Акафист священномученику Илариону, архиепископу Верейскому

Од­ним из вид­ных де­я­те­лей Рус­ской Церк­ви 20-х го­дов был ар­хи­епи­скоп Ве­рей­ский Ила­ри­он, вы­да­ю­щий­ся бо­го­слов и та­лант­ли­вей­ший че­ло­век. Вся его жизнь бы­ла го­ре­ни­ем ве­ли­чай­шей люб­ви к Церк­ви Хри­сто­вой, вплоть до му­че­ни­че­ской кон­чи­ны за нее.

Его тру­ды от­ли­ча­ют­ся стро­го цер­ков­ным на­прав­ле­ни­ем, неустан­ной борь­бой со схо­ла­сти­кой и спе­ци­фи­че­ским ла­тин­ством, вли­яв­шим на на­ше бо­го­сло­вие со вре­мен мит­ро­по­ли­та Пет­ра Мо­ги­лы. Его иде­ал — это цер­ков­ность ду­хов­ной шко­лы и бо­го­слов­ской на­у­ки. Его по­сто­ян­ное на­по­ми­на­ние: вне Церк­ви нет спа­се­ния, вне Церк­ви нет та­инств.

Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он (в ми­ру Вла­ди­мир Алек­се­е­вич Тро­иц­кий) ро­дил­ся 13 сен­тяб­ря 1886 го­да в се­мье свя­щен­ни­ка с. Ли­пи­цы Ка­шир­ско­го уез­да Туль­ской гу­бер­нии.

С са­мо­го ран­не­го дет­ства в нем про­бу­ди­лось стрем­ле­ние к уче­нию. Бу­дучи пя­ти­лет­ним от­ро­ком, он взял сво­е­го трех­лет­не­го бра­та за ру­ку и по­шел вме­сте с ним из род­ной де­рев­ни в Моск­ву учить­ся. И ко­гда бра­тиш­ка от уста­ло­сти за­пла­кал, то Вла­ди­мир ска­зал ему: «Ну и оста­вай­ся неуче­ным». Ро­ди­те­ли во­вре­мя спо­хва­ти­лись, за­ме­тив ис­чез­но­ве­ние де­тей, и быст­ро воз­вра­ти­ли их под кров сво­е­го до­ма. Вла­ди­мир вско­ре был от­дан в Ду­хов­ное учи­ли­ще, а за­тем в Ду­хов­ную се­ми­на­рию. По окон­ча­нии пол­но­го кур­са се­ми­на­рии он по­сту­па­ет в Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию и бле­стя­ще за­кан­чи­ва­ет ее в 1910 го­ду со сте­пе­нью кан­ди­да­та бо­го­сло­вия. Его остав­ля­ют при ака­де­мии про­фес­сор­ским сти­пен­ди­а­том.

Сле­ду­ет от­ме­тить, что Вла­ди­мир во всех шко­лах, на­чи­ная с Ду­хов­но­го учи­ли­ща и кон­чая Ду­хов­ной ака­де­ми­ей, учил­ся пре­вос­ход­но. По всем пред­ме­там он все­гда имел от­лич­ные оцен­ки.

В 1913 го­ду Вла­ди­мир по­лу­ча­ет уче­ную сте­пень ма­ги­стра бо­го­сло­вия за свой фун­да­мен­таль­ный труд «Очер­ки из ис­то­рии дог­ма­та о Церк­ви».

Серд­це его го­рит го­ря­чим же­ла­ни­ем слу­жить Бо­гу в ино­че­ском чине. 28 мар­та в ски­ту Па­рак­лит Тро­и­це-Сер­ги­е­вой лав­ры он при­ни­ма­ет мо­на­ше­ство с име­нем Ила­ри­о­на (в честь пре­по­доб­но­му­че­ни­ка Ила­ри­о­на Но­во­го, па­мять 28 мар­та), а при­мер­но через два ме­ся­ца, 2 июня, ру­ко­по­ла­га­ет­ся во иеро­мо­на­ха. 5 июля то­го же го­да отец Ила­ри­он был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та.

30 мая 1913 го­да иеро­мо­нах Ила­ри­он был на­зна­чен ин­спек­то­ром Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии. В де­каб­ре 1913 го­да ар­хи­манд­ри­та Ила­ри­о­на утвер­жда­ют в зва­нии экс­тра­ор­ди­нар­но­го про­фес­со­ра по Свя­щен­но­му Пи­са­нию Но­во­го За­ве­та.

Ар­хи­манд­рит Ила­ри­он при­об­ре­та­ет боль­шой ав­то­ри­тет и как вос­пи­та­тель уча­щих­ся Ду­хов­ной шко­лы, и как про­фес­сор-бо­го­слов, и как зна­ме­ни­тый цер­ков­ный про­по­вед­ник.

Один за дру­гим вы­хо­дят его бо­го­слов­ско-дог­ма­ти­че­ские тру­ды, обо­га­ща­ю­щие цер­ков­ную на­у­ку. Его про­по­ве­ди зву­чат с ам­во­нов церк­вей, слов­но ко­ло­кол, при­зы­вая на­род Бо­жий к ве­ре и нрав­ствен­но­му об­нов­ле­нию.

И ко­гда ост­ро на­зрел во­прос о вос­ста­нов­ле­нии пат­ри­ар­ше­ства, он, как член По­мест­но­го Со­бо­ра 1917—1918 го­дов, вдох­но­вен­но вы­сту­пил на Со­бо­ре в за­щи­ту пат­ри­ар­ше­ства. «Ни­ко­гда,— го­во­рил ар­хи­манд­рит Ила­ри­он,— Рус­ская Цер­ковь не бы­ла без пер­во­и­е­рар­ха. На­ше пат­ри­ар­ше­ство уни­что­же­но бы­ло Пет­ром I. Ко­му оно по­ме­ша­ло? Со­бор­но­сти Церк­ви? Но не во вре­мя ли пат­ри­ар­хов бы­ло осо­бен­но мно­го у нас Со­бо­ров? Нет, не со­бор­но­сти и не Церк­ви по­ме­ша­ло у нас пат­ри­ар­ше­ство. Ко­му же? Вот пе­ре­до мною два ве­ли­ких дру­га, две кра­сы XVII ве­ка — пат­ри­арх Ни­кон и царь Алек­сей Ми­хай­ло­вич. Чтобы по­ссо­рить дру­зей, злые бо­яре на­шеп­ты­ва­ют ца­рю: «...Из-за пат­ри­ар­ха те­бя, го­су­дарь, не вид­но ста­ло». И Ни­кон, ко­гда ушел с мос­ков­ско­го пре­сто­ла, меж­ду про­чим, пи­сал: «..Пусть ему, го­су­да­рю, без ме­ня про­стор­нее бу­дет». Эту мысль Ни­ко­на и во­пло­тил Петр, уни­что­жив пат­ри­ар­ше­ство. «Пусть мне, го­су­да­рю, без пат­ри­ар­ха про­стор­нее бу­дет»...

Но цер­ков­ное со­зна­ние, как в 34-м апо­столь­ском пра­ви­ле, так и на Мос­ков­ском Со­бо­ре 1917 го­да, го­во­рит неиз­мен­но од­но: «...Епи­ско­пам вся­ка­го на­ро­да, в том чис­ле и рус­ска­го, по­до­ба­ет зна­ти пер­ва­го из них и при­зна­ва­ти его яко гла­ву».

И хо­чет­ся мне об­ра­тить­ся ко всем тем, кто по­че­му-то счи­та­ет еще нуж­ным воз­ра­жать про­тив пат­ри­ар­ше­ства. От­цы и бра­тие! Не на­ру­шай­те ра­до­сти на­ше­го еди­но­мыс­лия! За­чем вы бе­ре­те на се­бя небла­го­дар­ную за­да­чу? За­чем го­во­ри­те без­на­деж­ные ре­чи? Ведь про­тив цер­ков­но­го со­зна­ния бо­ре­тесь вы. Бой­тесь, как бы не ока­зать­ся вам бо­го­бор­ца­ми! (См. Де­ян.5:39) Мы и так уже со­гре­ши­ли, со­гре­ши­ли тем, что не вос­ста­но­ви­ли пат­ри­ар­ше­ство два ме­ся­ца на­зад, ко­гда при­е­ха­ли в Моск­ву и в пер­вый раз встре­ти­лись друг с дру­гом в Боль­шом Успен­ском со­бо­ре. Раз­ве не бы­ло ко­му то­гда боль­но до слез ви­деть пу­стое пат­ри­ар­шее ме­сто?.. А ко­гда мы при­кла­ды­ва­лись к свя­тым мо­щам чу­до­твор­цев Мос­ков­ских и пер­во­пре­столь­ни­ков Рос­сий­ских, не слы­ша­ли ли мы то­гда их упре­ка за то, что две­сти лет у нас вдов­ству­ет их пер­во­свя­ти­тель­ская ка­фед­ра?»

По­сле при­хо­да к вла­сти боль­ше­ви­ки сра­зу же на­ча­ли го­не­ние на Цер­ковь, и уже в мар­те 1919 го­да ар­хи­манд­рит Ила­ри­он был аре­сто­ван. Пер­вое тю­рем­ное за­клю­че­ние про­дол­жа­лось три ме­ся­ца.

11/24 мая 1920 го­да ар­хи­манд­рит Ила­ри­он был на­ре­чен, а на сле­ду­ю­щий день, 12/25 мая, хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Ве­рей­ско­го, ви­ка­рия Мос­ков­ской епар­хии.

Его совре­мен­ни­ки ри­су­ют его порт­рет свет­лы­ми крас­ка­ми. Он мо­ло­дой, жиз­не­ра­дост­ный, все­сто­ронне об­ра­зо­ван­ный, пре­крас­ный цер­ков­ный про­по­вед­ник-ора­тор и пе­вец, бле­стя­щий по­ле­мист, все­гда есте­ствен­ный, ис­крен­ний, от­кры­тый. Физи­че­ски очень силь­ный, вы­со­ко­го ро­ста, с ши­ро­кой гру­дью, имел пыш­ные ру­сые во­ло­сы, яс­ное, свет­лое ли­цо. Он был лю­бим­цем на­ро­да. Как про­по­вед­ни­ка и ора­то­ра его ста­ви­ли на­равне с Лу­на­чар­ским и Алек­сан­дром Вве­ден­ским, и да­же вы­ше их. Епи­скоп Ила­ри­он поль­зо­вал­ся боль­шим ав­то­ри­те­том сре­ди ду­хо­вен­ства и сво­их со­бра­тий-епи­ско­пов, на­зы­вав­ших его за ум и твер­дость в ве­ре «ве­ли­ким».

Епи­скоп­ское слу­же­ние его бы­ло крест­ным пу­тем. Не про­шло и двух лет со дня его хи­ро­то­нии, как он ока­зал­ся в ссыл­ке в Ар­хан­гель­ске. Це­лый год епи­скоп Ила­ри­он был в сто­роне от цер­ков­ной жиз­ни. Свою де­я­тель­ность он про­дол­жил по воз­вра­ще­нии из ссыл­ки. Свя­тей­ший Пат­ри­арх Ти­хон при­бли­зил его к се­бе и вме­сте с ар­хи­епи­ско­пом Се­ра­фи­мом (Алек­сан­дро­вым) сде­лал сво­им бли­жай­шим со­вет­ни­ком и еди­но­мыш­лен­ни­ком.

Сра­зу же по­сле воз­вра­ще­ния из ссыл­ки Пат­ри­арх воз­во­дит епи­ско­па Ила­ри­о­на в сан ар­хи­епи­ско­па. Цер­ков­ная де­я­тель­ность его рас­ши­ря­ет­ся. Он ве­дет се­рьез­ные пе­ре­го­во­ры с Туч­ко­вым (упол­но­мо­чен­ным ОГПУ по цер­ков­ным де­лам) о необ­хо­ди­мо­сти устро­ить жизнь Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви в усло­ви­ях Со­вет­ско­го го­су­дар­ства на ос­но­ве ка­но­ни­че­ско­го пра­ва, за­ни­ма­ет­ся вос­ста­нов­ле­ни­ем цер­ков­ной ор­га­ни­за­ции, со­став­ля­ет ряд пат­ри­ар­ших по­сла­ний.

Для об­нов­лен­цев он ста­но­вит­ся гро­зой, в их гла­зах он не от­де­лим от Свя­тей­ше­го Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на. 22 июня/5 июля 1923 го­да вла­ды­ка Ила­ри­он со­вер­ша­ет все­нощ­ное бде­ние под празд­ник Вла­ди­мир­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри в Сре­тен­ском мо­на­сты­ре, за­хва­чен­ном об­нов­лен­ца­ми. Вла­ды­ка из­го­ня­ет об­нов­лен­цев и ве­ли­ким чи­ном, за­но­во освя­тив со­бор, при­со­еди­ня­ет мо­на­стырь к Церк­ви. На сле­ду­ю­щий день в оби­те­ли слу­жит Свя­тей­ший Пат­ри­арх Ти­хон. Бо­го­слу­же­ние длит­ся це­лый день и за­кан­чи­ва­ет­ся лишь в шесть ча­сов ве­че­ра. Свя­ти­тель Ти­хон на­зна­ча­ет вла­ды­ку Ила­ри­о­на на­сто­я­те­лем Сре­тен­ско­го мо­на­сты­ря. В сво­их по­сла­ни­ях ли­дер об­нов­лен­че­ства, мит­ро­по­лит Ан­то­нин (Гра­нов­ский), с невы­ра­зи­мой зло­бой об­ру­ши­ва­ет свои уда­ры и на Пат­ри­ар­ха и на ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на, бес­це­ре­мон­но об­ви­няя их в контр­ре­во­лю­ции. «Ти­хон с Ила­ри­о­ном, — пи­сал он,— вы­ра­ба­ты­ва­ли «бла­го­дат­но»-удуш­ли­вые га­зы про­тив ре­во­лю­ции, и ре­во­лю­ция опол­чи­лась не толь­ко на ти­хо­нов­ских цер­ков­ни­ков, но и на всю цер­ковь, как на ско­пи­ще за­го­вор­щи­ков. Ила­ри­он хо­дит и окроп­ля­ет хра­мы по­сле об­нов­лен­цев. Он наг­ло­стью вхо­дит в эти хра­мы... Ти­хон с Ила­ри­о­ном — под­су­ди­мые пе­ред ре­во­лю­ци­ей, до­са­ди­те­ли Церк­ви Бо­жи­ей и в свое из­ви­не­ние не мо­гут пред­ста­вить ни­ка­ких доб­рых дел» («Из­ве­стия», 23 сен­тяб­ря 1923).

Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он яс­но по­ни­мал пре­ступ­ность об­нов­лен­цев и вел го­ря­чие дис­пу­ты в Москве с Алек­сан­дром Вве­ден­ским. По­след­не­го, как вы­ра­зил­ся сам ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он, на этих дис­пу­тах он «при­жи­мал к стен­ке» и раз­об­ла­чал все его хит­ро­сти и ложь.

Об­нов­лен­че­ские за­пра­ви­лы чув­ство­ва­ли, что ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он ме­ша­ет им, и по­то­му упо­тре­би­ли все уси­лия, чтобы ли­шить его сво­бо­ды.

В де­каб­ре 1923 го­да ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он был при­го­во­рен к трем го­дам за­клю­че­ния. Эта­пом он был до­став­лен в Кем­ский ла­герь, а за­тем на Со­лов­ки.

Ко­гда ар­хи­епи­скоп уви­дел весь ужас ба­рач­ной об­ста­нов­ки и ла­гер­ную пи­щу, то ска­зал: «От­сю­да жи­вы­ми мы не вый­дем».

Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он всту­пил на крест­ный путь, за­вер­шив­ший­ся бла­жен­ной его кон­чи­ной.

Крест­ный путь ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на пред­став­ля­ет для нас очень боль­шой ин­те­рес, ибо в нем про­яви­лось все ве­ли­чие ду­ха му­че­ни­ка за Хри­ста, и по­это­му поз­во­лим се­бе бо­лее по­дроб­но оста­но­вить­ся на этом мо­мен­те его жиз­ни.

На­хо­дясь на Со­лов­ках, ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он со­хра­нил в се­бе все те доб­рые ка­че­ства ду­ши, ко­то­рые он при­об­рел по­сред­ством по­дви­гов и до мо­на­ше­ства, и в мо­на­ше­стве, и в свя­щен­стве. Те кто в это вре­мя на­хо­ди­лись вме­сте с ним, яв­ля­лись сви­де­те­ля­ми его пол­но­го мо­на­ше­ско­го нес­тя­жа­ния, глу­бо­кой про­сто­ты, под­лин­но­го сми­ре­ния, дет­ской кро­то­сти. Он про­сто от­да­вал все, что имел, что у него про­си­ли.

Сво­и­ми ве­ща­ми он не ин­те­ре­со­вал­ся. По­это­му кто-то из ми­ло­сер­дия дол­жен был все-та­ки сле­дить за его че­мо­да­ном. И та­кой по­слуш­ник был у него и на Со­лов­ках. Ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на мож­но бы­ло оскор­бить, но он на это ни­ко­гда не от­ве­чал и да­же мог не за­ме­тить сде­лан­ной по­пыт­ки. Он все­гда был ве­сел, и ес­ли да­же оза­бо­чен и обес­по­ко­ен, то быст­ро ста­рал­ся при­крыть это все той же ве­се­ло­стью. Он на все смот­рел ду­хов­ны­ми оча­ми, и все слу­жи­ло ему на поль­зу ду­ха.

«На Фили­мо­но­вой ры­бо­лов­ной тоне,— рас­ска­зы­вал оче­ви­дец,— в се­ми вер­стах от Со­ло­вец­ко­го крем­ля и глав­но­го ла­ге­ря, на бе­ре­гу за­лив­чи­ка Бе­ло­го мо­ря, мы с ар­хи­епи­ско­пом Ила­ри­о­ном и еще дву­мя епи­ско­па­ми и несколь­ки­ми свя­щен­ни­ка­ми (все за­клю­чен­ные) бы­ли се­те­вя­заль­щи­ка­ми и ры­ба­ка­ми. Об этой на­шей ра­бо­те ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он лю­бил го­во­рить пе­ре­ло­же­ни­ем слов сти­хи­ры на Тро­и­цын день: «Вся по­да­ет Дух Свя­тый: преж­де ры­ба­ри бо­го­слов­цы по­ка­за, а те­перь на­обо­рот — бо­го­слов­цы ры­ба­ри по­ка­за». Так сми­рял­ся его дух с но­вым по­ло­же­ни­ем.

Бла­го­ду­шие его про­сти­ра­лось на са­мую со­вет­скую власть, и на нее он мог смот­реть незло­би­вы­ми оча­ми.

Как-то при­вез­ли на Со­лов­ки мо­ло­до­го иеро­мо­на­ха из Ка­за­ни, ко­то­ро­му да­ли три го­да ссыл­ки за то, что он снял с диа­ко­на-об­нов­лен­ца орарь и не поз­во­лил ему слу­жить с со­бой. Ар­хи­епи­скоп одоб­рял иеро­мо­на­ха и шу­тил по по­во­ду раз­ных сро­ков за­клю­че­ния, дан­ных тем или иным ли­цам неза­ви­си­мо от тя­же­сти их «пре­ступ­ле­ний». «Лю­бо­че­стив бо сый Вла­ды­ка,— го­во­рил ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он пас­халь­ны­ми сло­ва­ми Иоан­на Зла­то­уста,— при­ем­лет по­след­не­го яко­же и пер­ва­го; упо­ко­е­ва­ет в еди­но­на­де­ся­тый час при­шед­ша­го, яко­же де­лав­ша­го от пер­ва­го ча­са. И де­ла при­ем­лет, и на­ме­ре­ние це­лу­ет, и де­я­ние по­чи­та­ет и пред­ло­же­ние хва­лит». Сло­ва эти зву­ча­ли иро­ни­че­ски, но да­ва­ли чув­ство ми­ра и за­став­ля­ли при­ни­мать ис­пы­та­ние как от ру­ки Бо­жи­ей.

Вла­ды­ку Ила­ри­о­на очень ве­се­ли­ла мысль, что Со­лов­ки есть шко­ла доб­ро­де­те­лей — нес­тя­жа­ния, кро­то­сти, сми­ре­ния, воз­дер­жа­ния, тер­пе­ния, тру­до­лю­бия. Од­на­жды обо­кра­ли при­быв­шую пар­тию ду­хо­вен­ства, и от­цы силь­но огор­чи­лись. Один из за­клю­чен­ных в шут­ку ска­зал им, что так их обу­ча­ют нес­тя­жа­нию. Вла­ды­ка от этой шут­ки был в вос­тор­ге. У од­но­го ссыль­но­го два ра­за под­ряд про­па­да­ли са­по­ги, и он раз­гу­ли­вал по ла­ге­рю в рва­ных га­ло­шах. Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он, гля­дя на него, при­хо­дил в под­лин­ное ве­се­лье, чем и все­лял в за­клю­чен­ных бла­го­ду­шие. Лю­бовь его ко вся­ко­му че­ло­ве­ку, вни­ма­ние и ин­те­рес к каж­до­му, об­щи­тель­ность бы­ли про­сто по­ра­зи­тель­ны­ми. Он был са­мой по­пуляр­ной лич­но­стью в ла­ге­ре, сре­ди всех его сло­ев. Мы не го­во­рим, что ге­не­рал, офи­цер, сту­дент и про­фес­сор зна­ли его, раз­го­ва­ри­ва­ли с ним, на­хо­ди­ли его или он их, при всем том, что епи­ско­пов бы­ло мно­го и бы­ли ста­рей­шие и не ме­нее об­ра­зо­ван­ные. Его зна­ла «шпа­на», уго­лов­щи­на, пре­ступ­ный мир во­ров и бан­ди­тов имен­но как хо­ро­ше­го, ува­жа­е­мо­го че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го нель­зя не лю­бить. На ра­бо­те ли урыв­ка­ми, или в сво­бод­ный час его мож­но бы­ло уви­деть раз­гу­ли­ва­ю­щим под ру­ку с ка­ким-ни­будь та­ким «эк­зем­пля­ром» из этой сре­ды. Это не бы­ло снис­хож­де­ние к млад­ше­му бра­ту и по­гиб­ше­му, нет. Вла­ды­ка раз­го­ва­ри­вал с каж­дым как с рав­ным, ин­те­ре­су­ясь, на­при­мер, «про­фес­си­ей», лю­би­мым де­лом каж­до­го. «Шпа­на» очень гор­да и чут­ко са­мо­лю­би­ва. Ей нель­зя по­ка­зать пре­не­бре­же­ния без­на­ка­зан­но. И по­то­му ма­не­ра вла­ды­ки бы­ла все­по­беж­да­ю­щей. Он, как друг, обла­го­ра­жи­вал их сво­им при­сут­стви­ем и вни­ма­ни­ем. На­блю­де­ния же его в этой сре­де, ко­гда он де­лил­ся ими, бы­ли ис­клю­чи­тель­но­го ин­те­ре­са.

Он до­сту­пен всем, он та­кой же, как все, с ним лег­ко всем быть, встре­чать­ся и раз­го­ва­ри­вать. Са­мая обык­но­вен­ная, про­стая, несвя­тая внеш­ность — вот что был сам вла­ды­ка. Но за этой за­уряд­ной фор­мой ве­се­ло­сти и свет­ско­сти мож­но бы­ло по­сте­пен­но усмот­реть дет­скую чи­сто­ту, ве­ли­кую ду­хов­ную опыт­ность, доб­ро­ту и ми­ло­сер­дие, это сла­дост­ное без­раз­ли­чие к ма­те­ри­аль­ным бла­гам, ис­тин­ную ве­ру, под­лин­ное бла­го­че­стие, вы­со­кое нрав­ствен­ное со­вер­шен­ство, не го­во­ря уже об ум­ствен­ном, со­пря­жен­ном с си­лой и яс­но­стью убеж­де­ния. Этот вид обык­но­вен­ной гре­хов­но­сти, юрод­ство, ли­чи­на свет­ско­сти скры­ва­ли от лю­дей внут­рен­нее де­ла­ние и спа­са­ли его са­мо­го от ли­це­ме­рия и тще­сла­вия. Он был за­кля­тый враг ли­це­ме­рия и вся­ко­го «ви­да бла­го­че­стия», со­вер­шен­но со­зна­тель­ный и пря­мой. В «ар­те­ли Тро­иц­ко­го» (так на­зы­ва­лась ра­бо­чая груп­па ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на) ду­хо­вен­ство про­шло в Со­лов­ках хо­ро­шее вос­пи­та­ние. Все по­ня­ли, что на­зы­вать се­бя греш­ным или толь­ко ве­сти дол­гие бла­го­че­сти­вые раз­го­во­ры, по­ка­зать стро­гость сво­е­го бы­та не сто­ит. А тем бо­лее ду­мать о се­бе боль­ше, чем ты есть на са­мом де­ле.

Каж­до­го при­ез­жа­ю­ще­го свя­щен­ни­ка вла­ды­ка по­дроб­но рас­спра­ши­вал обо всем, что пред­ше­ство­ва­ло за­клю­че­нию. При­вез­ли од­на­жды в Со­лов­ки од­но­го игу­ме­на. Ар­хи­епи­скоп спра­ши­ва­ет его: — За что же вас аре­сто­ва­ли? — Да слу­жил мо­леб­ны у се­бя на до­му, ко­гда мо­на­стырь за­кры­ли,— от­ве­ча­ет отец игу­мен,— ну, со­би­рал­ся на­род, и да­же бы­ва­ли ис­це­ле­ния... — Ах, вот как, да­же ис­це­ле­ния бы­ва­ли... Сколь­ко же вам да­ли Со­лов­ков? — Три го­да. — Ну, это ма­ло, за ис­це­ле­ния на­до бы дать боль­ше, со­вет­ская власть недо­смот­ре­ла...

Са­мо со­бой по­нят­но, что го­во­рить об ис­це­ле­ни­ях по сво­им мо­лит­вам бы­ло бо­лее чем нескром­но.

В се­ре­дине ле­та 1925 го­да с Со­лов­ков ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на от­пра­ви­ли в Яро­слав­скую тюрь­му. Здесь об­ста­нов­ка бы­ла иная, чем на Со­лов­ках. В тюрь­ме он поль­зо­вал­ся осо­бы­ми льго­та­ми, ему доз­во­ли­ли по­лу­чать кни­ги ду­хов­но­го со­дер­жа­ния. Поль­зу­ясь дан­ны­ми льго­та­ми, ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он про­чи­ты­ва­ет мно­го свя­то­оте­че­ской ли­те­ра­ту­ры. де­ла­ет вы­пис­ки, из ко­то­рых по­лу­ча­ет­ся мно­го тол­стых тет­ра­дей свя­то­оте­че­ских на­став­ле­ний. Эти тет­ра­ди он имел воз­мож­ность по­сле тю­рем­ной цен­зу­ры пе­ре­да­вать сво­им дру­зьям на хра­не­ние. Свя­ти­тель тай­ком по­се­щал тю­рем­но­го над­зи­ра­те­ля, доб­ро­го че­ло­ве­ка, и вел у него со­би­ра­ние под­поль­ной ру­ко­пис­ной ре­ли­ги­оз­ной, со­вет­ской ли­те­ра­ту­ры и ко­пий вся­ких цер­ков­но-адми­ни­стра­тив­ных до­ку­мен­тов и пе­ре­пис­ки ар­хи­ере­ев.

В это же са­мое вре­мя ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он му­же­ствен­но пе­ре­нес и ряд непри­ят­но­стей. Ко­гда он на­хо­дил­ся в Яро­слав­ской тюрь­ме, в лоне Рус­ской Церк­ви воз­ник гри­го­ри­ан­ский рас­кол. То­гда-то, как к по­пуляр­но­му ар­хи­ерею, и явил­ся к нему агент ГПУ и стал скло­нять его при­со­еди­нить­ся к но­во­му рас­ко­лу. «Вас Москва лю­бит,— за­явил пред­ста­ви­тель ГПУ,— вас Москва ждет». Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он остал­ся непре­кло­нен. Он ура­зу­мел за­мы­сел ГПУ и му­же­ствен­но от­верг сла­дость сво­бо­ды, пред­ла­га­е­мой за из­ме­ну. Агент уди­вил­ся его му­же­ству и ска­зал: «При­ят­но с ум­ным че­ло­ве­ком по­го­во­рить.— И тут же до­ба­вил:— А сколь­ко вы име­е­те сро­ка на Со­лов­ках? Три го­да?! Для Ила­ри­о­на три го­да?! Так ма­ло?» Неуди­ви­тель­но, что по­сле это­го ар­хи­епи­ско­пу Ила­ри­о­ну бы­ло до­бав­ле­но еще три го­да. И до­бав­ле­но «за раз­гла­ше­ние го­судар­ствен­ных тайн», то есть раз­гла­ше­ние раз­го­во­ра его с аген­том в Яро­слав­ской тюрь­ме.

Вес­ной 1926 го­да ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он был сно­ва воз­вра­щен на Со­лов­ки. Крест­ный путь его про­дол­жал­ся. Гри­го­ри­ан­цы не оста­ви­ли его в по­кое. Они не те­ря­ли на­деж­ды на то, что им удаст­ся скло­нить на свою сто­ро­ну та­ко­го ав­то­ри­тет­но­го иерар­ха, ка­ким был ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он, и за­кре­пить его пе­ре­хо­дом свои по­зи­ции.

В на­ча­ле июня 1927 го­да, ед­ва на­ча­лась на­ви­га­ция на Бе­лом мо­ре, ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он был при­ве­зен в Моск­ву для пе­ре­го­во­ров с ар­хи­епи­ско­пом Гри­го­ри­ем. По­след­ний в при­сут­ствии свет­ских лиц на­стой­чи­во упра­ши­вал ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на «на­брать­ся му­же­ства» и воз­гла­вить все бо­лее те­ряв­ший зна­че­ние гри­го­ри­ан­ский «выс­ший цер­ков­ный со­вет». Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он ка­те­го­ри­че­ски от­ка­зал­ся, объ­яс­нив, что де­ло выс­ше­го цер­ков­но­го со­ве­та неспра­вед­ли­вое и про­пав­шее, за­ду­ман­ное людь­ми, не све­ду­щи­ми ни в цер­ков­ной жиз­ни, ни в цер­ков­ных ка­но­нах, и что это де­ло об­ре­че­но на про­вал. При этом ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он брат­ски уве­ще­вал ар­хи­епи­ско­па Гри­го­рия оста­вить ненуж­ные и вред­ные для Церк­ви за­мыс­лы.

По­доб­ные встре­чи по­вто­ря­лись несколь­ко раз. Вла­ды­ку Ила­ри­о­на и умо­ля­ли, и обе­ща­ли ему пол­ную сво­бо­ду дей­ствий, и бе­лый кло­бук, но он твер­до дер­жал­ся сво­их убеж­де­ний. Был слух, что од­на­жды он ска­зал сво­е­му со­бе­сед­ни­ку: «Хо­тя я и ар­хи­пас­тырь, но вспыль­чи­вый че­ло­век, очень про­шу вас уй­ти, ведь я мо­гу по­те­рять власть над со­бой».

«Я ско­рее сгнию в тюрь­ме, а сво­е­му на­прав­ле­нию не из­ме­ню»,— го­во­рил он в свое вре­мя епи­ско­пу Гер­ва­сию.

Та­кой по­зи­ции в от­но­ше­нии гри­го­ри­ан­цев он дер­жал­ся до кон­ца сво­ей жиз­ни.

В смут­ное вре­мя, ко­гда по­сле об­нов­лен­че­ско­го рас­ко­ла про­ник­ли раз­но­гла­сия и в сре­ду ссыль­ных ар­хи­ере­ев на Со­лов­ках, ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он явил­ся на­сто­я­щим ми­ро­твор­цем сре­ди них. Он су­мел на ос­но­ве Пра­во­сла­вия объ­еди­нить их меж­ду со­бой. Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он был в чис­ле епи­ско­пов, вы­ра­бо­тав­ших в 1926 го­ду цер­ков­ную де­кла­ра­цию, опре­де­ля­ю­щую по­ло­же­ние Пра­во­слав­ной Церк­ви в но­вых ис­то­ри­че­ских усло­ви­ях. Она сыг­ра­ла огром­ную роль в борь­бе с воз­ник­ши­ми то­гда раз­де­ле­ни­я­ми.

В но­яб­ре 1927 го­да неко­то­рые из со­ло­вец­ких епи­ско­пов на­ча­ли бы­ло ко­ле­бать­ся в свя­зи с иоси­ф­лян­ским рас­ко­лом. Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он су­мел со­брать до пят­на­дца­ти епи­ско­пов в ке­лии ар­хи­манд­ри­та Фе­о­фа­на, где все еди­но­душ­но по­ста­но­ви­ли со­хра­нять вер­ность Пра­во­слав­ной Церк­ви, воз­глав­ля­е­мой мит­ро­по­ли­том Сер­ги­ем.

«Ни­ка­ко­го рас­ко­ла!— воз­гла­сил ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он.— Что бы нам ни ста­ли го­во­рить, бу­дем смот­реть на это, как на про­во­ка­цию!»

28 июня 1928 го­да вла­ды­ка Ила­ри­он пи­сал сво­им близ­ким, что до край­ней сте­пе­ни не со­чув­ству­ет всем от­де­лив­шим­ся и счи­та­ет их де­ло неосно­ва­тель­ным, вздор­ным и крайне вред­ным. Та­кое от­де­ле­ние он счи­тал «цер­ков­ным пре­ступ­ле­ни­ем». по усло­ви­ям те­ку­ще­го мо­мен­та весь­ма тяж­ким. «Я ров­но ни­че­го не ви­жу в дей­стви­ях мит­ро­по­ли­та Сер­гия и его Си­но­да, что бы пре­вос­хо­ди­ло ме­ру снис­хож­де­ния и тер­пе­ния»,— за­яв­ля­ет он. А в пись­ме от 12 ав­гу­ста 1928 го­да раз­ви­ва­ет свою мысль: «Вез­де пи­са­ны пу­стя­ки, кто на­про­тив пи­шет. Ка­кую шту­ку вы­ду­ма­ли. Он, мол, от­ступ­ник. И как пи­шут, буд­то без ума они. Са­ми в яму по­па­да­ют и за со­бой дру­гих та­щат». При этом он де­ла­ет за­клю­че­ние, что мит­ро­по­ли­ту Иоси­фу ни­че­го не до­ка­жешь, «хоть лбом об стен­ку бей­ся», что он, как до­пу­стив­ший грех от­де­ле­ния по зло­бе, оста­нет­ся до кон­ца жиз­ни при сво­их взгля­дах.

Мно­го тру­дов по­ло­жил ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он и для то­го, чтобы пе­ре­убе­дить епи­ско­па Вик­то­ра (Ост­ро­ви­до­ва) Гла­зов­ско­го, близ­ко­го по на­прав­ле­нию к иоси­ф­ля­нам. «Го­во­рить с ним не при­ве­ди Бог, — пи­сал вла­ды­ка в письме от 28 июня 1928 года.— Ничего слушать не хочет и себя одного за правого почитает”.

Несмотря на эту характеристику архиепископ Иларион добился того, что епископ Виктор не только сознал свою неправоту, но и написал своей пастве, увещевая ее прекратить разделение.

Интересно отметить, что архиепископ Иларион безбоязненно укорял агента ГПУ за нелепый союз власти с обновленцами. И в то же время он подавал ему мысль, что не лучше ли заключить союз с Православной Церковью и поддержать ее: это позволит настоящей и авторитетной Церкви признать власть Советов.

Хотя и не все было известно архиепископу Илариону о тогдашней церковной жизни, но тем не менее он не был равнодушным зрителем тех или иных церковных нестроений и бедствий, обрушившихся на православный народ. К нему обращались за советом и спрашивали, что нужно делать, чтобы в новых условиях политической жизни достигнуть умиротворения Церкви. Вопрос был очень сложный. И на него архиепископ Иларион дал весьма глубокий и проанализированный ответ, основанный на православных канонах и церковной практике.

Вот что написал он вопрошавшим в своем письме от 10 декабря 1927 года:

“Последние два года с лишком я не участвую в церковной жизни, имею о ней лишь отрывочные и, возможно, неточные сведения. Поэтому для меня затруднительно суждение о частностях и подробностях этой жизни, но, думаю, общая линия церковной жизни и ее недостатки, и ее болезни мне известны. Главный недостаток, который чувствовался еще и раньше, это отсутствие в нашей Церкви Соборов с 1917 года, т. е. в то самое время, когда они особенно были нужны, так как Русская Церковь не без воли Божией вступила в совершенно новые исторические условия, условия необычные, значительно отличающиеся от раннейших условий. Церковная практика, включая и постановления Собора 1917—1918 годов, к этим новым условиям не приспособлена, так как она образовалась в иных исторических условиях. Положение значительно осложнилось со смерти Святейшего Патриарха Тихона. Вопрос о местоблюстительстве, насколько мне известно, тоже сильно запутан, церковное управление в полном расстройстве. Не знаю, есть ли среди нашей иерархии и вообще среди сознательных членов Церкви такие наивные и близорукие люди, которые имели бы нелепые иллюзии о реставрации и свержении советской власти и т. п., но думаю, что все, желающие блага Церкви, сознают необходимость Русской Церкви устраиваться в новых исторических условиях. Следовательно, нужен Собор, и прежде всего нужно просить государственную власть разрешить созвать Собор. Но кто-то должен собрать Собор, сделать для него необходимые приготовления, словом, довести Церковь до Собора. Поэтому нужен теперь же, до Собора, церковный орган. К организации и деятельности этого органа у меня ряд требований, которые у меня, думаю, общие со всеми, кто хочет церковного устроения, а не расстройства мира и не нового смятения. Некоторые из этих требований я и укажу.

1. Временный церковный орган не должен быть в своем начале самовольным, т.е. должен при своем начале иметь согласие Местоблюстителя.

2. По возможности во временный церковный орган должны войти те, кому поручено Местоблюстителем митр. Петром (Полянским) или Святейшим Патриархом.

3. Временный церковный орган должен объединять, а не разделять епископат, он не судья и не каратель несогласных — таковым будет Собор.

4. Временный церковный орган свою задачу должен мыслить скромной и практической — создание Собора.

Последние два пункта требуют особого пояснения. Над иерархией и церковными людьми витает отвратительный призрак ВЦУ 1922 года. Церковные люди стали подозрительными. Временный церковный орган должен как огня бояться хотя бы малейшего сходства своей деятельности с преступной деятельностью ВЦУ. Иначе получится только новое смятение. ВЦУ начинало со лжи и обмана. У нас все должно быть основано на правде. ВЦУ, орган совершенно самозванный, объявил себя верховным вершителем судеб Русской Церкви, для которого не обязательны церковные законы и вообще все Божеские и человеческие законы. Наш церковный орган — только временный, с одной определенной задачей — созвать Собор. ВЦУ занялось гонением на всех, ему не подчиняющихся, т. е. на всех порядочных людей из иерархии и из других церковных деятелей, и, грозя направо и налево казнями, обещая милость покорным, ВЦУ вызвало нарекания на власть, нарекания едва ли желательные для самой власти. Эта отвратительная сторона преступной деятельности ВЦУ и его преемника," так называемого Синода, с его соборами 1923— 1925 годов, заслужила им достойное презрение, доставив много горя и страданий неповинным людям, принесла только зло и имела своим следствием только то, что часть иерархии и несознательных церковных людей отстала от Церкви и составила раскольническое общество. Ничего подобного, до самого малейшего намека, не должно быть в действиях временного церковного органа. Эту мысль я особенно подчеркиваю, потому что здесь именно вижу величайшую опасность. Наш церковный орган должен только созвать Собор. Относительно этого Собора обязательны следующие требования.

5. Временный церковный орган должен собрать, а не подбирать Собор, как то сделано печальной памяти ВЦУ в 1923 году. Собор подобранный не будет иметь никакого авторитета и принесет не успокоение, а только новое смятение в Церкви. Едва ли есть нужда увеличить в истории количество разбойничьих соборов; довольно и трех: Ефесского 449 года и двух московских 1923—1925 годов. Самому же будущему Собору мое первое пожелание то, чтобы он мог доказать свою полную непричастность и несолидарность со всякими политически неблагонадежными направлениями, рассеять тот туман бессовестной и смрадной клеветы, которым окутана Русская Церковь преступными стараниями злых деятелей (обновления). Лишь только настоящий Собор может быть авторитетным и сможет внести успокоение в церковную жизнь, дать покой измученным сердцам церковных людей. Я верю, что на Соборе обнаружится понимание всей важности ответственного церковного момента, и он устроит церковную жизнь соответственно новым условиям”.

Только при соборности Церкви, как мыслил и утверждал архиепископ Иларион, произойдет умиротворение церковное и утвердится нормальная деятельность Русской Православной Церкви в новых условиях Советского государства.

Крестный путь его подходил к завершению. В декабре 1929 года архиепископа Илариона направили на поселение в Среднюю Азию, в город Алма-Ату, сроком на три года. Этапом он добирался от одной тюрьмы до другой. По дороге его обокрали, и в Ленинград он прибыл в рубище, кишащем паразитами, и уже больным. Из ленинградской тюремной больницы, куда его поместили, он писал: “Я тяжело болен сыпным тифом, лежу в тюремной больнице, заразился, должно быть, в дороге; в субботу, 28 декабря, решается моя участь (кризис болезни), вряд ли перенесу”.

В больнице ему заявили, что его надо обрить, на что Преосвященный ответил: “Делайте теперь со мной, что хотите”. В бреду он говорил: “Вот теперь-то я совсем свободен, никто меня не возьмет”.

Ангел смерти стоял уже у главы страдальца. За несколько минут до кончины к нему подошел врач и сказал, что кризис миновал и что он может поправиться. Архиепископ Иларион едва слышно прошептал: “Как хорошо! Теперь мы далеки от…” И с этими словами исповедник Христов скончался. Это было 15/28 декабря.

Митрополит Серафим Чичагов, занимавший тогда Ленинградскую кафедру, добился разрешения взять тело для погребения. В больницу доставили белое архиерейское облачение и белую митру. Покойного облачили и перевезли в церковь ленинградского Новодевичьего монастыря. Владыка страшно изменился. В гробу лежал жалкий, весь обритый, седой старичок. Одна из родственниц покойного, увидевшая его в гробу, упала в обморок. Так он был непохож на прежнего Илариона.

Похоронили его на кладбище Новодевичьего монастыря, недалеко от могил родственников архиепископа, а впоследствии Патриарха Алексия.

Кроме митрополита Серафима и архиепископа Алексия в погребении участвовали епископ Амвросий (Либин) Лужский, епископ Сергий (Зенкевич) Лодейнопольский и еще три архиерея.

Так отошел в вечность этот богатырь духом и телом, чудесной души человек, наделенный от Господа выдающимися богословскими дарованиями, жизнь свою положивший за Церковь. Его смерть явилась величайшей утратой для Русской Православной Церкви.

• Главная
• Молитвослов
• Псалтирь
• Акафисты ко Господу и праздникам
• Акафисты ко Пресвятой Богородице
• Акафисты русским святым
• Акафисты святым
• Акафисты прочие
• Аудио Акафисты
• Каноны ко Господу и праздникам
• Каноны ко Пресвятой Богородице
• Каноны русским святым
• Каноны святым
• Каноны прочие
• Аудио каноны
• Триодь
• Молитва по соглашению
• О поминовении ближних
• Технологии
• Написать письмо
• Помочь