить­ся без­раз­лич­но к то­му, ка­кая власть су­ще­ству­ет в стране, – пре­сле­ду­ю­щая Цер­ковь или, на­обо­рот, по­кро­ви­тель­ству­ю­щая Церк­ви. Со­вер­шен­но есте­ствен­но, что к по­ли­ти­че­ско­му ре­жи­му, ко­то­рый по­кро­ви­тель­ству­ет де­я­тель­но­сти Церк­ви, у ме­ня боль­ше сим­па­тий, чем к по­ли­ти­че­ско­му ре­жи­му, ко­то­рый пре­сле­ду­ет Цер­ковь или огра­ни­чи­ва­ет сво­бо­ду ее де­я­тель­но­сти. В этом от­но­ше­нии я раз­де­ляю сим­па­тии Ска­дов­ско­го к идее мо­нар­хи­че­ской вла­сти, воз­глав­ля­е­мой мо­нар­хом – по­ма­зан­ни­ком Бо­жьим... Дол­жен ого­во­рить­ся, что ска­зан­ное мною не озна­ча­ет, что я яв­ля­юсь сто­рон­ни­ком на­силь­ствен­но­го свер­же­ния со­вет­ской вла­сти и вос­ста­нов­ле­ния мо­нар­хии. До­би­вать­ся свер­же­ния со­вет­ской вла­сти и ве­сти в этом на­прав­ле­нии ка­кую-ли­бо по­ли­ти­че­скую ра­бо­ту я не счи­таю для се­бя воз­мож­ным, как для пред­ста­ви­те­ля Церк­ви, к то­му же я счи­таю, что идея неогра­ни­чен­ной мо­нар­хии в на­сто­я­щее вре­мя от­жи­ла свое вре­мя, и наи­бо­лее же­ла­тель­ным в су­ще­ству­ю­щих усло­ви­ях для ме­ня пред­став­ля­ет­ся строй, обес­пе­чи­ва­ю­щий пол­ное от­де­ле­ние Церк­ви от го­су­дар­ства и га­ран­ти­ру­ю­щий Церк­ви пол­ную сво­бо­ду и невме­ша­тель­ство го­су­дар­ства во внут­рен­нюю жизнь Церк­ви.
– Что вы мо­же­те ска­зать по су­ще­ству предъ­яв­ля­е­мо­го вам об­ви­не­ния?
– С мо­мен­та мо­е­го осво­бож­де­ния из ссыл­ки в ап­ре­ле 1934 го­да я ни­ка­ких де­я­ний про­тив вла­сти и ни­ка­кой аги­та­ции не про­во­дил. Ви­нов­ным се­бя ни в чем не счи­таю.
Через несколь­ко дней, 11 ян­ва­ря, след­ствие бы­ло за­кон­че­но. Ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий об­ви­нял­ся в том, что «бу­дучи контр­ре­во­лю­ци­он­но на­стро­ен­ным и имея мо­нар­хи­че­ские убеж­де­ния, при­мы­кал к ор­га­ни­зо­ван­ной По­по­вым контр­ре­во­лю­ци­он­ной груп­пи­ров­ке цер­ков­ни­ков в го­ро­де Ка­мы­шине, ку­да был спе­ци­аль­но вы­зван чле­ном груп­пи­ров­ки Ска­дов­ским».
Свя­щен­но­му­че­ник Иоанн ро­дил­ся 30 мая 1874 го­да в го­ро­де Хер­соне в се­мье потом­ствен­но­го дво­ря­ни­на Ге­ор­гия Льво­ви­ча Ска­дов­ско­го, пред­во­ди­те­ля дво­рян­ства в го­ро­де Хер­соне и круп­но­го земле­вла­дель­ца. Ге­ор­гий Льво­вич имел 14-15 ты­сяч де­ся­тин зем­ли, усадь­бу, скот, сель­ско­хо­зяй­ствен­ные ору­дия; часть зем­ли он от­да­вал в арен­ду, осталь­ную об­ра­ба­ты­ва­ли на­ем­ные ра­бо­чие, ко­то­рых в име­нии был по­сто­ян­ный штат. Дед Ива­на Ска­дов­ско­го, штаб-рот­мистр Лев Ска­дов­ский, в 1867 го­ду ос­но­вал непо­да­ле­ку от Хер­со­на на по­жерт­во­ван­ной им зем­ле Бла­го­ве­щен­ский об­ще­жи­тель­ный жен­ский мо­на­стырь. При оби­те­ли был ор­га­ни­зо­ван при­ют-шко­ла для де­ся­ти дво­рян­ских де­во­чек-си­рот из Хер­сон­ской гу­бер­нии. На­ча­тое Львом Ска­дов­ским стро­и­тель­ство мо­на­сты­ря бы­ло вполне за­вер­ше­но его сы­ном Ге­ор­ги­ем. По сви­де­тель­ству род­ствен­ни­ков, Ге­ор­гий Льво­вич Ска­дов­ский был убит на по­ро­ге сво­е­го до­ма в 1919 го­ду.
В 1890 го­ду Иван окон­чил ре­аль­ное учи­ли­ще, в 1896 – сель­ско­хо­зяй­ствен­ное. Два го­да по­сле окон­ча­ния уче­бы он жил в име­нии от­ца. В 1899 го­ду Иван Ге­ор­ги­е­вич по­сту­пил учить­ся на выс­шие кур­сы хи­мии, ви­но­де­лия и ви­но­гра­дар­ства в го­ро­де Ял­те, ко­то­рые окон­чил в 1902 го­ду. По­сле это­го жил до­ма на сред­ства от­ца. С 1906 по 1909 год был зем­ским на­чаль­ни­ком в Хер­сон­ском уез­де. В 1909 го­ду ушел в от­став­ку и за­нял­ся сель­ским хо­зяй­ством в сво­ей усадь­бе, при ко­то­рой бы­ло семь­сот пять­де­сят де­ся­тин зем­ли, сад в два­дцать де­ся­тин, со­рок ло­ша­дей, де­сять ко­ров, шесть во­лов и все­воз­мож­ные сель­ско­хо­зяй­ствен­ные ору­дия: дви­га­тель в де­сять ло­ша­ди­ных сил, жней­ки, ве­ял­ки, ко­сил­ки и то­му по­доб­ное. В усадь­бе был по­сто­ян­ный штат на­ем­ных ра­бо­чих в семь-во­семь че­ло­век, в пе­ри­од сель­ско­хо­зяй­ствен­ных ра­бот на­ни­ма­лось до се­ми­де­ся­ти че­ло­век.
При­бли­зи­тель­но в это вре­мя Иван Ге­ор­ги­е­вич по­зна­ко­мил­ся с вы­да­ю­щим­ся ар­хи­ере­ем Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви епи­ско­пом Хер­сон­ским Про­ко­пи­ем (Ти­то­вым) и в ре­зуль­та­те об­ще­ния с ним стал скло­нять­ся мыс­лию к при­ня­тию свя­щен­но­го са­на. Бы­ло к это­му и Бо­жие при­зва­ние.
Во вре­мя Пер­вой ми­ро­вой вой­ны Иван Ге­ор­ги­е­вич был мо­би­ли­зо­ван ря­до­вым в дей­ству­ю­щую ар­мию и на­прав­лен в 457-ю пе­шую Та­ври­че­скую дру­жи­ну. Дру­жи­на сто­я­ла в го­ро­де Хер­соне в ожи­да­нии от­прав­ки на фронт. Но вско­ре про­изо­шла Фев­раль­ская ре­во­лю­ция, и Иван Ге­ор­ги­е­вич был по воз­рас­ту осво­бож­ден от служ­бы и вер­нул­ся в свое име­ние.
При­шед­шая в ре­зуль­та­те ре­во­лю­ции со­вет­ская власть кон­фис­ко­ва­ла име­ние, оста­вив Ска­дов­ско­му и его се­мье дом и неко­то­рое ко­ли­че­ство сель­ско­хо­зяй­ствен­но­го ин­вен­та­ря, чтобы мож­но бы­ло за­ни­мать­ся хо­зяй­ством, но без ис­поль­зо­ва­ния на­ем­но­го тру­да. В 1918 го­ду, ре­шив при­нять сан свя­щен­ни­ка, Иван Ге­ор­ги­е­вич раз­дал все свое сель­ско­хо­зяй­ствен­ное иму­ще­ство кре­стья­нам. Епи­скоп Про­ко­пий был в это вре­мя в Пет­ро­гра­де, и Иван Ге­ор­ги­е­вич уехал в Одес­су, где мит­ро­по­лит Пла­тон (Рож­де­ствен­ский) ру­ко­по­ло­жил его в сан свя­щен­ни­ка. По ру­ко­по­ло­же­нии он по­лу­чил на­зна­че­ние в Бла­го­ве­щен­ский жен­ский мо­на­стырь, ос­но­ван­ный его де­дом, но от на­зна­че­ния от­ка­зал­ся и был при­ко­ман­ди­ро­ван к ар­хи­ерей­ской церк­ви го­ро­да Хер­со­на. С 1922 по 1925 год отец Иоанн слу­жил тре­тьим свя­щен­ни­ком го­род­ско­го со­бо­ра; в свя­зи с тем, что со­бор за­хва­ти­ли об­нов­лен­цы, он пе­ре­шел в храм при клад­би­ще и слу­жил здесь до 1926 го­да.
Оста­вив бо­гат­ство и вся­кое ма­те­ри­аль­ное бла­го­по­лу­чие, отец Иоанн сде­лал глав­ным слу­же­ни­ем сво­ей ду­ши Ис­ти­ну, вме­няя ни во что все зем­ные удоб­ства. В 1926 го­ду в клад­би­щен­ский храм был взят пев­чий из об­нов­лен­цев, при­чем без уста­нов­лен­но­го в то вре­мя для этих слу­ча­ев чи­на при­е­ма. Уви­дев та­кое яв­ное пре­не­бре­же­ние к цер­ков­ным пра­ви­лам, отец Иоанн ушел из хра­ма и по бла­го­сло­ве­нию ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия стал мо­лить­ся до­ма.
В кон­це 1929 го­да го­не­ния на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь уси­ли­лись, и отец Иоанн был аре­сто­ван. От­ве­чая на во­про­сы сле­до­ва­те­ля, свя­щен­ник ска­зал: «Я при­дер­жи­ва­юсь мо­нар­хи­че­ских убеж­де­ний и счи­таю наи­бо­лее нор­маль­ной фор­мой го­судар­ствен­но­го прав­ле­ния – мо­нар­хию во гла­ве с по­ма­зан­ни­ком Бо­жи­им, но не про­те­стую про­тив дру­гих форм прав­ле­ния и при­ни­маю их как во­лю Бо­жию. Со­вет­скую власть счи­таю вла­стью бо­го­бор­че­скую, вла­стью са­та­нин­скою, ко­то­рая по­сла­на лю­дям за их гре­хи. Вся­кие ме­ро­при­я­тия со­вет­ской вла­сти, име­ю­щие це­лью пе­ре­кро­ить жизнь на но­вых на­ча­лах, я не одоб­ряю и от­но­шусь к ним от­ри­ца­тель­но, по­сколь­ку они идут враз­рез с мо­ей хри­сти­ан­ской идео­ло­ги­ей. Так я от­но­шусь от­ри­ца­тель­но к кол­лек­ти­ви­за­ции, к пя­ти­днев­ке, лик­ви­да­ции ку­ла­че­ства как клас­са и то­му по­доб­но­му. Эти свои взгля­ды я вы­ска­зы­вал в част­ных бе­се­дах ве­ру­ю­щим… За пе­ри­од с 1928 по 1930 год мною бы­ло по­лу­че­но из раз­лич­ных ис­точ­ни­ков зна­чи­тель­ное ко­ли­че­ство ано­ним­ных по­сла­ний ре­ли­ги­оз­но-по­ли­ти­че­ско­го ха­рак­те­ра, в ко­то­рых трак­то­вал­ся во­прос об от­но­ше­нии к со­вет­ской вла­сти и ее ме­ро­при­я­ти­ям, ка­са­ю­щих­ся Церк­ви. В 1926 го­ду я ез­дил в Моск­ву с це­лью по­лу­чить сви­да­ние с ар­хи­епи­ско­пом Про­ко­пи­ем. В 1928 го­ду я ез­дил в Кемь для сви­да­ния с ар­хи­епи­ско­пом Про­ко­пи­ем, но неудач­но, так как сви­да­ния не по­лу­чил. Моя же­на Ека­те­ри­на Ска­дов­ская ез­ди­ла к ар­хи­епи­ско­пу Про­ко­пию в Об­дорск в 1928 го­ду и в 1930 го­ду, чтобы пе­ре­дать ему об­ла­че­ние и по­сыл­ки. На об­рат­ном пу­ти, где-то око­ло То­боль­ска она бы­ла аре­сто­ва­на, и я с ней с тех пор боль­ше не ви­дел­ся».
В 1931 го­ду отец Иоанн был при­го­во­рен к пя­ти го­дам за­клю­че­ния и от­прав­лен в Ви­шер­ские ла­ге­ря, где про­был до фев­ра­ля 1933 го­да, ко­гда вла­сти за­ме­ни­ли ему конц­ла­герь ссыл­кой с при­креп­ле­ни­ем к опре­де­лен­но­му ме­сту жи­тель­ства. Так он ока­зал­ся в го­ро­де Ка­мы­шине Ста­лин­град­ской об­ла­сти. 1 ок­тяб­ря 1934 го­да отец Иоанн сно­ва был аре­сто­ван. На до­про­сах он дер­жал­ся му­же­ствен­но и про­сто.
Сле­до­ва­тель спра­ши­вал:
– Чем вы за­ни­ма­лись пе­ред тем как вас аре­сто­ва­ли в го­ро­де Ка­мы­шине?
Свя­щен­ник от­ве­тил:
– Ни­чем опре­де­лен­ным я не за­ни­мал­ся, су­ще­ство­вал я на то, что со­би­рал ми­ло­сты­ню. Кро­ме то­го, мне из Хер­со­на при­сы­ла­ли по­сыл­ки.
– Чем объ­яс­нить, что вы, че­ло­век со спе­ци­аль­ным выс­шим об­ра­зо­ва­ни­ем, за­ня­лись сбо­ром ми­ло­сты­ни, а не по­пы­та­лись по­сту­пить на ра­бо­ту, со­от­вет­ству­ю­щую ва­шим зна­ни­ям?
– Во-пер­вых, я стар и бо­лен, и ра­бо­тать мне труд­но. Во-вто­рых, по­сту­пив на ка­кую-ли­бо от­вет­ствен­ную ра­бо­ту, я тем са­мым дол­жен был бы со­дей­ство­вать утвер­жде­нию со­ци­а­ли­сти­че­ско­го строя, ко­то­рый враж­де­бен Церк­ви и в ко­неч­ном сче­те пре­сле­ду­ет за­да­чу ее пол­но­го уни­что­же­ния.
– Что вы мо­же­те ска­зать по су­ще­ству предъ­яв­лен­но­го вам об­ви­не­ния?
– Мне предъ­яв­ле­но об­ви­не­ние в ве­де­нии контр­ре­во­лю­ци­он­ной про­па­ган­ды, воз­мож­но, что я что-ли­бо и го­во­рил несов­ме­сти­мое с ло­яль­ным от­но­ше­ни­ем к со­вет­ской вла­сти, од­на­ко де­лал я это необ­ду­ман­но и несе­рьез­но. Кон­крет­ных слу­ча­ев я сей­час при­пом­нить не мо­гу. Мои пред­став­ле­ния об иде­аль­ном со­ци­аль­но-по­ли­ти­че­ском строе не сов­па­да­ют с иде­я­ми, ле­жа­щи­ми в ос­но­ве со­вет­ской го­судар­ствен­но­сти. До­би­вать­ся, од­на­ко, осу­ществ­ле­ния сво­их иде­а­лов пу­тем по­ли­ти­че­ско­го пе­ре­во­ро­та я не счи­таю для се­бя воз­мож­ным. Тот об­ще­ствен­ный строй, ко­то­рый я счи­таю иде­аль­ным, воз­мо­жен толь­ко при вос­ста­нов­ле­нии в об­ще­стве пат­ри­ар­халь­ных от­но­ше­ний. Меж­ду тем, неза­ви­си­мо от ха­рак­те­ра тех по­ли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок, ко­то­рые мог­ли бы прий­ти к вла­сти в слу­чае по­ли­ти­че­ско­го пе­ре­во­ро­та, воз­рож­де­ния пат­ри­ар­халь­ных от­но­ше­ний не про­изо­шло бы, и уста­но­вив­ший­ся строй был бы мне оди­на­ко­во чужд.
– Что вы име­е­те в ви­ду под иде­аль­ным со­ци­аль­но-по­ли­ти­че­ским стро­ем?
– Я имею в ви­ду тео­кра­ти­че­ское го­су­дар­ство, то есть строй, при ко­то­ром во гла­ве об­ще­ства сто­ит поль­зу­ю­щий­ся неогра­ни­чен­ным ав­то­ри­те­том вождь, пред­став­ля­ю­щий на зем­ле во­лю Бо­га и со­сре­до­то­чи­ва­ю­щий в сво­их ру­ках ре­гу­ли­ро­ва­ние всех об­ще­ствен­ных функ­ций. Из ис­то­ри­че­ских при­ме­ров наи­бо­лее со­вер­шен­ным, на мой взгляд, яв­ля­ет­ся го­су­дар­ство древ­них ев­ре­ев, с его ца­ря­ми и про­ро­ка­ми.
– Как вы от­но­си­тесь к до­ре­во­лю­ци­он­ной Рос­сии?
– Я на­цио­на­лист и люб­лю Рос­сию. Я люб­лю Рос­сию в том ви­де, в ка­ком она су­ще­ство­ва­ла до ре­во­лю­ции, с ее мо­щью и ве­ли­чи­ем, с ее необъ­ят­но­стью, с ее за­во­е­ва­ни­я­ми. Про­ис­шед­шее по­сле ре­во­лю­ции дроб­ле­ние Рос­сии, и в част­но­сти вы­де­ле­ние Укра­и­ны, Бе­ло­рус­сии и так да­лее, я рас­смат­ри­ваю как яв­ле­ния по­ли­ти­че­ско­го упад­ка, тем бо­лее пе­чаль­но­го, что для это­го дроб­ле­ния нет ни­ка­ких ос­но­ва­ний. Укра­ин­цы и рус­ские все­гда со­став­ля­ли еди­ное це­лое. Укра­ин­цы и рус­ские один на­род, од­на на­ция, и вы­де­лять Укра­и­ну в ка­кой бы то ни бы­ло фор­ме из об­ще­го це­ло­го нет ни­ка­ких ос­но­ва­ний.
– Как сов­ме­стить ва­ше утвер­жде­ние, что вы убеж­ден­ный хри­сти­а­нин – про­тив­ник на­си­лия, с ва­шим за­яв­ле­ни­ем, что вы лю­би­те Рос­сию в ее ста­ром ви­де, с ее за­во­е­ва­ни­я­ми, то есть пло­да­ми на­си­лия, со­вер­шен­но­го над це­лы­ми на­ро­да­ми?
– Это, ко­неч­но, не ло­гич­но, но я че­ло­век, и мне не чуж­ды че­ло­ве­че­ские сла­бо­сти. Кро­ме то­го, не все тер­ри­то­ри­аль­ные при­об­ре­те­ния Рос­сии долж­ны рас­смат­ри­вать­ся как фак­ты на­си­лия. К та­ко­му, на­при­мер, ак­ту, как уча­стие в раз­де­ле Поль­ши, опре­де­ле­ние на­си­лия при­ме­не­но быть не мо­жет. Поль­ша в ХVIII ве­ке пред­став­ля­ла угро­зу меж­ду­на­род­но­му спо­кой­ствию, и дей­ствия про­тив нее Рос­сии, Ав­стрии и Прус­сии яв­ля­лись ак­та­ми са­мо­обо­ро­ны, обес­пе­чи­ва­ю­щи­ми об­ще­ствен­ный по­ря­док в Во­сточ­ной Ев­ро­пе. Дол­жен ска­зать, что те­перь, ко­гда Поль­ша не пред­став­ля­ет угро­жа­ю­ще­го меж­ду­на­род­но­му спо­кой­ствию фак­то­ра, я яв­ля­юсь сто­рон­ни­ком ее неза­ви­си­мо­сти. Ес­ли я, как рус­ский че­ло­век, яв­ля­юсь про­тив­ни­ком вы­де­ле­ния Укра­и­ны в осо­бое на­цио­наль­ное фор­ми­ро­ва­ние, то вы­де­ле­ние из Рос­сии Поль­ши по­сле ре­во­лю­ции я, на­обо­рот, при­вет­ствую.
– Го­во­ря, что вы лю­би­те до­ре­во­лю­ци­он­ную Рос­сию, вы как на чер­ты, вы­зы­ва­ю­щие у вас сим­па­тии к ней, ука­за­ли на об­сто­я­тель­ства в ос­нов­ном внеш­не­го по­ряд­ка ее меж­ду­на­род­но­го по­ло­же­ния. Что вы мо­же­те ска­зать о внут­рен­нем строе цар­ской Рос­сии и ва­шем от­но­ше­нии к нему?
– Ле­жа­щую в ос­но­ве рос­сий­ско­го мо­нар­хи­че­ско­го строя идею со­сре­до­то­че­ния у им­пе­ра­то­ра – по­ма­зан­ни­ка Бо­га неогра­ни­чен­ной вла­сти я рас­смат­ри­ваю как идею по­ло­жи­тель­ную. В этом смыс­ле до­ре­во­лю­ци­он­ный строй Рос­сии бли­зок мо­им пред­став­ле­ни­ям об иде­аль­ном об­ще­ствен­ном строе, и я яв­ля­юсь его сто­рон­ни­ком. Дол­жен, од­на­ко, ого­во­рить­ся: во-пер­вых, ес­ли я яв­ля­юсь сто­рон­ни­ком рос­сий­ской мо­нар­хии, то это не зна­чит, что я сто­рон­ник мо­нар­хии во­об­ще. Я сто­рон­ник та­кой мо­нар­хии, в ко­то­рой мо­нарх яв­ля­ет­ся имен­но по­ма­зан­ни­ком Бо­га. Та­кие, на­при­мер, мо­нар­хии, как быв­шая Гер­ман­ская им­пе­рия или Ис­пан­ское ко­ролев­ство, где мо­нар­хи – не по­ма­зан­ни­ки, мне чуж­ды. Во-вто­рых, яв­ля­ясь сто­рон­ни­ком рос­сий­ско­го мо­нар­хи­че­ско­го строя, я от­нюдь не яв­ля­юсь сто­рон­ни­ком тех из­вра­ще­ний и ис­ка­же­ний ле­жав­шей в его ос­но­ве идеи, ко­то­рые име­ли ме­сто на прак­ти­ке. Я имею в ви­ду под­чи­не­ние го­су­дар­ству Церк­ви, по­го­ню пред­ста­ви­те­лей го­судар­ствен­ной вла­сти за лич­ным бла­го­по­лу­чи­ем в ущерб бла­го­со­сто­я­нию масс, па­де­ние на­цио­наль­но­го рус­ско­го ду­ха и так да­лее. Эти об­сто­я­тель­ства яв­ля­ют­ся след­стви­я­ми из­вра­ще­ний мо­нар­хи­че­ско­го строя, но са­мой мо­нар­хи­че­ской идеи, как та­ко­вой, по­ро­чить не мо­гут. Строй мо­нар­хи­че­ский тут не при чем. Из­вра­ще­ния эти яв­ля­лись ре­зуль­та­том ис­то­ри­че­ско­го па­де­ния нрав­ствен­но­сти в Рос­сии, при­вед­шей в кон­це кон­цов к по­яв­ле­нию в Рос­сии враж­деб­ных мо­нар­хии по­ли­ти­че­ских те­че­ний и об­ра­зо­ва­нию ан­ти­мо­нар­хи­че­ских пар­тий со­ци­ал-де­мо­кра­тов, со­ци­а­ли­стов-ре­во­лю­ци­о­не­ров и так да­лее и к свер­же­нию мо­нар­хии ре­во­лю­ци­ей.
17 мар­та 1935 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при НКВД СССР при­го­во­ри­ло ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия и свя­щен­ни­ка Иоан­на Ска­дов­ско­го к пя­ти го­дам ссыл­ки в Ка­ра­кал­па­кию в го­род Турт­куль, ку­да они при­бы­ли 7 мая то­го же го­да. По­се­ли­лись они в од­ном до­ме. Вско­ре к ним при­е­ха­ла же­на от­ца Иоан­на, Ека­те­ри­на Вла­ди­ми­ров­на, от­дав­шая всю свою жизнь по­мо­щи ссыль­но­му ду­хо­вен­ству. Два го­да про­жи­ли здесь ар­хи­епи­скоп и свя­щен­ник. Они устро­и­ли в до­ме неболь­шую цер­ковь и ча­сто слу­жи­ли, не от­ка­зы­вая и тем из жив­ших в по­сел­ке, кто же­лал ис­по­ве­дать­ся или при­ча­стить­ся. И на­род по­тя­нул­ся в убо­гую ке­лью по­движ­ни­ков за муд­рым со­ве­том и ду­хов­ным уте­ше­ни­ем.
На­сту­пи­ло ле­то 1937 го­да, ко­гда рас­по­ря­же­ни­ем со­вет­ско­го пра­ви­тель­ства все ис­по­вед­ни­ки пра­во­сла­вия бы­ли об­ре­че­ны на смерть. Упол­но­мо­чен­ные НКВД ста­ли со­би­рать через осве­до­ми­те­лей све­де­ния о ссыль­ных, вы­зы­вая их за­тем на до­про­сы в ка­че­стве «де­жур­ных сви­де­те­лей». Один из та­ких «сви­де­те­лей» по­ка­зал: «Бу­дучи ре­ли­ги­оз­ным, я слу­чай­но узнал, что в го­ро­де Турт­ку­ле по Чим­бай­ской ули­це в до­ме № 40 ор­га­ни­зо­ва­на мо­лель­ня, в ко­то­рой про­ис­хо­дит бо­го­слу­же­ние. В один из вос­крес­ных дней в на­ча­ле ав­гу­ста 1937 го­да я от­пра­вил­ся в эту мо­лель­ню для то­го, чтобы про­слу­шать ли­тур­гию. Преж­де чем до­пу­стить ме­ня в цер­ковь, свя­щен­ник Ска­дов­ский спро­сил ме­ня, дав­но ли я го­вел, и ко­гда я ему от­ве­тил, что лет де­сять то­му на­зад, то на ли­тур­гию ме­ня не до­пу­стил, а пред­ло­жил в один из бли­жай­ших дней прий­ти на ис­по­ведь. Через несколь­ко дней я при­шел на ис­по­ведь, и Ска­дов­ский, до­пу­стив ме­ня в мо­лель­ню, стал ме­ня ис­по­ве­до­вать. Во вре­мя ис­по­ве­ди Ска­дов­ский вел контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию... По­сле окон­ча­ния ис­по­ве­ди в до­ме, где жи­вут Ти­тов и Ска­дов­ский, тут же при мо­лельне, оба они в мо­ем при­сут­ствии про­дол­жа­ли ве­сти контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию, убеж­дать ме­ня в том, что един­ствен­ная за­кон­ная власть – это мо­нар­хи­че­ский строй, что со­вет­скую власть при­зна­вать не нуж­но, а на­до про­тив нее вся­че­ски бо­роть­ся. В це­лях то­го, чтобы их контр­ре­во­лю­ци­он­ная де­я­тель­ность не бы­ла рас­кры­та ор­га­на­ми со­вет­ской вла­сти, Ти­тов и Ска­дов­ский в при­сут­ствии несколь­ких лиц ве­сти контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию осте­ре­га­ют­ся и пред­по­чи­та­ют об­ра­ба­ты­вать ве­ру­ю­щих в контр­ре­во­лю­ци­он­ном ду­хе один на один.
Вви­ду то­го, что я, хо­тя че­ло­век и ре­ли­ги­оз­ный, но при­дер­жи­ва­юсь той груп­пы цер­ков­ни­ков, ко­то­рые при­зна­ют со­вет­скую власть, то ре­шил со­об­щить об этом ор­га­нам НКВД, что и сде­лал».
24 ав­гу­ста 1937 го­да ар­хи­епи­скоп Про­ко­пий и свя­щен­ник Иоанн Ска­дов­ский бы­ли аре­сто­ва­ны.
Хо­тя до­про­сы в то вре­мя про­во­ди­лись с при­ме­не­ни­ем пы­ток, ар­хи­епи­скоп и свя­щен­ник дер­жа­лись му­же­ствен­но.
– Вы об­ви­ня­е­тесь в том, что вме­сте со свя­щен­ни­ком Ска­дов­ским ор­га­ни­зо­ва­ли в го­ро­де Турт­ку­ле неле­галь­ную мо­лель­ню, в ко­то­рой ве­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную мо­нар­хи­че­скую аги­та­цию. При­зна­е­те ли в этом се­бя ви­нов­ным? – спро­сил сле­до­ва­тель.
– Нет, не при­знаю, так как контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции я ни­ко­гда не вел. Про­жи­вая в го­ро­де Турт­ку­ле вме­сте со свя­щен­ни­ком Ска­дов­ским, я дей­стви­тель­но при­ни­мал уча­стие при со­вер­ше­нии им бо­го­слу­же­ний. В бе­се­дах с при­хо­див­ши­ми к Ска­дов­ско­му ве­ру­ю­щи­ми я дей­стви­тель­но вел про­па­ган­ду, но ис­клю­чи­тель­но ре­ли­ги­оз­но­го со­дер­жа­ния.
При до­про­се свя­щен­ни­ка Иоан­на Ска­дов­ско­го сле­до­ва­тель ска­зал ему:
– Вы об­ви­ня­е­тесь в том, что вме­сте с ар­хи­ере­ем Ти­то­вым ор­га­ни­зо­ва­ли в го­ро­де Турт­ку­ле неле­галь­ную мо­лель­ню, в ко­то­рой сре­ди ве­ру­ю­ще­го на­се­ле­ния про­во­ди­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную мо­нар­хи­че­скую аги­та­цию; при­зна­е­те ли в этом се­бя ви­нов­ным?
– Нет, не при­знаю и по су­ще­ству де­ла по­ка­зы­ваю, – от­ве­чал отец Иоанн, – со­вер­шал ре­ли­ги­оз­ные об­ря­ды и бо­го­слу­же­ния я в сво­ей квар­ти­ре, при­чем при бо­го­слу­же­нии дей­стви­тель­но об­ла­чал­ся в ри­зы. При со­вер­ше­нии мной бо­го­слу­же­ния ино­гда, кро­ме мо­ей же­ны и ар­хи­ерея Ти­то­ва, при­сут­ство­ва­ли и по­сто­рон­ние ве­ру­ю­щие, же­лав­шие по­мо­лить­ся. По прось­бе при­хо­див­ших ко мне ве­ру­ю­щих я дей­стви­тель­но со­вер­шал ре­ли­ги­оз­ные та­ин­ства: ис­по­ведь, кре­ще­ние, слу­жил мо­леб­ны, па­ни­хи­ды... За от­прав­ле­ние этих треб ве­ру­ю­щие, прав­да, не все­гда пла­ти­ли мне день­ги. Да­ва­е­мые мне ве­ру­ю­щи­ми день­ги я рас­смат­ри­вал не как пла­ту за тре­бы, а как по­мощь. Контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции я ни­ко­гда и ни­где не вел.
– След­стви­ем уста­нов­ле­но, что при со­вер­ше­нии та­ин­ства ис­по­ве­ди вы ис­по­ве­ду­ю­щим­ся за­да­ва­ли во­про­сы о том, не при­мы­ка­ли ли они к об­нов­лен­че­ско­му дви­же­нию, при­чем, про­па­ган­ди­руя про­тив об­нов­лен­цев, вы го­во­ри­ли, что од­ним из ос­нов­ных во­про­сов раз­но­гла­сий с ни­ми яв­ля­ет­ся то об­сто­я­тель­ство, что они при­зна­ют со­вет­скую власть. При­зна­е­те ли вы это?
– При со­вер­ше­нии та­ин­ства ис­по­ве­ди я за­да­вал во­про­сы о том, не по­се­ща­ли ли они мо­лит­вен­ных учре­жде­ний не на­ше­го на­прав­ле­ния. Ни­ка­кой про­па­ган­ды про­тив об­нов­лен­цев я не вел и о раз­но­гла­си­ях мо­их с об­нов­лен­ца­ми сре­ди ве­ру­ю­щих не рас­суж­дал.
– За­чи­ты­ваю вам по­ка­за­ния сви­де­тель­ни­цы, изоб­ли­ча­ю­щей вас в том, что вы ве­ли си­сте­ма­ти­че­скую контр­ре­во­лю­ци­он­ную мо­нар­хи­че­скую аги­та­цию. При­зна­е­те ли вы это?
– Нет, не при­знаю и за­яв­ляю, что контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции я ни­ко­гда и ни­где не вел.
Через ме­сяц след­ствие бы­ло за­кон­че­но. Об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние гла­си­ло: «При­быв в ссыл­ку в го­род Турт­куль... Ти­тов... и Ска­дов­ский... ор­га­ни­зо­ва­ли неле­галь­ную мо­лель­ню, в ко­то­рой за­ни­ма­лись со­вер­ше­ни­ем ре­ли­ги­оз­ных об­ря­дов и ско­ла­чи­ва­ни­ем ре­ли­ги­оз­ной контр­ре­во­лю­ци­он­ной груп­пы...»
Еще через ме­сяц, 28 ок­тяб­ря, Трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла ар­хи­епи­ско­па Про­ко­пия и свя­щен­ни­ка Иоан­на к рас­стре­лу. 23 но­яб­ря 1937 го­да ар­хи­епи­скоп Одес­ский и Хер­сон­ский Про­ко­пий (Ти­тов) и свя­щен­ник Иоанн Ска­дов­ский бы­ли рас­стре­ля­ны и по­гре­бе­ны в без­вест­ной об­щей мо­ги­ле.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Му­че­ни­ки, ис­по­вед­ни­ки и по­движ­ни­ки бла­го­че­стия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви ХХ сто­ле­тия. Жиз­не­опи­са­ния и ма­те­ри­а­лы к ним. Кни­га 5». Тверь. 2001. С. 341–364

При­ме­ча­ния

^[1] Там же. С. 193-194.
^[2] При­бав­ле­ние к Ир­кут­ским епар­хи­аль­ным ве­до­мо­стям. 1909. № 23. С. 537.
^[3] Во­лын­ские епар­хи­аль­ные ве­до­мо­сти. 1913. № 44. С. 801-802.
^[4] Там же. 1914. № 34. С. 577.
^[5] Там же. № 41. С. 689-690.
^[6] Ар­хи­епи­ско­пы Про­ко­пий (Ти­тов) и Ни­ко­лай (Доб­ро­нра­вов), епи­ско­пы Ам­вро­сий (По­лян­ский), Пар­фе­ний (Брян­ских), Да­мас­кин (Цед­рик), Гер­ман (Ря­шен­цев) и Гу­рий (Сте­па­нов) об­ви­ня­лись в том, что они «со­ста­ви­ли так на­зы­ва­е­мый "Да­ни­лов­ский си­нод" и слу­жи­ли в ка­че­стве та­ко­во­го про­вод­ни­ка­ми всех ука­за­ний двух быв­ших обер-про­ку­ро­ров – Са­ма­ри­на и Саб­ле­ра, устра­и­вая со­ве­ща­ния и со­ве­ты меж­ду со­бой для об­суж­де­ния во­про­сов прак­ти­че­ско­го про­ве­де­ния са­ма­ри­но-саб­ле­ров­ской ли­нии, как на­при­мер, в во­про­се об остав­ле­нии Ки­ев­ской мит­ро­по­ли­чьей ка­фед­ры за бе­ло­гвар­дей­ским эми­гран­том Ан­то­ни­ем Хра­по­виц­ким; для об­суж­де­ния и кор­рек­ти­ро­ва­ния го­то­вя­щих­ся к вы­пус­ку до­ку­мен­тов мит­ро­по­ли­та Пет­ра, как на­при­мер, де­кла­ра­ции, и в при­да­нии этим до­ку­мен­там ан­ти­со­вет­ско­го ха­рак­те­ра; для со­об­ще­ния и рас­про­стра­не­ния све­де­ний о дви­же­нии эми­грант­ской ча­сти церк­ви, за­чит­ки контр­ре­во­лю­ци­он­ных до­ку­мен­тов, для об­суж­де­ния во­про­сов о воз­дей­ствии на непо­кор­ных са­ма­ри­но-саб­ле­ров­ской указ­ке, как на­при­мер, о воз­дей­ствии на мит­ро­по­ли­та Ми­ха­и­ла и т. п., про­де­лы­вая всё это для от­во­да глаз или за обе­дом, или тот­час по­сле него».
^[7] Име­ет­ся в ви­ду ве­ли­кий князь Ки­рилл Вла­ди­ми­ро­вич, дво­ю­род­ный брат им­пе­ра­то­ра Ни­ко­лая II. В фев­ра­ле 191[7]7 го­да, еще до от­ре­че­ния им­пе­ра­то­ра от пре­сто­ла, он встал на сто­ро­ну мя­теж­ни­ков. В 1924 го­ду, на­хо­дясь в эми­гра­ции, объ­явил се­бя им­пе­ра­то­ром Ки­рил­лом I.
^[8] По­дроб­но об этом см. «Му­че­ни­ки, ис­по­вед­ни­ки и по­движ­ни­ки бла­го­че­стия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви ХХ сто­ле­тия». Кн. 2. Тверь, 1996. С. 350.
^[9] Од­ним из усло­вий ле­га­ли­за­ции Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви бы­ло осуж­де­ние ею за­гра­нич­но­го ду­хо­вен­ства за его по­ли­ти­че­скую де­я­тель­ность.

Ис­точ­ник: http://www.fond.ru/

• Главная
• Молитвослов
• Псалтирь
• Акафисты ко Господу и праздникам
• Акафисты ко Пресвятой Богородице
• Акафисты русским святым
• Акафисты святым
• Акафисты прочие
• Аудио Акафисты
• Каноны ко Господу и праздникам
• Каноны ко Пресвятой Богородице
• Каноны русским святым
• Каноны святым
• Каноны прочие
• Аудио каноны
• Триодь
• Молитва по соглашению
• О поминовении ближних
• Технологии
• Написать письмо
• Помочь